Глава 2.

День 1.
Джекки.

Так много воспоминаний, что невозможно ухватиться ни за одно из них, чтобы удержаться на поверхности сознания, попавшего в шторм. Таких воспоминаний у меня как будто бы не было никогда, но внезапно они всплыли, и мне было совершенно ясно, что эти картины никакие не иллюзии, а именно воспоминания из моей прошлой жизни: давно забытой и как будто бы никогда не существовавшей. Я вспомнила себя ребёнком. Совсем младенцем. Я ещё не умела ходить и говорить, только видела, слышала, пробовала на вкус и на ощупь. Я совсем недавно познакомилась со своими родителями… Они очень сильно любили меня… Отец засыпал прямо на полу у моей колыбели, а когда я будила его своим плачем, он улыбался мне и брал меня на руки, и баюкал… Длинные каштановые волосы матери, украшенные несколькими розовыми прядями, постоянно влекли меня, я дёргала их, ей было больно, но она улыбалась… Она обстригла пряди при мне: я лежала в переносной коляске, она стриглась самостоятельно, глядя в зеркало… Мне подарили огромного лилового слона, мне очень нравился его необычный цвет, но его большой хобот пугал меня, особенно ночью… С плюшевым медведем серого цвета стало спокойнее засыпать, но потом он куда-то пропал, а я не заметила… Дедушка учил меня кормить голубей в парке и не заметил, как я вывалилась из коляски – после мы вместе плакали… Его слёзы меня волновали и они же успокоили меня… Бабушка запретила родителям давать мне джем, но при этом протянула мне вкусную ягоду, поэтому я не расстроилась – это была клубника… У меня прореза́лись первые молочные зубы, мне было так больно, что я плакала три ночи напролёт, а потом вдруг почувствовала, как по двум резцам стукнула чайная ложка… Это было необычно… Я начала кусать все ложки и вообще всё, что попадалось мне на зубы… Меня отлучили от груди. Яблочное пюре было кислым… Я начала ходить. Сначала часто падала, потом часто врезалась и билась, но редко плакала из-за этого – слишком сильно хотелось стремиться вперед, дальше… Колыбель заменили кроваткой, и рядом с ней появился новый неизвестный атрибут – горшок. Приучала меня к нему мама. Папа морщился при виде моих памперсов, но всё равно умывал меня перед сном именно он… Родители занимались любовью в соседней комнате, я слышала скрип их кровати и голос матери… Приезжали тётя с дядей, оба очень сильно любили держать меня на руках, говорили, что у них скоро тоже будут дети, мои кузены… Первый снег, первое Рождество и первый Новый год, и первый день рождения… Мне подарили пластмассовые игрушки и пёстрый носок с конфетами, который потом куда-то пропал – от сладкого у меня покраснели и зачесались щёки. Первый и последний диатез… Неудобные банты на моих густых каштановых волосах… Болезненная обработка царапин на коленях… Аромат маминых духов… Щетина отца… Щенок. Люстра. Вазы. Платье. Лимон. Крапива. Гроза. Путешествие. Тюлень. Вентилятор. Солёная кукуруза. Кинотеатр. Бег наперегонки. Вафли с сиропом. Карусель. Порванные бусы. Ролики. Шлем. Скользкие водоросли. Дельфины. Ракушки. Плесневый сыр. Книги. Воздушные шары. Компьютер. Серпантин. Хлопушки. Фейерверк. Бенгальские огоньки. Подготовка к школе. Рюкзак и карандаши. Папины руки. Мамин живот. Лив. Коляска. Обои. Ночной плач. Объятия. Пустышки. Дружба. Прогулки. Куклы. Новая школа. Карусели. Детский сад. Блёстки. Рисунки. Мечтания по ночам. Страшилки. Батуты. Бассейн. Кристаллы. Звёздное небо. Волны. Заповедник. Бабочки и сачки. Ссоры родителей. Доди. Расставание. Кей. Атака-Атака-Атака!..

Я так резко распахнула глаза, что почувствовала, как мои зрачки сначала до максимума расширяются, а потом мгновенно сужаются до размера булавочной шляпки. Комната мрачная – стены будто позеленевшие от окисления – мои руки и ноги тщательно пристегнуты стальными ремнями к твердой и холодной кушетке… На мне только нижнее белье и… Ни одного шрама! Их было… Было несколько. На предплечье – порез от столкновения с траппером, на бедре – от столкновения со скалой, на груди – после криокапсулы и ещё… После… После того, как Яр пронзил меня рапирой, должно было остаться или… Или не должно, потому что я не… Выжила.

Ужас накрыл меня с головой. Частота сердцебиения достигла своего предела. Я слышала каждый удар своего сердца и даже само течение крови в моих венах!.. Скорее всего, именно из-за этого я в итоге и потеряла сознание повторно.

Долгие часы мучительного бреда, похожего на настоящую агонию. Явь мешалась с иллюзией – я не могла отличить одно от другого. Моя татуировка будто бы переливалась стальным цветом и оживала, и перерисовывалась, и заново запечатлялась на моей коже, и что-то нашептывала мне… Кости болели так сильно и так отчётливо, словно сращивали приобретенные ими в течение всей их жизни трещинки, все недочёты и все изъяны… Позвонки хрустели при выравнивании… На “окислившейся” стене висел календарь за 2110-ый год. Значит, всё в порядке, значит, я в том же году, в котором выпала из реальности, значит, я не в криосне… Нет, не всё в порядке… Слишком много силы, слишком много эмоций, слишком много цветов, запахов, звуков даже в этой глушащей тишине…

Теперь я в одежде… Но когда меня успели одеть?!…

Где я?!.. Где… Тринидад!!! Она в Конкуре!!! Без меня ей будет сложно выжить в одиночку!.. Её нужно вытащить! С ней что-то не так! Я никак не могу вспомнить, что именно, но с ней что-то произошло! Где она?! Куда я попала?! Куда её дели?!..

Сжатие кулаков приводит к треску удерживающих меня, стальных ремней. В сердце появляется дискомфорт – оно как будто отяжелело… Треск усиливается, ремни один за другим отлетают от меня и громко рикошетят о стены… Я уже стою на ногах… Чувствую себя налившимся мощью буйволом… Бегу к двери и вместо того, чтобы открыть её, выбиваю её всем своим телом… Хотя она казалась крепкой, казалась вылитой из стали… Страшный звон от выбитой двери оглушает пустые, плохо освещенные коридоры, но даже плохое освещение кажется мне слишком ярким… Я бегу по коридорам, выбиваю все попадающиеся на моём пути двери – одну-вторую-пятую-двадцатую-тридцать третью – везде пустота. Замечаю красный огонёк у очередного поворота, останавливаюсь и понимаю – у меня над головой висит видеокамера. Работающая, каких я не видела со времен Первой Атаки… Сначала я кричу в неё один-единственный вопрос: “Кто вы?!”, – а затем, в высоком прыжке, срываю камеру и разбиваю её о стену с такой силой, что летят искры… В этот момент появляются первые люди – выбегают из-за двери позади меня. Трое крупных мужчин в чёрной боевой форме бросаются прямо на меня. Наверняка только выброс адреналина позволяет мне уверенно уложить на пол каждого, но затем происходит странное. В коридоре, словно из ниоткуда, вдруг возникает высокий, крупный парень. Я даже не успела толком рассмотреть его – атлетичный брюнет с большими глазами непонятного цвета (зелено-синими с серебристыми вкраплениями?), – он впечатал меня в стену буквально одним щелчком… Я действительно почувствовала, как пробиваю кирпичную кладку своим телом, кожей и скелетом. Но боли я почти не ощутила (скорее всего, всё ещё действовали анальгетики или наркотики, которыми меня накачали) и вышла из строя я не из-за этого – из-за того, что вдохнула аэрозоль, который парень распылил прямо мне в лицо.

Следующее открытие глаз: я снова в той же комнате, снова на той же кушетке, но уже не пристегнута вырванными с корнями – вырванными ли или просто никогда не существовавшими? – стальными ремнями. Парня рядом больше нет. Всё было наркотическим бредом. И я начинаю постепенно осознавать это.

В комнату заходит женщина в медицинском халате, с головой ушедшая в чтение бумаг в своих руках. Подняться и свернуть ей шею? Заставить отвечать на мои вопросы? Дождаться, пока она сама заговорит? Это… Очередной бред?

Глава 3.

День 2.

Мы обе были живы. И обе слабо верили в это.

Я видела выражение лица Дикой до того, как она увидела меня живой – она страдала. А ведь говорила, что мы даже не друзья. Ну и кто она после этого? Обманщица? Только если обманщица самой себя. А мне она, получается, всё же подруга. И тем не менее, мы даже не обнялись. Просто пожали руки так, как будто делали это в первый или в последний раз, как будто здоровались или прощались с призраками друг друга.

Люди в белой форме и с цифрами вместо имён провели нас из коридора в большую гостиную, в реальность которой сложно было поверить наверное потому, что я не видела настоящей роскоши больше целого десятилетия и уже позабыла, что это такое: махровые белоснежные ковры на отполированном паркете из лиственницы, массивная хрустальная люстра над столом, резной стол заставленный блестящей посудой, переполненной неестественно изысканными для Павшего Мира блюдами. Подобного я не видела даже в Подгорном городе. В условиях общемировой катастрофы это выглядело… Ненормально. Как не в такт антиутопической партии играющая утопию скрипка.

Сопровождающие нас люди с именами-цифрами сообщили нам о том, что стол накрыт для нас. Дважды приглашать к столу нашу группу оголодавших аборигенов не пришлось.

Стол был рассчитан на двенадцать персон. Абракадабра, Вывод, Нэцкэ и Сладкий сразу же уселись с его левой части, а мы с Дикой машинально прошествовали к противоположному краю стола и там же разместились. Кажется, мы обе поняли, что отделились от компании, хотя могли сделать и другой выбор, только после того, как заняли свои места – Дикая в центре, я слева от нее – и после того, как словили на себе мимолетные взгляды остальных. Но пересаживаться мы даже не подумали. После того, как в Конкуре на нас была устроена охота, в то время как мы вдвоём ни на кого не нападали и не собирались нападать, желание как минимум держаться подальше от остальных казалось нормальным не только мне, но и наверняка Дикой. Абракадабра едва не проломила череп Дикой, в попытке ограбить нас на оружие, а может и в реальной попытке убить нас, которую позже её союзник почти успешно применил по отношению ко мне. Сладкий был одним из тех, кто отчётливее прочих выступал в Конкуре против Дикой. А Вывод с Нэцкэ… Вывод с Нэцкэ, вроде как, были нормальными, насколько нормальность ещё могла выдерживать позиции в этом безумии. Однако осадок всё равно остался, как наверняка и у всех их по отношению ко мне с Дикой, как к потенциально самым опасным оппонентам. Бума, Парагриппа, Эффекта, Дефакто, Змеееда и Яра больше нет. Могло не быть и меня. Могло не быть любого из нас. С этим знанием нам придётся продолжать жить или выживать – в зависимости от того, что с нами захотят сделать дальше и как мы отреагируем на дальнейшее…

– Не отравлено? – полушепотом поинтересовалась я, наблюдая за тем, как Дикая накалывает на вилку кусок пирога.

– Да ну…

– “Да ну” значит “да пофиг”?

Она одарила меня красноречивым взглядом, выдавшим моё попадание в яблочко.

– Ты поэтому не ешь? – под шумное, поспешное чавканье, раздающееся с противоположного конца стола, поинтересовалась она, после чего отправила первый кусок пирога в рот.

– Аппетита нет, – я бездумно уставилась на стейк, лежащий на моей тарелке.

– С тобой всё в порядке?

– Не уверена… Чувствую себя странно.

В ответ на это она хмыкнула, а затем поинтересовалась:

– Почти убитой?

– Скорее заново родившейся.

Дикая вдруг отложила свою вилку и врезалась в меня цепким взглядом: