Созвездие Кассиопея

Макс Гордон

Часть 1. Долгий сон Артема Сорокина

Спросите любого астронавта о том, что он слышит во время пробуждения, и, если это не Володя Леванов, ответ будет всегда один – мерное ворчание пневматического двигателя. Вовку будит музыка Баха, – ха-ха, хотел бы я в это поверить…

Я просыпаюсь под тихий рокот работающей пневматики, чувствуя, как свежий воздух снова наполняет легкие, а сердце в груди начинает стучать. Ну что ж, мой будильник снова сработал, значит пора вставать и приниматься за работу.

Первые несколько минут бодрствования самые тяжелые. Они липкие и тягучие, могут растянуться на целую вечность, нужно иметь незаурядное мужество для того, чтобы их пережить. Впрочем, другие у нас не работают, АО «Заслон» очень тщательно подбирает астронавтов на свои корабли.

Я еще не открыл глаза, но уже чувствую, как поток сжатого воздуха с силой обдувает мое лицо, а предплечье сковывает тугая повязка. Над головой отъезжает в сторону защитный колпак, освобождая путь из тесной капсулы. Датчик издает звуковой сигнал, а затем загораются светодиоды. Пять крохотных огоньков наполняют защитную капсулу изумрудно-зеленым светом. Я вижу этот оттенок сквозь сомкнутые веки – пульс и давление в норме, причин лежать больше нет.

Собираюсь с силами, и заставляю свое тело принять сидячее положение. От резкого движения картина перед глазами немного плывет, каюта принимает неясные и размытые очертания. Это нормальная реакция организма после суточного пребывания в анаболическом сне, вызванном серьезными медицинскими препаратами.

Я сижу, опершись на правую руку, мысленно отсчитываю от шестидесяти до нуля, ожидая восстановления вестибулярного аппарата. Полет от Земли до Марса в обычных условиях длится чуть меньше девяти месяцев, но при помощи передовых разработок АО «Заслон» это время удалось сократить до трех суток.

Между расстоянием, скоростью и временем прочно вклинился «коэффициент Перельмана», открыв новые горизонты в освоении космоса. Ученые из проекта «Заслон» называют это «межпространственным прыжком», мы, астронавты, называем это – «короткой отключкой».

То, что безболезненно переносит сложная электроника, оказывается непосильной задачей для человеческого организма, единственное решение – анаболический сон. И тут все до смешного банально. Чтобы погрузить астронавта в глубокое забытье, и плавно вывести из этого состояния, нужны те самые двадцать четыре часа, на которые нас отключают. Вот так, за несколько секунд космические корабли преодолевают расстояние в двести двадцать пять миллионов километров, после чего сутки болтаются на орбите, в ожидании пробуждения своих экипажей.

При мысли об экипаже меня окатывает ледяной волной, хотя в каюте постоянная температура. Капитан, бортинженер и штурман-навигатор, все это исключительно в моем лице. Маленький человек, находящийся в сотнях миллионов километров от родной планеты, такое может свести с ума, особенно в первые минуты после пробуждения.

Впрочем, это все ерунда, для поставленной задачи вполне достаточно и одного человека. Я везу на Марс новые образцы искусственно выведенных земных растений, адаптированных под условия красной планеты. Во всяком случае, так полагают ученые умы, успешно трудящиеся в научных лабораториях, собранные под началом АО «Заслон». Последнее, к слову, мне и предстоит выяснить. Я про растения, если вы не поняли.

Ну вот, головокружение прошло – самое время выбираться из берлоги. Я осторожно вынимаю ноги из капсулы и медленно опускаю их на прорезиненную поверхность пола каюты. Естественно, тут не высоко, но после пробуждения возникает иллюзия, что между мной и полом не какой-нибудь метр, а расстояние не меньше высоты небоскреба. Единственным астронавтом, с которым я поделился своими страхами, был Володька Леванов, но тот лишь посмеялся надо мной, умело отклонившись от честного ответа.

Пол на месте и это хорошо, встаю на ноги и плавно поворачиваюсь в сторону шкафа с одеждой. Шкаф должен находиться справа от меня, осталось сориентироваться где право, где лево. Делаю два осторожных шага, чтобы немного привыкнуть к весу собственного тела. Гравитация на корабле составляет ровно тридцать семь процентов от привычной для человека земной гравитации, ученые уверяют, что это золотая середина для космических перелетов.

Я иду медленно и осторожно, и все равно на четвертом шаге чуть не споткнулся, смешно, по пингвиньи взмахнув руками. Возможно для организма сыворотка сна и проходит без следа, но ощущаешь себя в точности, как с похмелья. Через несколько шагов добираюсь до своей цели, смотрю на шкаф с одеждой и думаю, – кто же назвал его шкафом?

Небольшой квадратный короб с двумя вертикально-выдвигающимися полками. На верхней аккуратно сложен рабочий комбинезон, а на нижней стоят легкие полукеды. Не с первого раза нога попадает в нужную штанину, если наблюдать со стороны, мое одевание – это та еще хохма. На то, что я за несколько секунд проделывал на Земле, у меня уходит минут пять, если не больше.

Одевшись, я снова почувствовал себя полноценным человеком. Несмотря на то, что ты один в миллионах километров от родной планеты, передвигаться по кораблю в футболке и трусах как-то глупо и очень неловко. Ну вот, теперь можно подойти к мониторам, сверить свои координаты, относительно координат орбитальной станции. И добро пожаловать – встречай, Марс, а если что не так – мне поможет бортовой компьютер.

Кстати, про компьютер, что-то я давно не слышал его, разве он не должен был вступить в контакт сразу после моего пробуждения? В голову закрались тревожные мысли, от чего мне снова сделалось не по себе. Я слукавил, говоря, что я единственный член экипажа. Формально, конечно же, это так, но со мной на борту искусственный интеллект, надежный попутчик для космических перелетов.

Задвигаю полки шкафа с одеждой и поворачиваюсь в сторону приборной панели. Глаза сами фокусируются на зеленом светодиоде наверху – все в порядке, главный двигатель работает и запущен. Ниже под индикатором панель управления, два главных монитора погашены. Это нормально – так все и должно быть, зачем им светиться, когда экипаж находится в анаболической капсуле? Смотрю левее и не верю глазам – вижу аббревиатуру «Socket-307», но цифры не светится.

– Сокет? Сокет! – зову я, и замираю в ожидании голоса из динамиков.

Следующие несколько секунд тишины кажутся самыми страшными и тревожными в моей жизни.

– Сокет! – снова зову я, на этот раз уже не питая особой надежды.

Тишина. Мой верный и надежный искусственный интеллект, разработанный, к слову, все в том же «Заслоне», оставил меня совсем одного.

– Маленький человек в далеком космосе…

Не успела фраза сорваться с губ, как я уже пожалел о каждом слове. Нервный срыв мне сейчас совершенно ни к чему, лечить здесь его просто не кому. Дышу медленно и полной грудью, вдох-выдох, вдох-выдох. Чувствую, как адреналин спадает в крови и продолжаю двигаться вперед к бортовой навигационной панели.

Едва руки коснулись клавиатуры, пальцы автоматически ввели восьмизначный код – мой личный доступ к системе управления. Несколько мониторов передо мной засветились тускло-синим неоновым светом. Но, прежде чем на экране замелькали строки с таблицами и данными о бортовых приборах, мои глаза прочитали надпись: «Сбой системы, требуется перезагрузка».

Адреналин вернулся с удвоенной силой, мозг активировался и принялся анализировать. В голове крутился один вопрос, – в какой момент на экране появилась эта надпись? И тут же закралось тревожное опасение, – был ли сбой разовый, или он проявился многократно? Пальцы снова застучали по бортовой клавиатуре, для ответов мне нужно получить доступ к архиву полета.

Несколько раз я попадал не на ту кнопку, команды сбивались, приходилось вводить их заново. Через несколько минут мои труды увенчались успехом, на дисплее появилась нужная директория. Отыскав глазами соответствующий файл, в котором хранится информация о системе, я щелкаю по нему и замираю в кресле.

Через несколько секунд, пока глаза бегло просматривали записи о событиях из протокола системы, мозг наконец признает факт, что худшие опасения подтвердились: «сбой системы, требуется перезагрузка» и через несколько секунд надпись повторяется снова. Ни данных с наружных датчиков, ни информации с навигационных приборов – «Запуск – Сбой, Запуск – Сбой» повторяется через строчку.

– Ладно, – говорю я пустому кораблю, смотрю при этом на панель с надписью «Socket», – пора совершить человеку то, что не смог сделать компьютер.

Поднимаюсь с кресла и делаю несколько шагов по направлению к боковой панели. Ноги не держат, колени подгибаются – хорошо, что тут нет земной гравитации. Предохранительную панель я нахожу без труда, на полетной базе нас хорошо натаскали на возможные неисправности. Открываю скобу предохранительного блока и методично щелкаю все тумблеры, начиная с левого крайнего.

И все-таки, когда моя рука дошла до самого правого – главного предохранителя, отключающего всю систему, палец в нерешительности завис в воздухе, и замер перед тумблером, немного подрагивая. Интересно, это мозг отдал команду остановиться, или моя рука живет собственной жизнь? – смотрю на свой палец и удивляюсь ходу собственных мыслей.