Элита Горскейра. Моя сводная ведьма

Анна Одувалова

Глава 1

– Прошу любить и жаловать. Это  Агния.

Неуютно. Три презрительных взгляда и воздух, наэлектризованный от напряжения. Пожалуй, нет. Тут меня ни любить, ни жаловать не будут. Как и я их.

Замираю перед сервированным на пятерых столом в просторной комнате, с витражными окнами. Прыгающие солнечные зайчики не делают атмосферу менее напряженной. Под руку меня держит немолодой крепкий мужчина с холодными серыми глазами. У меня самой такие же, но это не делает нас сразу же родными.

Нервно кручу браслеты на руках. Они блокируют магию. Накатывает тошнота и страх от мыслей, что скоро придется их снять. Не хочу.

– Ну же! – В голосе мужчины, который меня представляет, прорезаются стальные нотки. Отцом я его назвать не могу. Нет у меня ни отца, ни матери – только сестры  из приюта, а этот… не знаю, кто он, откуда появился и зачем я ему нужна. Впрочем, непонятно не только мне. Взгляд его жены полыхает ненавистью. Еще бы, я младше ее старшего сына,  который смотрит на меня словно на крысу с брезгливым отвращением.

– Папа, как ты мог! – шипит блондинка, наверное, сестра. Надо же, с ней  мы даже немного похожи. Только она красивая, а вот я не очень.  Или виной тому излишняя худоба, монашеское одеяние и более темные волосы?

– Нет, Яриша, это как ты могла! – зло припечатывает  отец. – Где твой дар, дочка?  Тот, который ты должна продемонстрировать на осеннем балу, чтобы принять силу рода? Нет его? А у нее, – кивок в мою сторону. – Есть.

Да, есть. Он жжет руки под браслетами. Блондинка всхлипывает и убегает, задев меня плечом. Как мебель.

– Ну, это слишком! – шипит парень на отца. – Знаешь же, что она расстроена! – и уходит следом за сестрой, а мне становится все чуточку понятнее. Значит, дар. Да в старинных аристократических семьях дар женщины значит очень много, именно женщина является хранительницей семейной магии. Это не значит, что мужчины обделены магией, вовсе нет, но официально силу рода принимает женщина. Если у моей сестры нет силы, неудивительно, что отец вспомнил про меня. Вопрос только, почему так поздно. Мою магию всю  жизнь сдерживали, потому что послушнице она ни к чему, а вот у  наследницы ее не оказалось. Насмешка судьбы, не иначе.

– Что же… – Отец недовольно смотрит в сторону покинувших помещение. – Значит, будем обедать втроем. Лирая, надеюсь, ты хотя бы проявишь вежливость.

– Конечно, – голос у женщины ровный и вполне дружелюбный, несмотря на холод в глазах. – Присаживайся, Агния, сейчас принесут  тыквенный суп с креветками. Нам будет интересно узнать тебя чуть лучше.

– Спасибо, я не голодна. – Отрицательно мотаю головой. Мне нужно хотя бы ненадолго спрятаться и перевести дух. – Могу я просто уйти в свою комнату?

– Нет. – Все тот же холодный голос. – Ты часть нашей семьи, и должна…

– Две части сбежали, – перебиваю я,  киваю в сторону двери, и продолжаю напряженно стоять на своем. Отчего-то понимаю, если прогнусь сейчас – дальше будет еще сложнее.

– Да, но за них я могу поручиться. –   Снова поджатые губы и оценивающий, холодный взгляд. – Я знаю, что они не перепутают за столом ложку и вилку.

Слова, как ушат холодной воды. Хочется убежать, но бежать некуда. До двадцати одного года – этот  дом мой. Зачем меня только забрали из приюта?! Ах да, проклятый дар!

– Лирая! – грозно рычит отец, но мачеха смотрит на него уверенно и холодно.

– А что Дариус? Я понимаю, обстоятельства так сложились. Но тебе ли не знать, статус хранительницы магии рода – это не только права, но и обязанности. Яришу готовили к этому с детства.

Хм… интересно, получается,  раньше магия у сестренки была? А куда делась? Так много вопросов, и так мало ответов. А еще этот тыквенный суп, ненавижу тыкву или просто у нас ее не умели готовить?

– А про Агнию я не знал! – продолжается скандал, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сорваться.

– Узнал? Так учти, ей придется пройти ускоренный курс! Садись, Агния.

Вздрагиваю от неожиданности, но  послушно присаживаюсь за стол, смотрю на разложенные приборы, на белоснежную скатерть и понимаю, что я не того боялась, когда ехала сюда. Я опасалась за свой дар и за то, как я с ним справлюсь,  но бояться надо было людей. Я здесь совсем чужая и, совершенно точно, просто мне не будет.

Обед длится бесконечно. Я, конечно, путаюсь в приборах, потому что приюте едят в столовой ложкой и вилкой. И если ты вдруг будешь салат есть тоже ложкой, ни  у кого это не вызовет вопросов. Здесь же я реально теряюсь.

Еда тоже кажется странной. Нет, ее не назовешь невкусной, просто не такая, к которой я привыкла. И разговоры. Что люблю? Чем увлекаюсь? Каковы мои успехи в учебе. Я очень хорошо разбираюсь в языке рун и бытописаниях жриц ранней эпохи Святого Пламени. Это кому-то интересно? Сомневаюсь.

Все это дезориентирует и сбивает. Не могу сказать, что ко мне придираются  специально. Отец… он, кажется,  искренне желает мне добра и пытается проявлять участие, только выходит не очень. Мачеха… она недовольна, но сдерживается. У нее нет цели показать мне, что я пустое место, но я не дура и сама это чувствую. Без чьей-либо помощи.

Для меня все это в новинку.  Я всю жизнь провела в приюте и поэтому тут чувствую себя жалкой и чужой. Я никогда не впишусь в этот мир!

– Ничего, – излишне бодро говорит Лирая (мне официально приказано называть мачеху именно так), когда слуги уносят со стола посуду. – Мы справимся.

Только вот по ее тону я чувствую – вряд ли. Но не спорю. Зачем? Не люблю тратить слова, если они ничего не смогут изменить.

– Иди, отдыхай, – говорит папа и, чуть замешкавшись, добавляет. – Дочь. Тереза! Проводи Агнию в ее комнату.

Выдыхаю, испытывая облегчение от того, что меня отпускают. Хочется хотя бы чуть-чуть глотнуть свободы, а то голова кругом. Впрочем, возможно, виной всему почти сутки в дороге. Я привыкла превозмогать. Смирение и терпение – то, чему учат будущих жриц, но сейчас признаюсь себе – я устала.

Когда встаю из-за стола, наконец-то, могу рассмотреть дом. До этого я находилась в таком напряжении, что отмечала только видимые препятствия – ступени, на которых могла подвернуть ногу, колонны и открытые двери, в которые, задумавшись, непременно влетишь  лбом. Сейчас же понимаю – я попала в роскошный дворец.

Зря думают, что приютские ничего не видят. Видят, особенно те, кто в дальнейшем должен стать жрицами. Мы каждое лето ездили в паломничество по храмам, у нас были культурные мероприятия, но я и представить себе не могла, что кто-то живет в такой роскоши постоянно. Да,  дворцы, где я была с наставницами на благотворительных вечерах, не уступали этому дому, но я их воспринимала… как ресторан, зал для приемов?  Короче, они никогда не воспринимались, как дом! То, что я однажды смогу в таком жить? Я об этом даже не думала! Да и сейчас происходящее со мной не кажется прекрасной сказкой. Я напряжена и ожидаю подвоха.

Тереза не смотрит на меня, мне кажется, я для нее существо низшего порядка, которое случайно завели хозяева,  поэтому я не начинаю разговор. Просто следую за полной женщиной на третий этаж. Лестница широкая, с дубовыми перилами и мраморными ступенями.  Портреты на стенах. На одном из них вижу уже знакомого темноволосого парня со злым взглядом,  на его руке черный распускающийся цветок – символ некромантии. Правда, что ли? Я всегда думала, что в одной семьей – одна сила? Дети наследуют дар отца. Вот такой парадокс. Хранителем магии, гарантом здорового и сильного потомства является женщина, а вот  сам дар передает отец. Надо будет на досуге над этим подумать.

– Ваша комната, мирс, – обращается ко мне Тереза и указывает на дверь, которая находится в конце коридора третьего этажа рядом с высоким, под потолок окном. За ним я вижу центральную набережную Горскейра.

Дом расположен в самом центре столицы. Интересно, зимой тут очень холодно? Ветра пробирают до костей? Приют тоже стоит на берегу реки, и находиться в нем после наступления холодов неуютно.

Зажмуриваюсь и открываю дверь. Мне страшно увидеть место, которое придется называть домом. Вряд ли комната хуже моей приютской кельи, которую я делила еще с тремя послушницами, но сердце все равно предательски стучит. Тереза уходит, а я осторожно приоткрываю глаза, чтобы понять – это место, пожалуй, способно смирить меня с необходимостью жить с людьми, которые не вызывают пока ничего, кроме настороженности и страха.

Шагов за спиной не слышу, поэтому вздрагиваю, когда мужской голос на ухо тихо говорит.

– Нравится? Спорим на мое наследство, что через неделю ты все это возненавидишь?

Вздрагиваю и разворачиваюсь. За спиной, подпирая косяк, стоит красивый синеглазый брюнет. Черная челка падает на глаза, а руки сложены на груди. Широкие плечи, шелк рубашки, обрисовывающий литые мускулы, и длинные ноги. Сглатываю и отступаю. У меня совсем нет опыта общения с парнями, а с этим я вообще не знаю, как себя вести. В столовой я видела его лишь мельком. Было как-то не до разглядывания. А сейчас могу оценить. Он красивый и злой. Очень красивый и очень злой. А еще он в моей комнате. То есть я даже сбежать от него не могу.

– Не думай, что тебе тут рады, мышь, – выплевывает он. И от этого презрительного холодного голоса вспыхивают щеки. Вот за что он так со мной? Можно подумать, я напрашивалась!

---