– Очень просто. Выследили нас и вышли прямиком на Сергея Николаевича. И сейчас та же история может повториться. Мы отправимся к Самсонову и потащим за собой «хвост».

Андрей вздохнул.

– В общем, так, – сказал он. – Я привёз вам письмо от Сергея Николаевича. И это пока всё, что можно сделать.

Письмо было длинное – на четырёх страницах. Строчки прыгали, и не все слова можно было разобрать с первого раза – Самсонову, наверное, было мучительно трудно писать. Он сообщал о том, что жив, и извинялся за свою «смерть» год назад, добавляя, впрочем, что я должен его понять. Ещё он писал, что прятаться больше не намерен и хочет возродить свою программу «Вот так история!», вновь собрав съёмочную группу – меня, Светлану, Дёмина. И меня из Вологды, как оказалось, он вызвал по этой самой причине. К сожалению, писал дальше Самсонов, полученные им ранения не позволят ему осуществить свой план немедленно, поэтому он очень рассчитывает на меня. Я должен выйти на Светлану и Дёмина и заняться подготовкой к съёмкам новых сюжетов, никому ничего не объясняя до поры. Первые выпуски программы, сделанные нами самостоятельно, должны будут стать подготовкой к возвращению Самсонова – таков был его план.

Я дочитал письмо и понял, что на ближайшее время моя жизнь расписана чётко: Самсонов жив, он хочет вернуться, и я должен помочь ему сделать это.

Письмо Андрей у меня забрал и тут же сжёг, воспользовавшись зажигалкой. Я попытался протестовать, но Андрей сказал, глядя на меня сверху вниз:

– Никто не должен знать о том, что Самсонов возвращается. И о том, что он жив, тоже.

Помолчал и сказал после паузы:

– Даже Светлане и Дёмину вы не имеете права ничего говорить.

– А как же…

– Это просьба Сергея Николаевича, – отрезал Андрей.

Значит, были у Самсонова причины сохранять всё в тайне.

2

В тот же день, ближе к вечеру, я дозвонился до Светланы.

– Женя? – обрадованно воскликнула она. – Ты откуда звонишь?

– Я в Москве.

– Немедленно приезжай ко мне! Адрес ещё помнишь?

– А как же!

Когда она открыла мне дверь своей квартиры, мне показалось, что и не было последних двенадцати месяцев – Светлана нисколько не изменилась и оставалась такой, какой я и помнил её всё это время.

– Как я по тебе соскучилась! – сказала она, привлекла к себе, поцеловала и обняла так, как обнимает мать своего надолго пропавшего сына.

В квартире, кроме Светланы, обнаружился незнакомый мне мужчина. Он был невысок ростом и круглолиц, держался уверенно.

– Познакомься, – сказала Светлана. – Дмитрий Алексеевич.

Она несколько смутилась, представляя мне круглолицего, и это сразу всё объяснило.

– Просто Дима, – поправил её мужчина.

Я не испытывал к нему неприязни, но мне представлялось, что этот самый Дима вторгся на чужую территорию – не на мою, а на территорию Самсонова – и это, наверное, отразилось на моём лице, потому что через пару минут, когда мы остались наедине со Светланой, она сказала, старательно глядя куда-то в окно:

– Мы познакомились с ним месяц назад. Он артист.

Не может молодая и красивая женщина скорбеть вечно. Жизнь возьмёт свое – рано или поздно. Но вся штука была в том, что Самсонов жив. И я не был уверен, что, знай об этом Светлана, она позволила бы находиться рядом с собой этому самому Диме. Я посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Этот взгляд она истолковала по-своему. Вздохнула и сказала:

– Не будь жестоким.

Просила, чтобы я её не осуждал. И какое, впрочем, я имел право осуждать?

– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.

Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама всё для себя решит.

– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?

Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто изумление.

– Та-а-ак, – протянула она, наконец. – Значит, созрел?

Я пожал плечами, не желая ничего объяснять. Не скажешь же ей, в самом деле, что на это меня подвигнул сам Самсонов. К тому же её сарказм был мне понятен. На протяжении этого года Светлана несколько раз звонила мне, предлагая поучаствовать в возрождении программы, а я всё время отказывался, находя тысячи причин, хотя настоящей была одна-единственная: я считал, что в прошлое невозможно вернуться. Может получиться очень похоже, но так, как было – никогда.

– А почему бы и нет? – сказал я. – Соберёмся вместе – я, ты, Дёмин – и будем снимать. Думаю, получится неплохо.

Светлана засмеялась и обняла меня.

– Ты просто чудо, Женька! Я так счастлива, что ты снова готов работать! Я верила, что когда-нибудь это обязательно произойдёт.

И опять засмеялась – каким-то своим мыслям.

– И Алекперов предлагал мне вернуться к нашей программе, – сказала она. – Звонил пару раз и говорил об этом открытым текстом.

– Он же собирался заниматься этим самостоятельно! Нашёл себе нового ведущего, этого… как его… Горяева.

При упоминании о Горяеве Светлана махнула рукой и так скорбно посмотрела на меня, что я понял: с Горяевым большие проблемы.

– Они сделали три выпуска программы, – сказала она. – И все три оказались провальными.

– Я что-то ни одного не видел.

– Это были пилотные выпуски для просмотра в узком кругу. Отсняли три выпуска, показали их Алекперову, и тот схватился за голову.

– Неудачные?

– Не то слово, Женя. Полное фиаско. Горяев пробкой вылетел с телевидения. Алекперов наконец увидел то, что мы обнаружили гораздо раньше. Ты помнишь этот горяевский сюжет с кошельком на верёвочке?

Я засмеялся. Прошло время, целый год, а тогда нам, конечно, было не до смеха.

– Всё встало на свои места, – сказала Светлана. – И нам снова предлагают работать.

– Как ты себе это представляешь?

– Соберёмся втроём – я, ты, Дёмин…

– А где он, кстати? Я ничего не слышал о нём.

– У него были серьёзные неприятности. Его несколько месяцев вызывали на допросы, пытались повесить на него хищения и незаконные валютные операции, но ничего, кажется, не смогли доказать. Теперь он администратором у какой-то завалящей эстрадной группы. Я думаю, он согласится поработать, если мы ему это предложим.

– А мы предложим? – осведомился я.

– Да.

Она искренне хотела возродить нашу группу. По человечку. По кусочку. И ради этого готова была принять и Дёмина, с которым у неё никогда не было особой любви.

Появился Дима.

– И вот Дима ещё, – сказала Светлана, продолжая наш разговор.

Я с сомнением воззрился на её протеже.

– А что, товаг'ищ, вы с чем-то не согласны? – демонстративно не выговаривая «р», осведомился у меня Дима. – Попг'още надо быть, батенька, попг'още!

И он посмотрел на меня лукавым взглядом. Как он был сейчас похож на Ленина – речью, жестами! Перевоплощение, свершившееся в секунду, совершенно меня покорило. Я засмеялся. И Светлана засмеялась тоже.

– Он кого хочешь может изобразить. Я ещё не знаю, как нам это использовать, но что-то должно получиться, я уверена.

– Ну, допустим, – признал я.

– Димины друзья тоже могли бы принимать участие в съемках, – продолжала она. – Ну, а с техническим персоналом и вовсе не будет проблем.

– И ещё деньги, – напомнил я. – Алекперов ведь авансом не даст ни копейки. Он заплатит только за программы, стопроцентно готовые к выходу в эфир.

– Да, – подтвердила Светлана. – Но мы ничего не будем у него просить. Деньги есть.

– Откуда?

Моё изумление было совершенно неподдельным. На съёмки требовались большие суммы. Тысячи, десятки тысяч долларов. И я никогда не ведал о существовании у Светланы таких денег.

– Я продала дом.

Тот самый, самсоновский, понял я.

– Я всё равно не смогла бы там жить.

Продала дом, получила кучу денег, но осталась жить в своей старой квартире. Все деньги вложит в возрождение самсоновской программы – лучший памятник бывшему мужу. Я заглянул Светлане в глаза и понял, что всё именно так и есть. Она продолжала его любить, неистово и безоглядно. Как человек он был к ней жесток. Но она любила его не за это злое и тёмное, а за его талант.

– Где ты сейчас? – спросила Светлана.

Я пожал плечами.

– Можно сказать – нигде. Из налоговой полиции ушёл сразу, едва в тот раз вернулся в Вологду. Устроился к приятелю на фирму, а всё равно как-то так…

Я неопределённо развёл руками.

Светлана понимающе-печально улыбнулась. И я, и она жили в этот год воспоминаниями. Наша жизнь и наша работа тогда, при Самсонове, и были тем главным, что потом вспоминается всю жизнь. Всё, что после – слишком суетно и мелко.

– Женился?

– И развёлся, – буркнул я.

Брови Светланы поползли вверх.

– Ничего не получилось. Я думал, что всё забудется, а оказалось – на беде счастья на выстроишь. Между мной и Мариной всё время стояли Самсонов и Саша, муж её покойный. Мы никогда не говорили об этом вслух, но оба чувствовали одно и то же.

Одно и то же – это наша вина, и это не давало нам обоим покоя.

Светлана взъерошила мне вихры. Показывала, что не держит на меня зла и вообще не считает меня виновным в случившемся год назад. Если бы она знала, что год назад ничего и не было!

– Я позвоню Алекперову, – сказала она, уводя меня от тяжелых воспоминаний. – Договорюсь о встрече.

---