Прощальный дар черно-белого бога

~ 2 ~

– В пиццерии «Два ежа» ешь без вилки и ножа, – пробормотал Никита, задумавшись, как правильно есть пиццу по этикету. Неужели руками?

На стол со стуком опустилось ведёрко со льдом. За ним последовали щипцы. Никита поблагодарил официантку, но она не торопилась уходить. Никита поднял на неё глаза.

– В жару люди становятся агрессивнее, – тонким дурашливым голоском произнесла она. – А детский алкоголизм страшнее безумства матери.

– Что? – просипел мужчина, смертельно бледнея.

На лице девушки мелькнула хищная, злотворная ухмылка.

– Что? – недоумённо спросила она обычным голосом. – С вами всё нормально?

Девушка наклонилась, озабоченно всматриваясь в лицо перепуганного мужчины.

– Счёт, пожалуйста, – шёпотом попросил Никита, отводя взгляд и пряча дрожащие руки под стол. – Заболел, наверное…

– Это грипп, – понимающе кивнула официантка и, словно в подтверждение, слегка шмыгнула носом. – Вспышка в городе. Вам больше ничего не нужно? Могу принести таблетку аспирина.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Никита, молясь, чтобы девица поскорее ушла.

Его трясло. Было всё труднее сдерживаться. Подцепив из ведёрка кубик льда, он быстро положил его в рот и с хрустом разжевал. Участливый взгляд официантки сменился на тревожный. Она отошла, размышляя, что могло так сильно испугать этого парня, похожего на похмельную версию Брэдли Купера. Он был привлекательным, но странным…

Вспышка!

Стандартная схема изнасилования…

Вспышка!

Никита достал из пачки сигарету и закурил. Огонёк зажигалки сильно дрожал. Зазвонил смартфон, и на экране высветилось имя: Леонид Замеров. Отец.

– Нет, папа. Нет, – прошептал мужчина и сбросил.

3

В назначенное время Никита позвонил в дверь Паши. Друг, по обыкновению, задерживался. Пытаясь скрыть раздражение, Никита принял приглашение его мамы и прошёл на кухню, чтобы подождать там. Очень бодрая для своих шестидесяти лет, Нина Викторовна обладала исключительным даром чрезмерного гостеприимства. Его результатами были: разнообразная еда в огромных количествах, нескончаемый поток сплетен и излишнее внимание к здоровью присутствующих. С едой всё было в порядке: вкусно, сытно, красиво, много… Другое дело – разговоры. Они заполняли собой каждую секунду – весь временной промежуток, начиная от первого шага через порог и заканчивая моментом, когда гостю удавалось покинуть пределы квартиры. Это утомляло до невозможности.

Вспышка!

Толпа седых младенцев…

Вспышка!

Никита чуть заметно вздрогнул. Проморгался. Потеребил мочку уха.

«Пранаяма» – вспомнилось ему давно забытое, а теперь вертевшееся на кончике языка слово. Дыхательная практика йогов. Нормальный вдох и резкий, акцентированный выдох. Эта техника согревала и бодрила, но, к сожалению, ненадолго. В памяти всплыло её описание: воздействие на некую шишковидную железу, которая влияет на циркадные ритмы – цикл «сон – бодрствование». Когда читаешь, это очень убедительно, но на практике бороться с усталостью оказалось гораздо сложнее.

Однако спать было нельзя. Никита закинул в рот сразу три подушечки мятной жвачки. Ментол освежает, а жевательные движения обманывают мозг: он активизируется, предполагая, что сейчас организм будет переваривать пищу. Поджелудочная железа выделяет инсулин, вызывающий чувство бодрости. «Сто один способ не заснуть» стал для Никиты, как «Отче Наш» для православных. Сидя на кухне, за обеденным столом, он выглядел растерянным. Как будто забыл, где находится и почему. Но морок прошёл, и взгляд снова стал осмысленным.

– А эта… Слышал, чего удумала? – тем временем продолжала тётя Нина. Она минут пять как что-то рассказывала. – Хочет к нам в квартиру прописать своего нового хахаля. Видела я его: ещё моложе, чем предыдущий… Временно, говорит. Чтобы ему на работу устроиться…

«Этой» Нина Викторовна называла свою невестку – бывшую жену Павла. Они расстались пару лет назад. Никита вспомнил, что женщины всегда были не в ладах.

– Вот ведь наглость-то какая! – тётя Нина возмущённо всплеснула руками. – Шантажирует! Говорит: «Митеньку не буду привозить на выходные»… Ему всего шесть годочков, ему бабушка нужна…

Вспышка!

Шестилетний беззубый гомункул с раздвоенным языком, который…

Вспышка!

Никита глубоко вдохнул и выдохнул. Пощекотал языком верхнее нёбо. Маленькие лайфхаки, как не провалиться в сон.

– …сучка! – закончила свой монолог тётя Нина и отвернулась к плите.

Зашипело кипящее в сковороде масло. Запахло жареным мясом. «Избежать кормёжки не удастся», – подумал Никита.

Тётя Нина, быстро стуча ножом по разделочной доске, что-то нареза́ла, бурча невнятные ругательства в адрес снохи.

Вспышка!

Звёзды одна за другой угасают в небе, и появляется чёрное солнце…

Замеров потёр воспалённые глаза, помотал головой и снова сделал вдох-выдох. Его организм бунтовал от варварского отношения к себе. Он посылал сигналы о помощи, возмущался, угрожал. Желудок сворачивался в тугой шипастый клубок, в сердце кололо, болела печень, кружилась голова…

– Скоро сдохнешь, падаль! – зло крикнула тётя Нина, не оборачиваясь. – А я из тебя жаркое Пашеньке сделаю! – и гаденько захихикала.

Никита не отреагировал: он уже привык к галлюцинациям.

В кухню тяжёлой поступью вошёл огромный немолодой сенбернар. Парень вжался в диван.

– Манс, – с облегчением выдохнул Никита. – Как поживаешь, старик?

Паша завёл собаку лет десять назад – по его совету. И ни разу не пожалел об этом.

Пёс ткнулся холодным мокрым носом в подставленную ладонь, обнюхал пустую миску и грузно лёг, тяжело дыша.

– Нормально он поживает, – отозвалась тётя Нина, вынырнув из омута внутренних переживаний. – Митенька в нём души не чает, играют постоянно. Митенька – вообще мальчик добрый. И умненький какой! Весь в отца пошёл… А эта…

Вспышка!

На столе появилась тарелка. На ней – кусок хлеба. Нож вынырнул из пустоты и ловко прошёлся по нему, оставляя слой плавленого сыра. Три дольки салями, колечко лука, кружок помидора, слой горчицы, сверху кусочек ветчины – казалось, бутерброд образовывался сам собой.

– Кушай, мальчик, – пододвинув тарелку, сказала тётя Нина. – Совсем ты исхудал, смотрю… В столовой, небось, питаешься? Там же не продукты, а одни химикалии. У меня на рынке знакомая есть, из деревни – свои овощи возит и мясо. Так что не сомневайся, ешь: всё свежее, натуральное… Где-то майонез ещё был, сейчас дам…

От вида еды Никиту замутило.

– Я к приходу Пашеньки вам супчик сварю, по-деревенски. А пока жуй бутерброд – замори червячка. Чаю будешь?

– А кофе есть? – еле выговорил Никита сквозь сжатые зубы. К горлу подступала желчь.

– Есть, конечно, – кивнула старушка. – Хороший, дорогой. Я-то сама кофе не пью: у меня сердце. А вот Пашка его вёдрами хлещет. Как сядет за свой компьютер – и всю ночь до утра по кнопкам тычет, курит без перерыва и пьёт, пьёт, пьёт… Всё здоровье через дым и кофе выпустит…

– Мне покрепче, – попросил Никита, увидев, что тётя Нина насыпала в кружку всего половину чайной ложки. – Или можно я сам?

– Сыпь сам, сколько нужно. А я чайник поставлю.

Вспышка!

Сомница ожила…

Над конфоркой щёлкнул пьезоэлемент, и зажёгся газ. Сверху с грохотом приземлился чайник. На столе материализовались: ваза с печеньем, тарелка с оладьями, нарезанный сыр и сахарница. Чайник почти сразу засвистел.

– Кушай, Никита. А я Пашеньке позвоню: скажу, что ты его ждёшь, – пусть не задерживается после работы. А то как засядет…

– Не надо, тёть Нин, – Никита покачал головой, отчего та сразу пошла кругом. – Паша знает, что я приду. Мы созванивались.

Но она раздражённо махнула рукой.

– Он мог и позабыть. Памятью весь в покойного отца пошёл, царствие ему небесное. Вроде помнит, а потом раз – и через минуту забыл. В голове одни микросхемы…

Тётя Нина ушла в зал, и оттуда послышался хруст старого дискового телефона: она набирала номер.

Сенбернар Манс приподнял огромную голову и вопросительно посмотрел на Никиту. Тот кивнул и поставил тарелку с огромным бутербродом на пол. Пёс слопал угощение в один присест, почти не жуя, осторожно скосил печальные глаза в сторону зала и снова развалился на полу. Тарелка вернулась на стол. Пёс уже давно служил утилизатором пищи, которая не вмещалась в друзей Павла. Без ведома гостеприимной тёти Нины, само собой.

Вспышка!

Констриктор слаб и разрушается…

Из зала доносились неразборчивые фразы. Тон старушки был нетерпеливым, но сдержанным.

Никита потёр онемевшее лицо, выплюнул в тарелку уже ставшую пресной жвачку, насыпал в кружку три полных ложки кофе, залил кипятком. Подумав, добавил ещё ложку кофе и принялся мешать. Голова кружилась от усталости и переутомления. Кофеин поможет на полчаса-час. А что дальше?

Вспышка!

Безумство крысы приведёт отчаянных на виселицу…

Вспышка!

И тела будут качаться во тьме целую вечность, пока не придёт мёртвый царь и не устроит трапезу на месте казни…

Вспышка!

Никита сделал большой глоток, не замечая, что горячий кофе обжигает горло. Голоса отступили, оставив какой-то гул в голове и тошноту. Он сделал ещё глоток, не чувствуя вкуса, и повернулся. В дверном проёме стояла Нина Викторовна. Её рот был широко открыт, и оттуда показался язык – длинный, влажный, цвета перезрелой вишни. Он свисал до самого пола.

Вспышка!