Врач повернулась к ней, сделала паузу, словно обдумывая дальнейшие слова, и произнесла:

– Джона – один из таких детей. Им просто не так интересно болтать, но их приводит в восхищение то, как все устроено. Эти дети не лучше и не хуже остальных. Они просто другие.

Врач снова замолкла и, видя, что мать Джоны начинает успокаиваться, сказала:

– Мне нравятся такие дети, потому что они проявляют оригинальность. Возможно, они не торопятся заговорить, но, когда начинают, их высказывания намного интереснее! Некоторые из них становятся талантливыми музыкантами или шахматистами, некоторые обладают способностями к математике, садоводству, кулинарии, сборке велосипедов, столярному делу или фотографии. Они перфекционисты, для них важны детали. Они замечают то, на что другие дети не обращают внимания.

Теперь мать Джоны внимательно изучала график, склонившись над ним, и уже не плакала. Тогда врач взяла ручку и нарисовала крестик:

– В своей клинике я вижу много детей, похожих на Джону, на графике они там, где стоит крестик, и я наблюдала за тем, как они растут. Некоторые становятся инженерами и художниками, которые проявляют оригинальность, успешными бизнесменами с новым подходом или учеными, которые могут видеть закономерности в данных и делать открытия^{4}.

Она повернулась к матери Джоны:

– И знаете что? Я сама была таким ребенком. По словам родителей, я не говорила до трех лет, а когда подросла, была в числе детей, которые любят естественнонаучные предметы.

Врач на мгновение улыбнулась, а затем посмотрела матери Джоны прямо в глаза:

– Гордитесь Джоной. Он просто идет по другому пути. Поверьте, он начнет говорить, когда будет готов к этому. Если же другие родители спросят, почему Джона еще не разговаривает, просто скажите: «Он не такой, как все, но не хуже других».

Незадолго до своего трехлетия Джона наконец заговорил. Однако то, как он использовал язык, было не совсем обычно. Когда он говорил, то не смотрел на людей. Если он указывал пальцем на какой-либо предмет, то не для того, чтобы обратить на него внимание собеседника. Джона делал это, чтобы назвать его для себя, даже когда был один. Его мать поняла, что, в отличие от других детей, он указывает на предметы не для того, чтобы сообщить о них что-то другому человеку. Это был его способ классифицировать их для себя. Указывая на тот или иной предмет, он называл его – и это была бесконечная классификация. Однако ее успокаивало то, что наконец сын говорил!

Еще одну особенность она заметила в том, как Джона использовал слова: он не называл предметы общими словами, такими как «машина» или «гриб». Он использовал очень конкретные слова, обозначая, например, марку, модель и год выпуска автомобиля («Это черный Renault Laguna 2.0 2006 года выпуска») или определенный вид гриба («Это белый гриб»).

И все же мать Джоны гордилась тем, как он говорил, поскольку речь сына отражала его точный ум, острое внимание к деталям, что было свойственно и ей самой: она тоже всегда замечала, если мельчайшая деталь в доме оказывалась не там, где обычно, и считала необходимым вернуть ее^{5} на место. Она поняла, что язык Джоны отражает его сильное стремление к упорядочиванию, что мало чем отличалось и от увлечений ее мужа: тот часами просматривал книги с фотографиями разных видов птиц или различных марок автомобилей. Она знала, что гены, унаследованные от одного или от другого родителя, могут дать ребенку голубой или карий цвет глаз, но могут ли гены быть причиной склонности ребенка к точности и классификации?

Она помнила слова врача: Джона не хуже других детей, он просто не такой, как все. Она видела, что другие трехлетние дети ведут себя не так, как он. Например, Джона в восторге сидел перед телевизором и смотрел прогноз погоды, чтобы узнать, как изменились графики и цифры с момента последнего сообщения. А когда он в трехлетнем возрасте в течение нескольких дней лежал в больнице, она заметила, что он читал названия всяческих лекарств, которые медсестра провозила мимо него на каталке. Когда она упомянула об этом педиатру, тот назвал это гиперлексией, в противоположность дислексии. Читать Джона научился еще до того, как пошел в школу. Как это произошло? Все подруги матери были вынуждены часами сидеть со своими детьми, усердно пытаясь научить их чтению, а Джона чувствовал себя в этом как рыба в воде.

Одна из ее подруг замечала, что, когда бы она ни зашла к ним в дом, Джона неизменно страстно «экспериментировал». Например, мог часами нажимать клавишу на выключателе, находившемся наверху лестницы, переводя ее в положение вниз, оставляя все остальные в положении вверх, словно хотел убедиться в том, что выключатель наверху лестницы отвечает за свет в коридоре нижнего этажа. Он делал это снова и снова, будто повторяя эксперимент, приходя в восторг при включении света, хлопая в ладоши и повизгивая. Когда подруга хмурилась, как бы спрашивая, что с ним не так, мать Джоны вступалась за сына и твердо заявляла: «Просто Джона не такой, как все».

К четырем годам интерес Джоны сместился на его огромную коллекцию игрушечных машинок. Он крутил одно колесо какой-нибудь машинки вновь и вновь, по всей видимости получая большое удовольствие, когда убеждался, что каждый раз оно вращается одним и тем же образом. Он расставлял свои машинки в строгом порядке в соответствии с их цветом и размером и закатывал истерику, если кто-то хоть немного менял их порядок.

Другим любимым занятием Джоны было сидеть перед стиральной машиной, прислушиваясь к щелчкам или жужжанию, которые она издавала на каждом этапе цикла. Когда он доходил до определенного ожидаемого им момента в последовательности, он в возбуждении махал руками. Мать не обращала внимания на это странное поведение, считая его безвредным, а Джоне, по всей видимости, это доставляло радость.

Однако в школе учителя были озабочены тем, что Джона не желал присоединяться к остальным. Во время группового чтения, когда дети все вместе усаживались на коврике, Джона сидел с закрытыми глазами, заткнув пальцами уши. Он терпеть не мог сидеть рядом с другими детьми и не смотрел на их лица. Дети прозвали его «пальцы в ушах» и скандировали прозвище, когда он входил в классную комнату, отчего мальчик расстраивался. Когда он слышал это, то выбегал из класса, и учительнице Джулии приходилось уговаривать его вернуться обратно. Джулия волновалась за Джону и ласково беседовала с ним, спрашивая, как он себя чувствует. Он говорил, что беспокоится, когда другие дети двигаются, потому что они «непредсказуемы». Ее удивляло, что пятилетний ребенок использует такое «взрослое» слово.

Джулия заметила, что на детской площадке Джона всегда старался держаться обособленно. Несмотря на все усилия персонала школы и даже ее собственные, порой над ним издевались. Она пришла в ужас, когда узнала, что однажды какие-то дети схватили его, бросили в мусорный бак, накидали сверху мусора, смеясь над криками Джоны, а затем закрыли крышку. Он сидел там неподвижно, не издавая ни звука, из страха, что хулиганы все еще рядом и ждут, когда он выберется наружу. Он провел в мусорном баке несколько часов, пока к концу дня, к счастью, не был обнаружен школьным сторожем.

Обычно Джона предпочитал играть один у края детской площадки, собирая листья и распределяя их на кучки по определенным параметрам. Как-то раз Джулия, которая к этому моменту решила, что должна взять его под свое крыло, спросила мальчика, чем же он занимается. Сначала он ничего не ответил ей. Когда она повторила вопрос, он сказал монотонным голосом, не глядя на нее:

– Вчера я разделил все листья на пять различных куч: у этих есть черешок, у этих – одна листовая пластинка, у этих – гладкая кромка, у этих – эллиптическая форма, а у этих есть основная жилка, от которой отходят остальные. Но сегодня я понял, что есть еще способ различать их: вот у этих листья идут напротив друг друга вдоль стебля^{6}.

Джулия была поражена. Она никогда не встречала ребенка, так упорно следующего логике, столь непохожего на остальных детей и такого замкнутого. Она спросила его, зачем ему все эти способы сортировки листьев, и он просто ответил:

– Так я выясняю все варианты.

Джулия почувствовала, что перед ней ребенок-ученый, который не нуждается в поощрении, чтобы проводить свои наблюдения, и что им движет стремление познавать мир. Когда в тот день мать Джоны подошла к школьным воротам, чтобы забрать его после занятий, Джулия сказала ей, что она должна гордиться тем, какой у ее сына выдающийся ум.

Однако мать Джоны все больше беспокоилась из-за его поведения. Родители одноклассников стали отмечать, что Джона «одержимый» и «странный». Он был единственным ребенком в классе, которого другие дети не приглашали на празднование своих дней рождения. Каждый раз, когда она забирала мальчика из школы, она боялась, что учитель или кто-то из родителей подойдет к ней сообщить об очередном инциденте. Однажды Джона так сильно толкнул мальчика, скандировавшего дразнилку «пальцы в ушах», что тот упал на спину и ударился головой. В другой раз, когда она приехала забрать сына, ее вызвали в кабинет директора. Как ей рассказали, Джона взял ножницы, подошел в девочке, сидевшей с ним за партой, и подстриг ей челку, так как его беспокоило, что она неровная. Маленькая девочка не могла и слова вымолвить от потрясения, а ее родители были в ярости.