– Ищите, Джек, ищите… – проворчал Форд. – Будите своих «спящих» агентов, засылайте Джеймсов Бондов… хоть наизнанку вывернетесь, но вскройте этот «ящик»! – посопев, он негромко добавил: – Далеко не каждый президент удостаивается внимания «координаторов», так что для меня звонок оттуда – почет и милость. А вот для вас, Джек… Исполните их просьбу… ну, пусть даже приказ! – и задержитесь на своем посту, пока самому не надоест! Или займете иное место, еще выше в нашей пищевой цепочке. Понимаете меня?
– Да, сэр, – склонил голову Даунинг. – Будет исполнено, сэр…
Глава 2
Глава 2.
Суббота, 3 ноября 1979 года. Вечер
Москва, улица Строителей
«Жигули» подкатили к самому подъезду, и Надя Темина, ловко орудуя рычажком вариатора, воскликнула:
– Приехали, шеф! Завтра машину подавать?
Иногда ее веселый напор пугал меня – слишком много жизнелюбия пряталось в хорошеньком мэ-нэ-эсе.1 Недаром Ритка, когда на нее находила ревность, растолковывала сокращение по-своему: «молоденький няшный сотрудник».
– Отсыпайся, – буркнул я, отстегивая ремень.
– А поцеловать? – голубенькие глазки расплескивали потрясающую невинность и комсомольский задор.
– Отшлепать бы тебя… – мой тон сместился в брюзжащий спектр.
– Да я только за! – Надя изобразила пылкую готовность, и деловито добавила: – Юбку задирать? А то как-то… не звонко выйдет.
– Ну вот что ты за человек? – вздохнул я, откидываясь на спинку.
– Хороший! – убежденно сказала Темина.
– Да кто бы сомневался… Если я тебя поцелую, Рита обязательно учует, и…
– …Прибьет меня, – договорила Надя понятливо.
– Наденька, ты прелесть! – мне ничего иного не оставалось, кроме как чмокнуть ее в тугую щечку. Девушка удушливо зарделась, выдавая натуру, скромную не по годам, и потупилась.
Я вышел, негромко клацнув дверцей.
– Пока, Надюш!
– Пока… – вытолкнула симпатичная шофериня, и рывочками тронулась с места. Растерялась, бедненькая…
Ничего, будет знать, как играть в бесстыдницу с коварным завлабом!
Обождав, пока рассеется бензиновая гарь, я с удовольствием вдохнул холодный ноябрьский воздух. Он уже не пах прелью, как в листопад, зато витала, витала в нем студеная свежесть предзимья.
Не люблю холод, и ледяные касания снежинок не выношу, но не всё ж осени длиться…
Я длинно вздохнул и вошел в гулкое парадное без оглядок. Раньше было интересно сыграть в «Найди зайчика!» – не выдавая собственного любопытства, угадывать, где затаились прикрепленные. В ротонде? В той заляпанной грязью «Волге», что скромно тулится на углу? Или в доме напротив?
А сейчас привык, и забываю даже о крутых парнишках, сутки напролет охраняющих мою драгоценную тушку.
Глубокомысленно воззрившись на старые деревянные дверцы лифта, я подумал – и шагнул в кабину. Устал.
…Бравые монтажники вторую неделю тянут кабеля и долбят бетонный потолок лаборатории – сопла ускорителя выведут оттуда прямо к громадному кубу камеры. Пришлось из старшего научного сотрудника переквалифицироваться в прорабы, а то напортачат еще…
Хлопать себя по карманам, отыскивая ключи, не пришлось – дверь в квартиру стояла приоткрытой, и сквозь щель надувало сдобным духом, донося невнятные речи.
Я демонстративно захлопнул створку за собой, но реакции не последовало. Ну, понятно… По столовой гулял пронзительный голос Динавицера:
– И чё? Чё я, по-твоему, не обеспечу своего пузатика?
– Ой, Изя! – мигом отозвалась Альбина. – Ну, ты как скажешь…
– Я же любя!
Порхая звонкими нотами, долетел нежный смех Светланы. А Ритку они куда дели?
Тихонько разувшись и повесив куртку, я прокрался в комнату, выглядывая из-за высоких стеклянных дверей.
– Привет! – возопил Изя. – Где твой гиперболоид?
– Сдал в металлолом, – я оглядел гостей, отмечая весьма округлившийся животик Альбины Динавицер, и ухмыльнулся: – Рит, а сколько тут народу собралось, не считая меня? Четверо? Или пятеро?
– Шестеро! – вызвенела Светлана. – Я на втором месяце!
– И ты туда же…
Рита гибко поднялась, чтобы притиснуть меня и ворчливо пожаловаться:
– Вот, уже все – пузатики, даже Светка! Одна я – стройняшка…
– Через три годика! Ладно?
– Через два! – заулыбалась женушка. – М-м?
– Ну, ладно… – сдался я.
– Честно-пречестно?
Долгий поцелуй скрепил договоренность.
– А кормить нас будут? – тревожно осведомился Изя.
– Ой, ну… – возмутилась Альбина. – Ну, просто слов нет!
– А чё я такого сказал? – Динавицер от изумления даже глаза вытаращил.
Рита засмеялась и, чмокнув меня еще разок, торжественно провозгласила:
– Будут! И кормить будут, и поить, и даже тортиком угощать!
Плюхнувшись на диван рядом со Светланой, я осторожно приобнял будущую мамочку.
– Эх, – вздохнул огорченно, – такая талия была! И не жалко?
– Ничего не могла поделать, – улыбнулась Сосницкая, легонько прижимаясь. – Дремучие материнские инстинкты!
– А куда это Тимоша пропала?
Света прыснула в ладошку.
– Дюха говорит, у Зиночки период гнездования! Мы с Машей ей комнатку выделили… Ну, там, на Малой Бронной. Смешно смотреть, как Зинка ковыляет – вся такая гордая, животяра впереди колышется… Родит скоро.
Я слушал одноклассницу, и благодушествовал. Самое досадное за весь вечер – наш лукавый торг с Ритой. Зря я ей целый год уступил. Девчонки, как с ума все посходили, наперегонки в роддом кинулись, и она взяла моду…
«Ой, да ладно, – разморено подумалось мне. – Чё, я не обеспечу своего пузатика?»
Среда, 7 ноября. Позднее утро
Москва, Красная площадь
Президент СССР и члены Политбюро степенно покинули трибуну Мавзолея, а колонны рассеялись в праздничную толпу. Официальная часть закончилась! Лишь торжественные марши продолжали греметь, эхом отдаваясь от кремлевских стен.
Держа Риту за руку, чтобы не потерялась, я брел вдоль ГУМа, лавируя среди нарядных людей – оживленных, радостных, предвкушавших застолье. За годовщину Октября, да не выпить?
Ноябрьское солнце светило, но не грело, однако на душе было тепло и покойно.
Какой-то год назад я вовсе не был уверен, стоило ли мне учиться на физика. Ладно, там, аспирантура – без нее сложно защитить кандидатскую. А дальше куда? Пристроиться в Физтех и трудолюбиво изображать первооткрывателя графена?
Вспоминать тошно. Зато тепе-ерь…
Я лучезарно улыбнулся, подставляя лицо солнцу.
– И где теперь искать этих чучел? – заворчала Рита, вытягивая шею. – Сказала же: ждите у музея!
– Они ж пузатики…
Почти весь фасад Исторического музея, от шпиля к шпилю, затягивало гигантское панно – «62-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции», а у подножия здания шаталась, мешалась и перемешивалась гуляющая публика.
– Привет, шеф! – из людской кутерьмы вырвалась разрумянившаяся Темина. – Ой, здрасте!
– Здрасте, здрасте, – подозрительно сощурилась моя половинка, повторяясь, как Маша Зенкова.
– Привет, привет, – сделал я ручкой. – Гуляем?
– Ага! – радостно вылетело из Нади. – Ой, извините… – она суетливо порылась в сумочке, и выцепила радиофон «ВЭФ». Гаджет сердито звонил, разрывая воздух пронзительной трелью. – Алло? Да… Какие? А-а… Ой, а давайте завтра! Да? М-м… Ну-у… Ладно. Да еду, еду уже! – бросив радик в сумку, девушка кисло поморщилась: – Тоже мне, нашли время!
– С работы звонили? – оказал я внимание.
– Ну, да! Первый отдел лютует. Я, видите ли, какие-то бумаги не сдала после работы! Да куда они денутся из лаборатории? Ой, ну ладно, побегу я!
– Тебе, может, машину вызвать?
– Да не надо, я на своей!
Надя растворилась в толчее, а Рита неодобрительно фыркнула:
– Так и липнет, коза!
– И не говори, – поддакнул я, тая улыбку, – что за молодежь пошла…
– Ой, чуть не забыла! Из-за Надьки этой… Мама твоя звонила, в гости звала. Съездим, может?
– Может, – согласился я.
Тот же день, позже
Зеленоград, площадь Юности
Удивительно… Мама уже год, как переехала в «профессорскую башню», а запахи витают те же, что и на старой квартире – сдобные, уютные и какие-то домашние, что ли. Признаться, я поначалу чувствовал стеснение, бывая здесь в гостях – не привык видеть родительницу в обнимку с Филиппом Георгиевичем.
Но… как-то всё утряслось в душе. Даже Настя, сильно привязанная к папе, спокойно отнеслась к тому, что у нее появился отчим. Главное, что мамульке с ним хорошо, убеждал я сестричку, и Гарина-младшая приняла мою сторону. Вот, и ладушки.
Я облокотился на перила балкона, оглядывая городские просторы. Растет Зелик…
– Лида! – глухо донесся голос Фила. – Помочь?
– Мы сами! – мама вежливо выпроводила «помощника» из кухни.
«Лидия Старос… – подумалось мне. – Звучит куда органичней, чем Жаклин Онассис!»
Вздрогнула балконная дверь, пропуская Филиппа.
– Выгнали! – добродушно пожаловался он, и закряхтел, стыдливо посматривая на меня: – Лида… Она думает, будто ты у нас редко бываешь из-за Питера… из-за отца.
– Нет-нет, пусть выкинет это из головы! – отмел я мамины подозрения, мотая головой. – Додумалась… Я помню папу, но без конца переживать… Да ну! Просто работы много. Бывает, что и на выходных «отдыхаю». Так что… Слушайте, а где Настя?
– Решает задачу трех тел! – хихикнул Старос.