Томек и таинственное путешествие

Альфред Шклярский

Alfred Szklarski

TAJEMNICZA WYPRAWA TOMKA

Copyright © by MUZA SA, 1991, 2007, 2018

All rights reserved

Перевод с польского Евгения Шпака

Комментарии и примечания Ольги Куликовой

Иллюстрации Владимира Канивца

Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса

© Шпак Е., перевод на русский язык, 2002

© Примечания, комментарии. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука®

Томек в стране кенгуру

Томек на Черном континенте

Томек на тропе войны

Томек ищет снежного человека

Томек и таинственное путешествие

Томек среди охотников за человеческими головами

Томек у истоков Амазонки

Томек в Гран-Чако

Томек в стране фараонов

I
В тайге

Над широкими просторами русской части Дальнего Востока светало. На небосклоне медленно гасли звезды, и в сером полумраке клубился предрассветный туман. Вот лучи восходящего солнца коснулись округлых горных вершин, пробежали по склонам, поросшим лесом, и на всем пространстве тайги настал новый день.

Мягкий туман, обволакивавший девственный лес, постепенно рассеивался, и перед взором наблюдателя открывались удивительные подробности пейзажа. Растительность, присущая северной тайге, соседствовала здесь с породами смешанных лесов Китая и Индии. По стволам аянских елей^[1] вились ветви дикого винограда; рядом с белыми березами и сибирскими кедрами росли амурские пробковые деревья, маньчжурский орех и кусты аралии со стеблями, покрытыми шипами. Повсюду вокруг в небо вздымались вершины столетних кедров, золотисто-зеленой даурской лиственницы, белокорых пихт, среди которых пробивалась светлая зелень амурских лип, вязов, грабов, дубов и кленов.

Солнечные лучи все глубже и глубже проникали во влажную чащобу приамурской тайги, где протоптанные оленями стёжки пересекаются с тропами тигров, а в жаркую летнюю пору скромные якутские мотыльки уступают место крупным тропическим бабочкам.

Здесь на рассвете тигры возвращаются с ночной охоты к своим лежбищам; в это время тайга замирает, и только птицы, сидя в гнездах высоко над землей, отваживаются резкими криками заявить о своем присутствии. Однако этим утром даже птицы при малейшем шорохе срывались с мест, а дикие животные тайком пробирались сквозь чащу, потому что извечные устои тайги нарушил их самый коварный враг – человек. В самом сердце тайги, вблизи южной оконечности Буреинского хребта^[2], появилась группа следопытов и звероловов, разбивших здесь свой лагерь.

Когда солнечные лучи разогнали туман, стлавшийся по лесным полянам, на одной из них показались силуэты нескольких палаток, окруженных полукругом телег. Под телегами спали привязанные к колесам лохматые псы. Внутри полукруга телег стоял ряд клеток с дверками из железных прутьев. Вблизи лагеря паслись стреноженные лошади.

Из палатки вышел низкий, широкоплечий мужчина, одетый в штаны и куртку, сшитые из оленьей шкуры. Он внимательно окинул взглядом поляну, повернул к солнцу смуглое лицо с раскосыми глазами, маленьким носом и выдающимися скулами. Он был искренне рад, что туман рассеялся. Мужчина посмотрел вверх. Хмурое небо, а таким оно было уже две недели, наконец разъяснилось и голубело в лучах восходящего солнца. Тихий, почти безветренный рассвет свидетельствовал о том, что пора летних муссонных дождей^[3] прошла. Лицо мужчины озарилось улыбкой. Ведь он был проводник и следопыт – участник экспедиции, организованной белыми звероловами, приехавшими сюда из далекой страны. Проводник уже давно ждал подходящего дня, чтобы закончить охоту на тигров. После этого экспедиция должна была перейти в район, расположенный к западу от Буреинского хребта, чтобы очутиться вне досягаемости муссонных дождей, которые задерживались на восточных склонах гор.

Мужчина вернулся в палатку, потом снова вышел на поляну, держа в руках старую берданку^[4]. Теперь у него на ногах были мягкие унты из оленьей шкуры, и он, бесшумно ступая, направился в чащу леса. Как раз в этот момент из соседней палатки выглянул молодой человек довольно высокого роста. Это был зверолов Томек Вильмовский, который с отцом и несколькими друзьями охотился в приамурской тайге. Увидев уходящего проводника, юноша, несмотря на то что был полуодет, побежал вслед за ним.

– Нучи^[5], куда ты собрался так рано? Если ты идешь искать обнаруженных вчера тигров, то я с удовольствием пойду с тобой, – по-русски крикнул он, догоняя следопыта, представителя местного народа – нанайцев^[6].

Нучи остановился, повернулся к юноше и на ломаном русском языке, перемежая его словами родного языка, ответил:

– Моя проверит, есть ли амба^[7], и вернется за вами.

– Ты же знаешь, что я умею незаметно подкрасться к зверю. Я не вспугну тигров, возьми меня с собой, – просил Томек.

Нучи поднял голову, чтобы заглянуть в глаза юноши.

– Твоя такой же хороший охотник, как старый гольд, но амбы живут далеко за сопкой, шибко далеко! Твоя устанет ходить, а потом не может скоро ловить, – ответил он.

– Ну да, ты, пожалуй, прав, Нучи, но я при случае подстрелил бы что-нибудь для наших тигров. Остатки кабана я разделю между ними сейчас. Их надо хорошо накормить, а то они будут шуметь целый день. Ты же сам говорил, что это мешает охоте, – искушал Томек охотника, так как очень хотел отправиться в тайгу со знаменитым местным звероловом.

– Теперь наша не может стрелять, – твердо ответил Нучи. – Мы должны поймать амбы, а потом охотиться. Пусть твоя накормит амбы в клетках, а то голодные они злые и громко кричат своим братьям в тайге. Тогда совсем нет охоты.

– Хорошо, Нучи, я займусь тиграми.

Нанаец подмигнул опечаленному юноше, забросил ружье за спину и быстро исчез в лесной чаще. С нескрываемой завистью Томек смотрел ему вслед, хотя в глубине души признавал правоту местного охотника. Здесь, в приамурской тайге, ловля живых тигров осуществлялась старым охотничьим способом, то есть без участия многочисленной облавы, которая помогла бы окружить животных. Погоня за тиграми небольшой группы людей с собаками была чрезвычайно изнурительна, в особенности на склонах сопок. Правда, в течение нескольких недель охоты они сумели поймать трех молодых хищников, но сильно при этом устали. Дождливое лето не благоприятствовало звероловам. Размокшая от дождей земля затрудняла и без того тяжелую охоту. Поэтому опытный Нучи советовал отложить поимку тигров до приближающейся осени – лучшей поры года в этом районе. Он объяснял, что после муссонных дождей быстро устанавливается солнечная и теплая погода, которая обычно длится до конца сентября и даже до начала октября. В конце осени, когда подсыхает и подмерзает земля, легче передвигаться на телегах. К сожалению, белые охотники не захотели воспользоваться хорошим советом. Они обосновались во влажной тайге и кружили по ней, словно духи.

Нучи исчез в чаще леса; Томек медленно вернулся в палатку. Стараясь не разбудить друзей, он взял одежду, полотенце, мыло и направился к протекавшему поблизости ручью. Вскоре одетый и умытый юноша присел на поваленный бурей ствол дерева. Некоторое время прислушивался, подозрительно поглядывая вокруг. В лагере царила полная тишина. Все отдыхали перед новой охотой, которую обещал им Нучи.

Томек осторожно достал из поясного кармана листок бумаги. Разгладил его на колене. Это было письмо от его двоюродной сестры Ирены Карской, в семье которой он долгое время жил в Варшаве после смерти матери и побега отца за границу.

Томек начал читать письмо:

Варшава, 10 мая 1907 года

Дорогой братец!

Я почти целый год не отвечала тебе на письмо, которого мы с таким нетерпением ждали. Из-за строгостей цензуры я не все могла тебе написать о трагических событиях, происшедших в нашей семье. Только теперь я могу послать тебе ответ не по почте, а с оказией. Один из друзей папы уезжает за границу по торговым делам и обещал выслать мое письмо из Германии.

Дорогой Томек, прежде всего я должна объяснить тебе причину всех этих предосторожностей. Дело в том, что Збышек арестован и сослан в Сибирь^[8]. Ты, конечно, лучше других поймешь, каким это было ударом для всех нас, в особенности для мамы. Ты же помнишь – она всегда боялась всякого рода политических заговоров! Когда ты уехал со Смугой к своему папе, она, бедняжка, думала, что все заботы уже окончились. Во время революции в России и в Царстве Польском^[9] она радовалась, что ты живешь в безопасности, далеко от нас! Она говорила тогда, что в твоей крови бушует революционный дух твоего отца и во время беспорядков ты не усидел бы спокойно на месте. А мой папа ей только поддакивал. Он постоянно называет тебя польским патриотом.

Конечно, Збышек, Витек и я стремились тебе подражать. Тем более что представилось множество случаев. Студенты, а потом – следуя их примеру – гимназисты начали проводить школьные забастовки, требуя обучения на польском языке.