Дочери мертвой империи

Кэролин Тара О'Нил

Маме, которая выслушивала все мои мысли об этой книге и относилась к ним серьезно, и папе, который всегда знал, что я справлюсь

Carolyn Tara O!Neil

Перевод с английского П. Н. Белитовой

© Daughters of a Dead Empire

Copyright © 2022 by Carolyn Tara O!Neil

All rights reserved.

© Белитова П. H., перевод на русский язык, 2023

© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2023

© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2023

Историческая справка

В 1917 году русский народ сверг своего царя.

Первая мировая война унесла бесчисленное множество жизней. Погибли миллионы солдат. Наступили голодные времена. Люди обозлились. Русский народ захотел установить представительное правление, избирать лидеров, которых заботила судьба простого человека. Они ратовали за свободу слова и собрания.

По всему Петрограду начали разгораться очаги протестов, и вскоре пожар восстания охватил весь город, быстро распространившись по стране. В тот день, когда к революции присоединилась армия, все было кончено. Царь Николай II отрекся от престола всего через восемь дней после начала беспорядков. Временное правительство поместило его вместе с семьей под домашний арест.

Позже эти события назвали Февральской революцией.

А затем произошла Октябрьская революция. Власть оказалась в руках коммунистической партии – большевиков. Они разогнали центристские, социалистические и консервативные партии, которые раньше вместе управляли страной.

В 1918 году большевики вывели Красную армию с фронтов Первой мировой войны. Это возмутило центристов и монархистов. Чтобы вернуть контроль над Россией, они объединились и создали Белую армию, а также вступили в союз с Чехословацким легионом – иностранной армией, застрявшей на территории России из-за враждебных действий большевиков.

Так началась Гражданская война.

Часть первая
Дорога

Глава 1
Анна

Сначала я увидела дым от костра. Он мелькал едва заметной темной полоской на небе в просветах между листвой. Судя по слабому отсвету, он горел где-то далеко впереди, за лесом, и означал лишь одно: там были люди.

Раньше я бы закричала от радости, но сейчас мне потребовалось напрячь силы, чтобы просто продолжить молча двигаться вперед. Ноги налились свинцом. Низкие ветви елей больно цеплялись за волосы и одежду. Я смертельно устала, а все тело ныло от долгого изнуряющего бега, но остановиться было нельзя: свет огня подарил мне надежду.

Замедлись я хоть на секунду, и мне пришлось бы думать о сосущей черной дыре, образовавшейся в груди. Или о солдатах-большевиках, которые наверняка заметили, что я пропала, и бросились в погоню. Или о телах, которые я оставила там.

«Только посмотри на себя», – отзвуком воспоминания прозвучал укоризненный голос сестры. Сколько раз Татьяна отчитывала меня за неряшливый внешний вид! А ведь я еще никогда не выглядела столь скверно, как сейчас. Дырявая душегрея вся задубела от высохшей крови. Увидь меня кто, наверняка испугается.

Лихорадочно расстегивая пуговицы, я стащила с себя душегрею и забросила ее в кусты, где она осталась лежать бесформенной кучей. Теперь уже никто не узнает в ней подарок, который мама вручила мне два года назад.

– Ты такая неряха. – Мама цокнула языком, разглядывая синюю ткань. – Уже третье платье за лето меняешь. Ты что же, не знаешь, что сейчас война?

– Конечно, знаю, мама. Когда в следующий раз буду падать с велосипеда, постараюсь приземлиться на голову, чтобы одежду не порвать.

Мама сморщила нос, стараясь не рассмеяться.

– Швыбзик! – Она ласково покачала головой. – Когда ты уже вырастешь?

– Только когда не будет другого выбора.

Она фыркнула и приложила ткань мне к груди. Удовлетворившись видом, она нежно провела по хлопку рукой.

Я оставила ее в грязи, как и все прочее, что когда-то любила.

А затем вышла из леса.

Передо мной предстало заросшее клевером изумрудное поле. Оно простиралось вверх по холму, на котором возвышался маленький домик. Отблесков огня все еще не было видно, но с другой стороны скромного жилища в небо поднималась темная полоска дыма, что и привлекла меня. Заиграла гармонь. Это была веселая мелодия, как у «Барыни». Вскоре к ней присоединились задорные хлопки в ладоши.

Робкая надежда превратилась в безумное облегчение, благодаря которому открылось второе дыхание. Я засмеялась и побежала вверх по склону, на ходу вытаскивая из волос ветки и листья. Высоко в небе светило солнце. Я облизала пересохшие губы, силясь вспомнить, когда последний раз хоть что-то пила. Я уже чувствовала вкус живительной влаги. Я так долго бродила по горным окраинам Екатеринбурга и уже начала сомневаться, что выберусь. Но я не сдавалась, потому что, как любил говорить папа, для любой проблемы найдется решение.

Домик оказался простой избушкой, сложенной из темных бревен, маленькой и обветшалой. На окнах висели покосившиеся ставни. Проходя мимо, я увидела, что вся стена была усеяна дырами от пуль.

Я отвернулась.

За домом царили радость и свет.

Во дворе танцевали и смеялись несколько дюжин крестьян – и не скажешь, что идет война. На лужайке кружились женщины в ярких платьях и платках, старики играли на гармони или хлопали в ладоши. Полуголые дети с веселыми криками гонялись друг за другом, крутились под ногами взрослых и прятались за спинами зрителей. Ниже по склону я заметила еще пару домов, таких же бедных, как и избушка.

На краю двора у покосившейся телеги группка людей рассматривала выставленные на продажу глиняные горшки и рулоны ткани.

Костер оказался небольшой, его разожгли у пристройки вдалеке от праздника. Крупный, на удивление молодой парень подкидывал в него грязные окровавленные тряпки. От такого подношения огонь на мгновение утихал, дым сгущался, а потом пламя разгоралось с новой силой, еще пуще прежнего. Куры, спокойно клевавшие рядом траву, с испуганным кудахтаньем разлетались в стороны.

– Глиняные горшки! Узорчатые ткани и сарафаны с вышивкой!

Торговкой у телеги оказалась девушка моего возраста. Голос у нее был сильный и звучный. Она рассматривала двор в поисках покупателей, и наши взгляды встретились. Девушка помрачнела и прищурилась, а потом и вовсе отвернулась. Наверное, решила, что я попрошайка. От стыда краска прилила к щекам, я отступила назад, случайно на кого-то налетев.

– Прочь от меня! – Женщина грубо толкнула меня в спину.

Я запуталась в собственных ногах и упала прямо на землю. Ладонями проехалась по сухой и грубой траве. Боль безжалостно полоснула по коже, на которой образовались кровоточащие ранки.

– Кулачка! – зло прошипела женщина.

Пошатываясь, я медленно поднялась на ноги, лицо пылало от унижения. Музыка остановилась на секунду: танцоры удивленно оглянулись, а потом продолжили пляску, решив, что я не стою их внимания. Несколько человек отошли от меня подальше, как от прокаженной.

– Возьми сырничков, милый. Держи, зайка.

Сквозь толпу шла сгорбленная седая старушка в простом платке с цветочным орнаментом и раздавала еду. Перед собой она несла небольшую корзинку, из-под крышки которой выглядывала золотистая сдоба.

У меня потекли слюнки. Я сглотнула их, благодарная за влагу, и пошла к старушке. Последний раз я ела… день или два назад, точно не помнила. Я не хотела вспоминать дом Ипатьева. Знала только, что умираю с голоду.

– Извините меня, пожалуйста, – сказала я.

Старушка нахмурилась, взглядом пробежалась по пятнам и дырам на моей юбке, по крови на ладонях, по грязным неприкрытым волосам.

– Одна копейка, – сказала она.

– Пожалуйста. Я так голодна. – Мой голос дрогнул. Мне было горько попрошайничать, но запах теплых сырников околдовывал. – Всего один, прошу. У меня ничего нет.

Старушка вновь посмотрела на мою блузку и юбку.

– А похоже, что было достаточно. Теперь знаешь, каково это – быть в нужде, а, помещица?

Знает, каково это? Вся моя семья погибла, а она думает… Раз я когда-то жила в большом доме, а мою юбку сшили из дорогой ткани, то я этого заслуживаю? То он и этого заслуживают?

Ее жестокие слова словно ударили меня под дых. Я не помещица! Рука потянулась к груди, пытаясь утихомирить злость, чтобы не сказать то, о чем пожалею. Ладонь – на сердце, как делала мама, когда хотела меня успокоить.

Пальцы скользнули по гладкому металлу под тонким шелком блузки.

Машино ожерелье.

Я прижала к нему ладонь и закрыла глаза. Эта икона прикасалась к ее коже. Драгоценность напомнила мне о том, что я неодинока. Когда-то ее благословил брат Григорий, и теперь это оберегало меня.

А потом я вспомнила: у меня была не только цепочка, но и еще кое-что ценное.

Убегая через лес, я несколько раз ослабляла корсет, почти сняла его совсем. Но что-то меня остановило в последний момент. И слава богу! Под его подкладкой были припрятаны бриллианты, изумруды и сапфиры – остатки семейного богатства.

Я вовсе не попрошайка. Я несла с собой наследие своей семьи. Я их наследие. И я выживу, потому что они не оставили меня в нужде. У меня есть что обменять.

---