Игорь состроил важную гримасу, откашлялся и заговорил высоким неестественным голосом:

– Посмотрите на эту старинную усадьбу, а точнее, одноэтажный домишко. Без памятной доски вряд ли вы обратили бы на него внимание. Ни колонн, ни балкона – ничего, кроме еле заметных финтифлюшек над окном. Ба, да здесь жил сам Лев Толстой! А вот работал ли? Ему было всего двадцать два года. Он ни в чём себе не отказывал: поигрывал в картишки, пропадал на светских тусах и мечтал о карьере. Нормальная жизнь парня, которому не нужно думать о том, как прокормить себя и семью.

Компания молчала. С одной стороны, Игорь говорил всё правильно. Но небрежный тон и искривлённые усмешкой губы вызывали неприятные чувства.

– Ну да, дело молодое, – подал голос молчавший до этого худой смуглый мужчина с намечающейся лысиной, – главное ведь не то, каким он был в молодости, а кем стал потом. Не спился и не проигрался в пух и прах. «Войну и мир» написал, в эпилоге про этот домишко упомянул.

– Правильно, Макс, – подхватила Наташа, – ошибки молодости исправляются старостью.

– А ошибки старости? – спросил Игорь, разглядывая женщину. Наташа покраснела и умоляюще посмотрела на Льва.

– С точки зрения истории, ошибок не существует. Есть только причины и следствия, – весело воскликнул Лев.

– А с точки зрения справедливости ошибки существуют. И есть такие, которые не прощают, – отрезал Игорь.

– И какую же такую непростительную ошибку совершил Лев Николаевич Толстой, живя в этом доме? – воскликнул Сергей.

– Слышь, Брежнев, я не с тобой разговаривал, – вспылил Игорь.

Он достал сигарету, закурил, выпустил дым в сторону опешившего Сергея, процедил: «Смотри у меня» – и вразвалку двинулся по переулку.

«Рокер» шёл, не оглядываясь, и вскоре затерялся в толпе. Лев решил, что парню надоела прогулка с незнакомыми людьми, ещё и старше лет на десять.

Глава 3

– Я требую объяснений, Лев! – сверкая карими глазами и сдвинув кустистые брови, возмущался Сергей. – Что это за маргинал? Я не могу поверить, что он занимался у твоего отца! С чего ты вообще это решил?

Компания плотно обступила Льва. Прохожие недовольно обходили их по проезжей части, протискиваясь между припаркованными машинами. Лев Евгеньевич привычно запустил пятерню в копну светлых волос, собрался с мыслями и рассказал, где и как познакомился с Игорем.

– Ну какой ты наивный, Лёвка! Как верил всем в детстве, так до сих пор и живёшь в своём идеальном мире! – засмеялась Наташа и замахала руками. Потом собрала длинные каштановые волосы в высокий хвост. Кудрявые пряди прилипли к щекам Натальи – жара становилась невыносимой.

Женщина достала из сумочки платочек, аккуратно промокнула вспотевший лоб и виски. После этого продолжила:

– Это ж мафия! У них на кладбище всё схвачено! Я смотрела по телевизору. За каждым прикреплён участок. Они запоминают даты смерти, приходят в этот день на могилу и ждут родственников. Предлагают помочь, поухаживать, присмотреть. Не за просто так, конечно! А если видят, что стакан с водкой стоит, значит, уже ушли. Тогда просто выпивают за упокой души. Тоже отличный способ бесплатно наклюкаться. У тебя стакан не стоял, лампада не горела, цветов свежих не было. Вот он тебя и ждал.

– Ну Натаха, ну Агата Кристи, – пробасил Славик. Его зычный голос совершенно не вязался с мальчишеской жокейской фигурой.

Лев виновато улыбнулся. Похоже, Наташа права.

– А согласился приехать, потому что хотел на халяву выпить и закусить. Он же понимает, что после прогулки мы проголодаемся и отправимся в кафе, а, может, даже и в ресторан! – подняв указательный палец, закончила Ната.

Все закивали. На женщину смотрели одобряюще, на Льва – снисходительно.

– Да, Лёвка наш не меняется! – хмыкнул Максим. – Помните, как он месяц делал домашку за Петрова, потому что тот, якобы, терял зрение, и врачи прописали ходить дома в повязке на глазах?

– А как он помогал какой-то соседке крутить бумажные цветы для дома престарелых, а потом узнал, что она их продаёт у метро? – подхватила, смеясь, Наташа.

– Так, – оборвал её Сергей, – объяснение про мафию могильщиков кажется правдоподобным. Хорошо, что мне удалось вывести его на чистую воду так быстро. Я сразу почуял фальшивку. Пренеприятнейший тип!

– Конечно, конечно, Серёженька, ты у нас самый умный, – заколыхалась всем телом Катя, крупная женщина в соломенной шляпе и с веером. Она игриво послала ему воздушный поцелуй.

Сергей кашлянул, приосанился, посмотрел на часы и скомандовал:

– Двигаемся дальше!

Перейдя дорогу, они растянулись по Плотникову переулку. Вскоре показалась бронзовая спина Окуджавы. Арбат. Дойдя до монумента, остановились.

– Отец мне говорил, что убрал бы из композиции стол и скамейки, – щурясь от солнца, сказал Лев. – Когда видел очередную пьянку за спиной Булата Шалвовича, подходил и просил уйти. И ведь вставали и уходили.

Двинулись дальше. Как флагманский корабль, Лев разрезал своей внушительной фигурой многоликий и разноголосый поток туристов, ведя за собой всех остальных. Пройдя фонтан с золотой Турандот, завернули налево и углубились в любимые Евгением Фёдоровичем старинные московские улочки. Унылые многоэтажки здесь с завистью поглядывали на отреставрированные небольшие домики.

– Как можно было построить безликую коробку рядом с таким образцом изящества? – возмущалась Ольга, нацелив объектив камеры на нарядный фасад одноэтажной усадьбы.

В поисках лучшего ракурса женщина носилась как заведённая, присаживаясь на колени и почти ложась на асфальт.

– Какие прелестные головки! Ребята, посмотрите, какой орнамент! Мне нужно утащить цветочную идею в свой проект!

– Оля, догоняй! – крикнул Славик.

Неожиданно из-за угла особняка, шатаясь, вышел бомж, на ходу застёгивая ширинку и улыбаясь пьяным беззубым ртом.

– Шрайбикус! Хошь попозирую за бутылку?

Женщина взвизгнула и побежала, радуясь, что пришла на встречу в кроссовках.

– Да уж, Арбат – район контрастов! – На коротко стриженных волосах Ольги блестели капельки пота. – Смотрите! Вот исторический особняк – а через дорогу музей эротики! Как вам? По улице впереди вас может идти заслуженный артист из Вахтанговки, а навстречу – банда бомжей и попрошаек!

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Максим, – со времён Пушкина и Вяземского Арбат сильно изменился. Впрочем, как и мы с вами не похожи на их современников. Но сокровища прошлых веков всё же сохранились.

– Конечно, ведь их захапали себе различные посольства, – язвительно заметил Славик.

Жара усиливалась. Компания шла всё медленнее, всё неохотнее общаясь. Иногда молча останавливались у какого-нибудь особняка полюбоваться лепниной или прочесть надпись на табличке. Дошли до музея Скрябина, повернули к Щуке¹ и через неприметную арку вышли на Новый Арбат.

От раскалённой плитки поднималось марево, словно друзья очутились в хаммаме. Хотелось спрятаться в тень, но её тут не было. В рядок стояли хилые пыльные деревца, похожие на муляж. Нырнув в едва ощутимую прохладу подземного перехода, перешли на другую сторону и вышли к Борисоглебскому. Памятник, к которому они направлялись, виднелся издалека: сидящая со сложенными руками, будто задумавшаяся, женщина. Встав около дома под табличкой «В этом доме с 1914 по 1922 г. г. жила Марина Цветаева», компания устремила взгляды на поэтессу.

– Бедная, – вздохнула Ирина, прижимаясь к мужу Толику. – Столько пережить! И как правильно её изобразили именно такой: уставшей, измученной, грустной.

– Катюша, твоя очередь! – сказал Толик.

Катюша обмахивалась веером и шумно сипло дышала.

– Братцы, я еле жива! Давайте кто-нибудь другой!

Все хором запротестовали. Катя сделала долгий глоток воды, охнула ещё пару раз и красивым мелодичным проникновенным голосом начала:

Мне нравится, что Вы больны не мной.

Мне нравится, что я больна не Вами.

Что никогда тяжёлый шар земной

Не уплывёт под нашими ногами…

Катерина читала нараспев строчку за строчкой, прикрыв глаза и помогая себе руками. Некоторые прохожие останавливались, завороженные её голосом. Наградой ей было дружное «Браво!» и долгие аплодисменты, как только она произнесла заключительное

За то, что я больна – увы! – не Вами².

Казалось, у всех открылось второе дыхание. Бодрым шагом дошли до Гнесинки. Но здесь женщины взмолились: «Ну дайте нам немного передохнуть!»

– Чуть-чуть до «Полтавы»³ осталось, – рыжеволосый вихрастый Толик потряс рукой в сторону ряда домов через дорогу.

– Я не помню ни одной строчки, умираю от жажды, – замахала руками Наташа.

Друзья купили воды в магазинчике. Посидели на скамейках, слушая рулады, раздававшиеся из открытых окон академии. Несколько раз Ира с Толиком предлагали завершить маршрут: им ещё на дачу к детям. Но Лев, смеясь, потребовал прекратить бунт на корабле. Кряхтя, отдуваясь и ворча, компания поднялась и отправилась в путь. Потолкавшись в толпе гуляющих на Патриарших, преодолев ещё пару поворотов, они наконец вышли на Большую Садовую и остановились возле дома 302-Бис.

Лев развёл руки в стороны и воскликнул: