Читать онлайн «Ужасы жизни»

© Маша Гаврилова, текст, 2023

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2023

Волшебный лес материнства

Ходит Юля по квартире: топ-топ-топ. Юля ждет ребенка. Скоро в квартире будет топ-топ-топ топ-топ-топ. Юля становится скучным человеком, мой интерес к ней исчезает. Однажды одна моя подруга сказала: «Иногда нужно быть занудой».

А потом она стала занудой, и в ней больше не было ничего, кроме занудства. Мне это надоело, и у меня больше не было подруги. Ради другой моей подруги я всё время переносила другие встречи, а она никогда не меняла свой график. Она говорила: «Главное – стабильность». А в отношениях ответственность сразу на двух сторонах. Третья моя подруга однажды уехала в США на стажировку, там ее пригласили поработать, и больше мы ее не видели и не слышали. Таковы издержки новой языковой жизни. Сколько же у меня было подруг, сколько же мы пережили вместе веселья и антивеселья! А теперь осталась только Юля. С Юлей мы были хорошими подругами.

Отношения строятся на еде. Кашку не поешь – подружиться не получится. Вот мы с Юлей и готовили друг другу еду раньше и вместе обедали. Во время беременности питание Юли изменилось: она увлеклась рыбой и клубникой. Я не любила рыбу. Я не любила и клубнику, потому что была зима, а зимой все любят мандарины. Питание разделилось.

Мои родители – неплохие люди, но живу я у Юли. Родители вяло сопротивлялись моему переезду, потом дали Юле пятьсот рублей, чтобы ей было чем платить за меня, и отвязались. Расставаться с родителями было даже не больно, меня ведь ждала интересная жизнь с Юлей. Только спустя две недели мы выяснили, что она ждет ребенка, и начался токсикоз.

Юля заботилась обо мне и платила за меня, ведь пятьсот рублей – это мелочи для двух подруг. Она была постарше, а я была помладше, но это было ничего страшного. Мы были неразлучной парой и вместе посмотрели «Игру престолов». Так что наши отношения были очень близкими.

У Юли болит живот, ей плохо. Я убежала в аэропорт. Я плохой человек, я всегда иду к новым людям: они интересуют меня своей неизвестностью. Новый друг лучше старых двух – вот моя жизненная позиция. Но на самом деле я просто не умею удерживать людей вокруг себя. Скоро точно потеряю всех.

В аэропорту я провела где-то час. Потом была посадка, а потом я вернулась к Юле. Она страдала от болей уже совсем невыносимо и ненавидела меня сильно. Я быстро вызвала ей скорую, ее увезли, и у нее случился выкидыш. Мне было грустно и страшно, я не знала, как помочь. Юля улыбалась и дышала спокойно, меня такое пугало.

Юля страдала без ребенка. Я понимала это настолько, насколько это может быть понятно. Юле нужно было о чем-то заботиться, она была женщина-мать, она такой родилась. Было непонятно, что делать, но моя беспомощность продолжалась недолго. Я купила Юле рыбок и аквариум – говорят, ухаживать за рыбками несложно. Юля поблагодарила, но смотрела на рыбок с тоской и всё время забывала их кормить. Нужно было совершить другое действие – более грандиозное.

Через несколько дней я взяла кастрюльку, положила в нее грибы, муку из фундука, немножко соли и немножко сахара и сварила всё это. Это был грибной соус. Мы с Юлей поели его, Юля ушла спать, а я убрала кастрюльку на подоконник. Теперь осталось подождать две недели, и Юле больше не будет так грустно. Беременность опоссума длится две недели. Юлю ожидало нечто большее, чем опоссум. Спустя две недели Юля попросила помыть кастрюльку. Я предложила вместо этого открыть кастрюльку. Она открыла. Перед ней в кастрюльке стоял микромальчик с серой кожей и красивым смущенным лицом. Юля не заорала.

Мальчик-плесень стал нашим раем и адом. Юля очень полюбила его, учила всему, что умела сама, показывала фильмы и кормила суши с авокадо. Могло показаться, что я оказалась задвинута на второй план, но нет – материнство сблизило нас: мы много обсуждали нашего мальчика, просили друг друга позаботиться о нем, вместе кормили его и разделили обязанности по уборке. Я включала ему французскую музыку и французское радио. Не было понятно, получает ли мальчик удовольствие от французского, я надеялась, что да. К мальчику я чувствовала много нежности. Юля помешалась на мальчике.

С появлением мальчика-плесени исчезло давление утраты. Юлино настроение больше не превращало нашу квартиру в темницу, а я стала гораздо меньше думать о поездках в аэропорты и пересечениях границ – было не до того. Мальчик-плесень был зайкой, котиком, лапочкой, ласточкой. Ему был интересен мир, но говорить он не умел, даже не издавал никакие звуки. Это было удобно – он не будил нас ночью. Это было неудобно – он не мог попросить нас о помощи. Мы нашли на антресолях новогодний колокольчик и научили мальчика звонить, когда ему нужно наше внимание. Ночи стали бессоннее, мы стали спокойнее.

Ему был интересен мир, и он стремился понять его. Как-то раз мальчик-плесень увлекся свечами, которые всё время жгла Юля, – я так и не поняла, ей было всё время холодно или она любила эстетику сгорания. Может быть, ей не хватало романтики. Юле всегда попадались неромантичные партнеры на одну ночь. Так что свечи всё время горели, и наш мальчик понюхал одну из них и поджег нос. Мы причитали, как плакальщицы на похоронах, а мальчик хмурился и пытался тереть нос, но мы его крепко держали. На следующее утро нос уже восстановился. Наш мальчик был самым волшебным ребенком на свете.

Дни летели, мальчик рос, а я стала уменьшаться. Сначала похудели руки, потом похудели ноги. Я не сразу заметила изменения и решила, что это стресс и нервное истощение. Хотелось отдыха и заботы о себе, но разве можно было оставить Юлю одну? Мы всё делали вместе: искали ему одежду и обувь в кукольных магазинах и пытались понять, нужно ли ставить прививки. Юля считала, что обязательно нужно, а я говорила, что он волшебный и в нем течет явно не кровь. Юля продолжала спорить и давить. Я поражалась дурости Юли, а потом сдалась – мальчик был для нее, а не для меня.

Прививки никак не отразились на мальчике – он ничего не почувствовал, я ничего не почувствовала, зато Юля обрадовалась. А мы жили ради Юлиной радости. Мальчик пытался что-то говорить, учился писать, объедался авокадо и обожал аниме. Аниме приручило его особенно сильно, поэтому он больше тянулся к Юле. Я была довольна – всё идет как надо. Аниме я не любила, а авокадо и многая другая еда стали пахнуть гадко, как будто испортились. Я больше не могла есть, и сил оставалось мало, поэтому в основном я тихо лежала в обнимку с кастрюлей остатков риса. Когда Юля готовила, я уходила на балкон и сидела на балконе несколько часов, чтобы запах еды успел выветриться. Юля этого не замечала – у нее был чудо-ребенок.

Мы с Юлей стали жить вместе через два месяца после знакомства. Знакомство произошло на танцах, где мы обе были несгибаемы, как два бревна, а остальные были грациозными белочками. И мы стали дружить. Юля была очень активной подругой и участливо вмешивалась в мою жизнь. Она всё время звонила мне, всегда приходила на мероприятия, где я пела. У меня всегда было мало слов для нее, зато она любила поговорить и обсудить что-то. Мама не одобряла Юлю, потому что мы разговаривали по телефону часами, а за телефон платила мама. Мама называла Юлю энергетическим вампиром, но сама она была не лучше. Когда мама перестала платить за телефон, было решено переехать к Юле.

Не знаю, почему мы не дали мальчику-плесени имя. Наверное, потому что он был лучше, чем какой-нибудь Толик, Тёма или Борис. Ни одно имя ему не подходило, поэтому мы называли его просто – малыш. Ему это не нравилось, но мы поняли это не сразу. Когда поняли, пришлось называть ему все имена. Он ничего не выбрал. Мы остановились на варианте, на котором не хотелось останавливаться, – масик, сокращенно от малыш. И будни материнства потекли дальше.

Я продолжала терять вес, еда продолжала пахнуть гнилью. А потом она перестала перевариваться и начала гнить внутри меня. Об этом мне сказал врач городской поликлиники номер семнадцать. Он сочувственно посмотрел, посоветовал есть рис и больше ничего. Такой вот у вас уникальный организм. Эта болезнь называлась гнилостная дисперсия. Я переживала, что совсем ослабну и не смогу заботиться о мальчике. Юле я ничего не стала говорить, а моего похудения она не заметила. Она вообще перестала замечать всё, что было связано со мной: мою худобу и гниль, в которую я обращалась. Мальчик-плесень как будто околдовал ее, но я ее не винила – меня он тоже околдовал. Я была гнилушка в волшебном лесу.

Всё это время я продолжала учиться в школе и петь. Школа меня не радовала, на уроках я думала о мальчике и о Юле. Иногда мне приходилось прогуливать уроки, чтобы посидеть с мальчиком, когда у Юли была смена. Я звонила маме и просила написать записку, что я заболела. Мама всегда в конце разговора просила меня вернуться. Я отказывалась. Мы с Юлей решили никому не рассказывать про нашего мальчика, и маме тоже. И про гниль я молчала.