Когда все прихожане покидали церковь, я осторожно пробрался к ящику. Там лежал молоденький паренек лет двадцати двух от роду. В белой рубашечке, черных брюках и таких же черных туфлях. Казалось, он спал. Но я знал правду. Ведь это был я. Вернее, мое тело. Сам я стоял рядом, не видимый никем и совершенно не представляющий, что делать дальше.
Когда все произошло, и я очутился возле своего тела, лежащего в странной позе, то первым ощущением было следующее. Какого, блядь, хуя?!
Да. Не было всяких ангелов, демонов, лучей света, лестниц, небесных врат и жарких дыр в земле, откуда слышатся крики грешников. Только крики моих друзей, бегущих ко мне со всех ног, и моя обалдевшая душа, взирающая на это безобразие. Казалось, только вчера я слушал музыку, мечтал о концерте Decapitated, размышлял над тем, как бы подкатить к Зайке и предаться с ней постыдной любви в комнате ее непутевого брата. А теперь я стою в виде духа и смотрю за тем, как мое тело выносят из церкви.
От грустных мыслей меня отвлекла музыка, раздавшаяся в тишине церковного зала. Мелодия была настолько прекрасной и чистой, что даже моя неформальная сущность радостно улыбнулась, услышав первые аккорды. В центре возник большой круг из ослепительного и сияющего света. В нем стоял неизвестный мне мужчина в белой сутане и с удивительными глазами. Он протянул мне руку и ухмыльнулся.
– Что стоишь? Пошли.
– Куда? – оторопело спросил я, почесывая голову и стараясь не задеть резинку, стягивающую хвост моих волос.
– Определять твою судьбу, Збышек, – мужчина строго посмотрел на меня и вновь улыбнулся. Его синие глаза были такими добрыми, что по всему телу разлилась блаженная истома.
– Круто. Вы и мое погоняло знаете. А вы собственно кто?
– Проводник твой.
– Погоди. Так ты Петр? – удивился я в который раз, и не слишком вежливо перешел на «ты». – Стоишь у райских врат и решаешь, кто туда войдет?
– Можешь и так меня называть. Я не против. Только одна просьба. Нам надо поторопиться. Меня ждут в других местах, – Петр повелительно скрестил руки на широкой груди и замер, ожидая, когда я войду в круг.
– Ладно. Поехали, – хмыкнул я и пошел к нему.
– В путь, Збышек, – мужчина закрыл глаза и что-то пробормотал. Появившийся словно из ниоткуда ветер, ласковый и теплый, подхватил меня и понес к небесам, которые виднелись сквозь дивную дыру в потолке церквушки.
Я не знаю, сколько времени занял полет, но ощущения от него были крайне приятными и даже волшебными. Просто представьте самые милые моменты, которые вы можете пережить снова, и все они будут в самых ярких и сочных деталях. Будто вы первый раз пробуете на вкус губы того человека, который вам нравится. Или впервые прыгаете с парашютом. Эйфория, оргазм, счастье. Есть много синонимов, и каждый идеально подходит к этому полету. Но любой полет рано или поздно имеет обыкновение заканчиваться. Так случилось и в этот раз.
Я поднялся с колен и с удивлением осмотрелся.
Повсюду раскинулись величавые белые облака, похожие на большую пуховую перину, на которой так сладко спать и предаваться любви с девами. Яркое солнце заливало все пространство своим ласковым светом. Только свет не слепил. Он был теплым и нежным, как прикосновение к щеке любимого человека. Я постоял еще немного, просто закрыв глаза и наслаждаясь покоем, пока меня не окликнул знакомый голос.
– Збышек. Иди сюда, – велел Петр. Я, открыв глаза и поморщившись от того, что так быстро все закончилось, направился к нему. Мужчина сидел на белоснежном облачке, очень сильно похожем на стул. Рядом с ним парила гигантская книга в желтой обложке.
– Что это за талмуд? – спросил я, подходя ближе.
– В эту книгу записываются дела и поступки всех людей на свете, – весомо заявил Петр, раскрыв книгу. Когда он это сделал, я заметил, что на обложке красивым почерком выведено одно слово. «Летопись».
– Летопись? – спросил я, присаживаясь на пол, который был таким же мягким, как и все вокруг.
– Летопись всего, что деялось на свете.
– Круто. Маловато деялось, значит, раз книга не такая и большая.
– Это твоя летопись, Збышек.
– Ну, все. Ебануться и задохнуться, – ругнулся я, совершенно забыв, где нахожусь. Петр нахмурился, но промолчал, перелистнув пару страниц.
– Так, посмотрим, – пробормотал он, погрузившись в чтение. Я не мешал ему, решив осмотреться по сторонам. Прямо за спиной Петра мерцали золотым светом диковинные ворота с маленькими фигурками ангелов на вершине. Однако за ними не было райских кущ и тысяч праведников, сидящих на зеленых лугах и наяривающих праведный фолк на флейтах. Там, как и везде, были сплошные облака.
– Это и есть Рай? – спросил я, когда сидеть в тишине попросту надоело.
– Нет, – ответил Петр, не отрываясь от книги. – Ты на Пороге Райских Врат.
– Час от часу не легче. А где же ангелы, небесное воинство, праведники и сисястые бабы в одном исподнем?
– За Вратами.
– Я смотрю, ты на разговор не настроен, – кисло заметил я. Мужчина хмыкнул и поправил над головой маленький золотой ободок, который переливался всеми цветами радуги.
– Сейчас узнаем, стоит ли с тобой разговаривать вообще, – заметил Петр, подняв на меня синие глаза.
– А там случайно не указано, что я однажды в бабушкин шерстяной носок спустил? – смущенно спросил я. – Клянусь, бес попутал, Петр. За это меня не сошлют же в Ад?
– Указано. И не только это. Как тебе вообще это в голову пришло? – удивился Петр, потерев переносицу пальцами.
– Захотелось новых ощущений. Ты, небось, сам и не пробовал?
– Мне это незачем.
– Ты много потерял, – кивнул я, раздвигая руками облака. Внизу раскинулась далекая Земля, на которую я больше никогда не вернусь. Наверное.
– Святые Мощи, – охнул Петр, с трудом сохранив равновесие на своем облаке. Его синие глаза буквально метали молнии, а губы шевелились, избегая еврейских проклятий – Носок был самым невинным, оказывается.
– Блин, Петр. Я же живой человек. Мне надо было поэкспериментировать. Годы в универе – самые славные в жизни любого человека.
– Картофельная кулебяка? – спросил привратник, массируя себе виски.
– Я был пьян, а любви неистово хотелось. Тепленько так было, – улыбнулся я далеким воспоминаниям.
– Подушка?
– Одиноко и холодно в походе, а Зайка не давала.
Петр потрясенно качал головой, перечисляя самые отвратные приключения из моей жизни:
– Пирожки, игрушечный паровозик, искусственная вагина из резиновой перчатки, бублик, учительница в седьмом классе средней школы в спортивном зале?
– Было дело. Может, опустим перечисление того, что я любил, и перейдем к другим пунктам?
– Я долго не смогу выкинуть это из головы. Последний раз такое было, когда Евронимуса привели для определения его судьбы.
– Евронимуса? – переспросил я, открыв рот. – Из Mayhem? Это же гуру антихристианского метала. Как его к вам-то занесло?
– Вне зависимости от человека, я обязан прочесть его Летопись и определить его судьбу. И уже исходя из этого, выносится решение – отправить душу в Рай, Чистилище или Ад. С Евронимусом было легко. Пара минут, и бесы его увели под белы рученьки. Насколько знаю, он сейчас работает на производстве кирпичей для строительства адских школ.
– Жестоко, – покачал я головой, но Петр уже погрузился в чтение моей Летописи. – Есть еще что-то?
– Есть, Збышек. Я даже не думал, что твоя душа настолько черна.
– Все по металу. Это философия. Смысл жизни для меня. Да и не так много там черноты.
– Распевание богохульных гимнов на еретических сборищах?
– Расслабься. Это просто метал-концерты. Я большинства песен-то не понимал.
– Осквернение святых символов?
– Каюсь, был грешок. Нервы расшатались. Вот и вбил крест в ногу одного из идиотов, что мешают проведению концертов. Уверен, что для блядских активистов вы отдельное облачко приготовите.
– Кто такие активисты?
– Гниды, которые именем Бога прикрываются. Как Ричард Львиное сердце. Только англичанин Иерусалим отвоевывал, а эти уебаны просто с жиру бесятся.
– Не ругайся. Ты на Небесах все-таки.
– Прости, Петр. Эмоции бурлят. Что там еще в обвинении? В большинстве вещей раскаиваюсь, – угрюмо буркнул я, понимая, что Петра это не убедит. Мужчина поцокал языком и перевернул очередную страницу.
– Гнев, чревоугодие, чревоугодие с извращениями, алчность, зависть, богохульство, сквернословие, – начал перечислять он, изредка бросая на меня красноречивые взгляды.
– Вот не надо тут смотреть на меня взором ментора, – скривился я. – Кто не без греха, пусть первым кинет в меня кал. Можно подумать, есть те, кто вообще не дрочил никогда, никому не разбивал едальник, не разил сладкую писечку три тысячи раз с половиной и не запивал портвейн дешевым лимонадом.
– Не кал, а камень, – мягко поправил меня Петр. – И да, есть такие праведные души, но грехи твои сильны.
– Знаю. Чего уж там.
– Трудный выбор предстоит мне сделать, Збышек. Для начала ты отправишься в Ад.
– Вот жопень! – перебил я мужчину, заломив руки. – Бесы будут с меня кожу снимать, кочергой жопку разрывать и насиловать мой рот шипованным страпоном? Может, я быстренько покаюсь? А? В кино работало.
– Нет. Надобно тебе узреть, что за грехи каждый сполна получает.
– Магистр Йода так же говорил, а в итоге помер в болотной трясине.
– Чудны слова твои, человек, – Петр хлопнул в ладоши, и в воздухе раздался странный, тяжелый гул. Привратник тут же пояснил. – Так шумят медные крылья демонов, когда являются они за душой черной.