Хуман, который в тот год учился в последнем классе старшей школы, утвердительно кивнул и отправился на тренировку по баскетболу. Пятнадцатилетний Кайвон пробормотал «Круто!» и, поцеловав мать в лоб, нацепил наушники своего кассетного «Уокмена», прибавив громкость. Мина разобрала пробивающуюся сквозь поролоновые шарики мелодию популярного хита британской группы «Тиэрз фо фиэрз».

«А ты, Мина?.. – проговорила Дария неожиданно севшим голосом. – Ты согласна соблюдать эти правила, чтобы я могла утолить… – Она повернулась к мужу. – Что я должна утолить, Парвиз?»

«Свое страстное желание», – подсказал отец, благосклонно кивнув.

«Ах да! Мое желание», – повторила Дария.

Прежде чем ответить, Мина посмотрела в карие глаза матери и подумала, что сейчас она выглядит непривычно робкой и уязвимой.

«Конечно, согласна». – С этими словами Мина забросила на плечи свой рюкзачок и отправилась в школу. Шагая по улице, она думала о торжественной речи отца и о просьбе матери соблюдать новые правила. Должно быть, для Дарии это было действительно важно: каждую субботу приглашать к себе подруг, чтобы вместе решать уравнения и задачи. И уже не в первый раз Мина задумалась, какими были бы ее родители, если бы они не перебрались из Ирана в Америку.

В тот же день вечером Дария подсела к телефону и, держа на коленях свою черную записную книжку, обзвонила всех подруг. Подруг у нее было больше десятка, но тратить субботние вечера на уравнения и формулы согласились только двое – Кавита и Юн-ха, такие же иммигрантки, как и сама Дария. С тех пор они втроем каждую субботу собирались в ее доме, пили чай и усердно занимались математикой. Правда, начинать им пришлось чуть не с самых азов, поскольку за прошедшие годы они многое позабыли, так что в первые полгода «математических посиделок» Мина даже кое-что понимала, однако мать и ее подруги «проходили» один учебник за другим, и вскоре задачи, которые они решали на своих субботних собраниях, стали для нее слишком сложны. Дария, правда, пыталась уговорить дочь не бросать занятия. «Посиди с нами, Мина-джан, – говорила она. – Я все тебе объясню, и ты увидишь, как прекрасна математика!» Увы, никакой особой красоты в уравнениях и формулах Мина не видела, поэтому старалась под тем или иным предлогом увильнуть от дополнительных занятий скучным предметом.

На очередное Рождество (которое никто из подруг не праздновал, поскольку Дария была мусульманкой, а ее подруги – индуисткой и буддисткой) Парвиз подарил каждой из них по электронному финансовому калькулятору с возможностью печати. Дария даже заплакала, когда открыла сверток и увидела маленькую машинку, снимок которой она несколько раз разглядывала в каталоге новинок. После этого субботние занятия сделались еще более продуктивными, так что два года спустя Дария подала заявление на вакансию кассира в местном отделении крупного банка. Мине она несколько раз говорила, как ей нравится вводить в калькуляторе разные цифры и получать правильный ответ, как приятно ей слышать жужжание, с которым появлялась из калькулятора бумажная лента с напечатанными на ней символами. В том, как складывались друг с другом числа, ей виделось нечто большее, чем действие строгих математических законов. Определенность и предсказуемость результатов позволяли ей с уверенностью смотреть в будущее семьи, создавая приятную иллюзию, будто этим будущим можно в какой-то степени управлять.

Допив чай, Мина достала из холодильника немного арахисового масла. Ее крошечная квартирка находилась в Верхнем Вест-Сайде неподалеку от кампуса Бизнес-школы Колумбийского университета. Дария была очень рада, что ее дочь избрала своей специальностью деловое администрирование и скоро получит степень магистра. Сама Мина хотела быть художником, но мать считала, что дети из семьи Резайи непременно должны получить востребованную, высокооплачиваемую работу. А поскольку Мине не нравились ни медицина, ни юриспруденция, ни прикладные науки, ей пришлось искать себя в бизнесе. Бизнес, впрочем, ей тоже не нравился. Да, она понимала, что члены семьи Резайи – как все иммигранты – должны сами заботиться о собственном благосостоянии, о престиже и, самое главное, о том, чтобы обеспечить свое будущее в чужой стране. А живопись – увы! – вряд ли могла служить достижению этих целей. Как говорила Дария, заниматься искусством означает стоять в старых туфлях на углу улицы, шмыгать от холода носом и надеяться, что тебя заметят. Искусство, добавляла она, пристало капризным, ветреным, непостоянным и ленивым. И оно, безусловно, не годится для дочери иммигрантов, покинувших родину, где растут лучшие в мире гранаты, ради того, чтобы строить новую жизнь в Америке.

Арахисовое масло Мина ела ложкой прямо из банки. Потом она убрала банку обратно в холодильник, где стояли аккуратные ряды пластиковых пищевых контейнеров, которые привезла ей мать в прошлый свой приезд. В контейнерах хранились салат оливье с цыпленком, нарезанный треугольниками открытый пирог с сыром и яйцами, отбивные в густом томатном соусе, долма в виноградных листьях, желтый плов с ягодами барбариса и кисло-сладкий фесенджан – мясные шарики в густом орехово-гранатовом соусе. Еды было очень много, ее могло бы хватить на неделю для двух таких, как Мина, но можно было побиться об заклад – не пройдет и трех дней, как Дария снова появится на пороге ее квартиры с двумя объемистыми сумками. Подумав об этом, Мина невольно улыбнулась. Ни при каких условиях она не могла бы съедать все, что привозила ей мать, до следующего ее приезда. С другой стороны, ни одно блюдо из ресторанов быстрого питания не шло ни в какое сравнение с тем, что приготовили умелые руки Дарии.

В машине Мина включила радио и настроилась на программу новостей. «Иран» упоминался исключительно в контексте «мирового терроризма», «нарушения прав человека», «исламского тоталитаризма» и прочих гнусностей. Ах, как хотелось ей хоть раз услышать, чтобы ее родную страну назвали «благодатным краем», «государством свободы и радости»!.. Но ее надежды были тщетны. В конце концов она не выдержала и переключила приемник на волну ретрошлягеров шестидесятых и семидесятых, попав на песню «Ты тот, кто мне нужен» из фильма «Бриолин», которую Джон Траволта пел вместе с Оливией Ньютон-Джон.

Впервые Мина услышала эту песню еще в Тегеране, когда ей и ее лучшей подруге Бите́ было по девять лет. Они танцевали под нее десятки раз – в гостиной, в кухне, на кровати в спальне, между розовых кустов в саду. Эту песню они включали где угодно, но только не на улице, где их могли бы арестовать. В те времена Мина мечтала выйти за Траволту замуж. Его фотографиями были увешаны все стены в ее спальне. Бита тоже повсюду носила с собой фотографию актера, пряча ее под головным платком. Контрабандную кассету они запускали сотни и сотни раз и тысячи раз клялись, что останутся подругами навечно, что бы ни случилось. С тех пор прошел, казалось, миллион лет.

Мина перестроилась на другую полосу, и водитель ехавшей следом машины раздраженно засигналил. Она понятия не имела, где теперь Бита. Вечная дружба продолжалась, пока в стране не произошла Революция и пока последовавшая война не вынудила одну из них бежать за границу. Вечная дружба закончилась тем, что одна из них стала американкой, а другая осталась жить, или, вернее, выживать, в Исламской республике с ее новыми жестокими порядками.

Мина повернула и выехала на мост, соединяющий Манхэттен и Квинс. Последнее письмо от Биты пришло через год-полтора после того, как семья Резайи переехала в Штаты. Тонкая прозрачная бумага письма была плотно обклеена стикерами «Потри и понюхай» с фруктовым запахом. Интересно, если она потрет их теперь, будут ли они по-прежнему пахнуть свежей летней клубникой и лимонами?..

Мина выключила радио.

Уперев руки в бока, мать ждала ее у входных дверей. Она была в розовом домашнем халате, а ее рыжие волосы были, как всегда, собраны в пучок на макушке.

– Я вижу, тебе уже лучше! – крикнула ей в окно Мина, въехав на подъездную дорожку.

– Да, только, пожалуйста, не целуй меня – я вся провоняла луком, – ответила мать, но Мина, выбравшись из салона, все равно чмокнула ее в щеку.

– Что ты сделала со своими волосами? – как всегда спросила Дария.

В гостиной Кавита и Юн-ха пили чай с пахлавой. Кавита была приземистой, полной женщиной с блестящими черными волосами и руками, загрубевшими от работы: в течение многих лет она отскребала ванны в отеле, расчесывала волосы дочерей и перекапывала неподатливую землю в крошечном садике своего дома в Джексон Хайтс, пытаясь выращивать цветы. Юн-ха была миниатюрной и худой. Она всегда очень хорошо одевалась и не пренебрегала косметикой – Мина еще ни разу не видела ее в туфлях на низком каблуке или без чулок.

Едва войдя в комнату, Мина сразу поняла, что настроение у всех троих приподнятое – очевидно, им удалось решить какую-то особенно сложную математическую задачу. Черные вьющиеся волосы Кавиты были в полном беспорядке, а насурьмленные глаза Юн-ха сверкали как алмазы. Увидев Мину, они по очереди обняли ее, расцеловали, дружески ущипнули за щечку и засмеялись.

– Сегодня мы решали кое-какие интегральные уравнения! – сообщила Кавита своим высоким голосом. – Ничего особенного, просто повторяли основы… Мы использовали метод интегрирования для расчета общих затрат на основе переменных издержек.

– Да, но мы также учитывать постоянные издержки! – вмешалась Юн-ха. По-английски она говорила быстро, слегка задыхаясь – совсем как спортсмен, который только что пробежал спринтерскую дистанцию, – но не очень правильно. – Не забывать, мы также учитывать фактор постоянные издержки!

---