Ничего нельзя было сделать не только у нас, за границей тоже. Несколько лет назад Илья, собрав все имеющиеся деньги, отправил сына в Германию. Немецкие врачи тоже не обещали чуда, но здоровье сына после лечения заметно улучшилось.

Все понимали, что улучшение ненадолго, и Гена тоже, но сын тогда повеселел и даже сделал то, чего Илья от него совсем не ожидал, – разошелся с Ниной.

Поступок был отвратительный. Не столько потому, что поменять женщину, с которой прожил десять лет, на более молодую некрасиво само по себе, сколько потому, что Нина долго, самоотверженно и преданно за ним ухаживала.

Люба сноху недолюбливала, выискивала в Нине недостатки. Находила, конечно. В каждом человеке можно найти недостатки, если постараться.

– У нее опять новое пальто! – зло сжимала губы Люба.

– Она бизнесмен, ей нельзя плохо выглядеть, – пытался заступиться за сноху Илья. – На переговоры надо являться в подобающей одежде.

Получалось только хуже.

– Она думает об одежде!.. Не о Гене, а об одежде! О переговорах!

Люба начинала плакать, Илья молча ее обнимал.

Нине приходилось думать о делах, потому что семью содержала она. Илья, конечно, совал сыну деньги, оторванные от скромной профессорской зарплаты и двух пенсий, его и Любиной, но суммы были явно недостаточными.

Сын деньги брал.

Когда встал вопрос о лечении за границей, Илья и Люба продали дачу.

Если бы не эта проданная дача, после развода с Ниной Гене совсем не на что было бы жить.

Люба отпила чай, поставила чашку на журнальный столик.

– Померь давление, – посоветовал Илья.

– Не хочу!

Он принес тонометр, сунул руку жены в манжету. Давление оказалось повышенным, но не слишком.

Как ни странно, новая Генина подруга не вызывала у Любы явного неприятия. Люба смотрела на новую сноху как на не очень умного ребенка и совсем ее не обсуждала.

Илья сына не понимал. Не только потому, что поменять умную преданную Нину на пустышку Юлю казалось ему чем-то просто ненормальным, но и потому, что он, не считая себя хорошим психологом, не мог не видеть того, чего не замечали жена и сын. Юля была не только неумной, она была злой и хитрой.

Впрочем, может быть, тогда он просто себя в этом убедил, потому что Нина ему нравилась.

Нина нравилась, а Юлю он с трудом выносил.

О том, что Юля действительно наглая и бессердечная, он узнал позже.

– Я позвонил Нине, – сказал Илья, стараясь поймать глаза жены.

Она равнодушно кивнула.

– Хочешь послушать музыку?

В последнее время слушать музыку стало любимым Любиным занятием. Она включала что-то симфоническое и блаженно закрывала глаза. Илья подозревал, что под звуки фортепьяно жена попросту дремлет.

Сам он к классической музыке был совершенно равнодушен и с удовольствием послушал бы что-нибудь другое. Какие-нибудь старые советские песни.

А еще лучше совсем ничего бы не слушал, потому что готовиться к лекциям с каждым годом становилось труднее, и времени на отдых в тишине требовалось больше.

– Не хочу!

Что еще предложить жене, Илья не представлял.

– Принеси мне трубку.

Он послушно сходил за трубкой городского телефона.

– Хочу позвонить Наталье.

– Какой Наталье? – не понял Илья.

– Нининой матери! – Люба поморщилась. – Странно, что ты ее забыл. Она же тебе так нравилась!

О том, что родители Нины ему симпатичны, Илья сказал лишь однажды, после первого знакомства. Спокойная дружелюбная пара ему действительно понравилась.

Больше он об этом не заикался, потому что жену положительная характеристика отчего-то возмутила. О причине Илья догадывался. Он и Наташа когда-то учились в одном институте и, конечно же, какое-то время пообсуждали и вуз, и современное состояние инженерного дела.

Люба такие разговоры терпеть не могла.

Илья ее понимал и жалел. Люба не работала с тех пор, как родился Гена, и в глубине души завидовала работающим женщинам. Особенно тем, кому их работа нравилась.

У нее было медицинское образование, она могла устроиться на работу в любой момент, но предпочитала сидеть дома. Илья понимал, выслушивать жалобы больных утомительно, и выстраивать отношения с коллегами утомительно, он только не понимал, почему у нее вызывают раздражение те, кому кажется утомительным сидеть дома.

– Наташа, это Люба, – сказала жена в трубку.

У нее совсем нет подруг, с тоской осознал Илья. Нет коллег, с которыми можно поговорить о пустяках и о чем-то серьезном.

У нее нет никого, кроме Ильи.

– Гена… Он умер.

Жена наконец заплакала.

Илья пошел на кухню, достал валидол. Сердце тянуло со вчерашнего дня, но он не знал, какие таблетки нужно принимать в таких случаях. От валидола, по крайней мере, вреда не будет.

Он не может позволить себе умереть, Люба останется совсем одна.

Телефон зазвонил не вовремя. Виктор собрал небольшое совещание, трое программистов, выполняющие разные части схемы, как обычно, переругивались, а он, как обычно, их мирил. На современном языке это называется решать вопрос.

– Витя, я ухожу, – быстро сказала в трубку Нина.

Так быстро и сухо она разговаривала, когда еще была для него никем. Собственно, она и сейчас была для него никем. Приятельницей с работы.

– Подожди минуту, – попросил он, а программистам сказал: – Все, ребята, расходимся.

Расходиться было рано, вопрос, по которому они собрались, окончательно решен еще не был, но он, не дожидаясь, когда парни выйдут, быстро прошел к кабинету Нины.

Она сидела на стуле в распахнутой куртке. На него посмотрела жалко и виновато.

– Что случилось? – он привалился спиной к косяку двери. – Плохо себя чувствуешь?

Когда-то она ему не нравилась. Неприязни не вызывала, но и симпатии тоже. Она была слишком деловая и суровая, словно не женщина, а робот, у которого нет никаких чувств, только заложенная внутри программа. Программа предполагала выполнение как можно большего количества работы.

Сейчас он затруднился бы объяснить, какие чувства она у него вызывает. То ли жалость, то ли что-то еще. Иногда она напоминала ему дворовую собаку, которую он по доброте душевной изредка подкармливал.

Впрочем, в Москве давно не было дворовых собак.

– Умер мой бывший муж. – Она отвела глаза и уставилась в стену.

На стене висел календарь с логотипом фирмы. Такие календари висели во всех офисах и никому не были нужны. Нужно прекратить их заказывать.

Он не стал выражать соболезнования. Он хорошо помнил тот вечер, когда она в первый и единственный раз к нему пришла.

Тогда он уже знал, что у нее тяжело болен муж и за любую работу она хватается, потому что ей нужны деньги. Тогда он ей уже сочувствовал.

К тому времени они уже были не просто коллегами, они стали компаньонами.

В тот вечер он позвонил ей, потому что случайно узнал, что завтра к потенциальным заказчикам приезжают конкуренты. Послушать, о чем пойдет разговор, было необходимо, и никто не умел ненавязчиво являться на такие мероприятия лучше Нины.

У нее был поразительный талант переговорщика.

Виктор тогда ехал домой, он очень устал и о проблеме говорил торопливо и неохотно, стараясь поскорее отключиться от служебных дел. Нина молча слушала. Она всегда слушала его внимательно и молча. Как он уловил, что с ней что-то не то, он не понимал до сих пор.

– Нин, ты слушаешь? – спросил тогда Виктор.

– Да, – сказала она и тут же поправилась: – Нет.

– Не понял. – Она молчала, и он, вздохнув, спросил. – Ты где?

– Не знаю.

– Тебя похитили? – он попытался свести все к шутке. Ему хотелось домой.

– Нет.

В тот момент она походила на робота гораздо больше, чем тогда, когда он считал, что она запрограммирована на бесконечную работу.

– Где ты находишься? – обреченно уточнил Виктор. – Дома? На улице?

– На улице. – Она помолчала, хихикнула и прочитала название улицы.

Он как будто видел, что улица ей незнакома и название она прочитала.

Она больше не казалась ему роботом. Черт знает кем она ему тогда показалась.

Он забрал ее с незнакомой улицы через полчаса. Она послушно ждала его, стоя у тротуара.

– Садись, – открыв дверь машины, велел тогда Виктор и повез ее к себе домой.

Теперешняя Нина напоминала ту, давнюю.

– Вставай, – велел он сейчас и тут же передумал. – Нет, посиди пока. Я пойду оденусь.

Она послушно ждала, пока он наденет куртку и запрет кабинет, а потом послушно шла за ним к его машине.

Как бездомная собачонка, которую приласкал временный хозяин.

Шел дождь, слабый, но холодный. Мелкие капли падали ей на волосы. Виктору хотелось поднять капюшон ее куртки, но делать это на виду у коллег он отчего-то не рискнул, как будто в этом было бы что-то интимное и не предназначенное для чужих глаз. Непонятно, отчего не рискнул, на мнение коллег ему было наплевать.

Да и коллеги не имели обыкновения глазеть в окна.

Сегодня из-за дождя детей на прогулку не выводили, и день казался более длинным, чем обычно. Дети визжали, прыгали, Маша легонько их одергивала. Как ни странно, дети ее любили, хотя сама она особых чувств к своим подопечным не испытывала. Она от них уставала.

О том, что дети ее любят, говорили родители. Впрочем, они могли и преувеличить.

Родители для Маши делились на две группы: одни были постоянно чем-то недовольны, другие, наоборот, перед ней заискивали.

---