Несколько лет назад мама сделала для меня художественную студию в одной из ненужных комнат, и теперь это мое убежище в нашем чудовищном доме. Если у меня плохой день или мне что-то досаждает, я запираюсь здесь и выпускаю пар, рисуя. Я не ограничиваю себя и без разбора экспериментирую со всем, что привлекает мою творческую сторону. Мама потакает моим капризам, и я беру уроки живописи, акварели, гончарного дела и изготовления украшений. Сейчас я хожу на уроки фотографии и с удовольствием осваиваю новенький «никон», который мама купила мне на день рождения.

Но сегодня мне хочется выразить себя в рисовании. Широкие окна студии выходят в сад за домом, и мне нравится открывающийся вид. Я начала рисовать красивый ухоженный газон и аккуратные цветочные клумбы, но сейчас я даю волю своей творческой жилке, и картина превращается в безумные цветные пятна, мазки и точки.

В реальный мир меня возвращает настойчивый стук в дверь. Когда она открывается и в студию заглядывает Бен, мои губы растягиваются в широкой улыбке.

– Я не мешаю гению работать? – подтрунивает он с ослепительной улыбкой, от которой у меня замирает сердце.

– Мешаешь, но я не против.

Я кладу кисть на мольберт, вытаскиваю из пачки влажную салфетку и иду к двери, на ходу вытирая пальцы.

Бен протискивается в комнату, оставляя дверь полуоткрытой.

– Это хорошо, потому что я тебе кое-что принес.

Он идет ко мне, протягивая небольшую коробку, и его улыбка становится шире.

Я взвизгиваю и хлопаю в ладоши.

– Они снова открылись?

Моя любимая кондитерская закрылась без объяснений несколько недель назад, и я уже не надеялась когда-нибудь снова попробовать их восхитительные кексы.

Бен кивает и вручает мне коробку.

– По пути сюда я заметил в кондитерской свет, остановился и прихватил пирожное для моего любимого Светлячка.

Он ерошит мои волосы, и по всему моему телу разливается тепло.

Открыв коробку, я позволяю своим длинным светлым волосам повиснуть вокруг лица, чтобы скрыть румянец на щеках.

– Красный бархат. Вкуснятина!

Я сую указательный палец в мягкую сладкую глазурь.

– Это же твои любимые? – Он прислоняется к длинному столу позади нас.

– Эти и их…

– Трюфеля с арахисовым маслом, – заканчивает он.

Я награждаю его улыбкой и облизываю палец.

– Ты хорошо меня знаешь.

– Думаю, да, – сдвинув брови, он осматривает комнату. – Черт, Светлячок, ты всерьез увлеклась фотографией. Снимки потрясающие.

Я вся таю от его похвалы. Развернувшись, внимательно изучаю фотографии, беспорядочно развешанные на дальней стене.

– Я еще учусь технике, но это прикольно. Мне нравится.

– Ты такая талантливая.

Оттолкнувшись от стола, он подходит к стене и проводит пальцем по новейшим добавлениям к моей настенной выставке. Я скопировала кадр из фильма о Гарри Поттере: высоко в небо возносится замок Хогвартс в окружении дремучего зеленого леса. В течение нескольких месяцев под настроение я подрисовывала новые детали.

– Ты добавила Гарри, – говорит Бен, оглядываясь на меня через плечо.

– И Гермиону с Роном, – подойдя к нему, я показываю маленькие фигурки в небе, летящие на метлах. – После аттракционов в «Юниверсал Студиос» пришлось добавить игру в квиддич.

Я обвожу пальцем округлый край золотого снитча и довольно улыбаюсь.

Бен и рисование делают меня счастливой, и в этот момент я могу взорваться от радости.

– Сьерра, ты черпаешь вдохновение отовсюду. Я был бы не прочь посмотреть на мир твоими глазами.

– Мир – это одно бескрайнее море вдохновения. Как могу я не вдохновляться каждую секунду каждой минуты каждого дня?

Он наклоняется, его великолепное лицо оказывается рядом с моим, и я забываю как дышать.

– Думаю, ты сама вдохновляешь, Светлячок.

Очень осторожно он заправляет мне за ухо прядь волос, и мои щеки вспыхивают. Но я борюсь со смущением и выдерживаю его взгляд, а он восторженно улыбается.

– Никогда не меняйся.

– Э… не буду, – хрипло отвечаю я и расстраиваюсь, когда он выпрямляется и отходит назад.

– Я подумала, что ты можешь быть здесь, – говорит Саския.

Я подскакиваю от неожиданности и тоненько взвизгиваю.

– О боже. Ты меня напугала.

Она прищуривается.

– Нехорошо подслушивать личные разговоры, правда? – спрашивает она, ясно давая понять, что ей известно о моей слежке.

– Бен принес мне пирожное, – резко отвечаю я, показывая ей коробку.

– Ты растолстеешь, – протягивает она, оглядывая меня с головы до пят. – А лишние фунты тебе ни к чему. Ты и так уже пухленькая в талии.

Я вспыхиваю и заливаюсь краской от обжигающего смущения. Я борюсь со слезами – не хочу, чтобы она видела, как сильно меня задела. Как она могла сказать такое при Бене?

– Саския, не будь такой жестокой, – говорит Бен.

Мне нравится, как быстро он всегда встает на мою защиту. Он мой герой, и я всегда буду боготворить землю, по которой он ходит. Он поворачивается ко мне, и его лицо смягчается.

– Ты идеальна такая, как есть.

Он гладит меня по голове, и мое смущение мигом проходит.

– Я просто стараюсь воспитывать мою младшую сестренку. Мир – жестокое место. – Саския пересекает комнату и переплетает пальцы с пальцами Бена, а я стискиваю зубы. – А на толстых цыпочек клюют только противные стариканы.

Она гладит меня по голове, но в ее жесте так и сквозит снисходительность.

– Так что жуй свое калорийное пирожное, Светлячок, но не вини меня, когда станешь одинокой толстушкой.

Бен выдергивает руку из пальцев Саскии, но это приносит мне лишь кроху радости, потому что ее обидные слова и злой взгляд пронзают стены, за которыми я прячусь, и ее удар сильно ранит.

Я знаю, что в последнее время немного прибавила в весе, но только потому, что у меня еще не начался скачок роста. Я самая маленькая в классе, и большинство моих друзей выше меня. Мама сказала, что не стоит беспокоиться по этому поводу, вес уйдет, когда я вытянусь. Обычно я горжусь тем, что не помешана на своей внешности, в отличие от Саскии и Серены, которые часами торчат перед зеркалом, но я недостаточно сильна, чтобы защищаться от таких ужасных нападок. Я думала, что старшие сестры должны защищать младших, а не проявлять беспричинную грубость и жестокость.

– Саския, ты переходишь границы, – говорит Бен сквозь зубы. – Извинись перед Сьеррой.

Она фыркает.

– Ты мой парень, а не отец, я не буду извиняться за то, что была честна. Бог свидетель, Сьерра не задумывается о чувствах других, когда выкладывает, что у нее на уме.

Бен открывает рот – наверное, чтобы снова меня защитить, но на этот раз я его перебиваю.

– Я в порядке, Бен. Я привыкла к воспитательным методам Саскии. И меня не волнует, что она говорит, – лгу я, запихивая кекс в рот и пытаясь испепелить сестру взглядом.

Она смотрит на меня с отвращением и уже собирается что-то сказать – конечно, чтобы оскорбить, но замирает с открытым ртом, как рыба на суше, когда Бен бросает на нее мрачный и какой-то пугающий взгляд.

– Может, покончим с этим? – спрашивает она через пару секунд, взяв себя в руки.

Бен что-то бормочет себе под нос, его грудь вздымается, и он кивает.

Проглотив вкуснейшую воздушную субстанцию, я бегу к столу и хватаю отложенный в сторону рисунок, а потом бросаюсь к двери, пока они не ушли.

– Спасибо за пирожное, – говорю Бену и сую рисунок ему в руки. – Я нарисовала это для тебя.

Он с улыбкой берет бумагу, внимательно разглядывая картинку, которую я придумала специально для него.

– Светлячок, который излучает свет и энергию, прямо как девочка, которая его нарисовала, – говорит он.

Я стараюсь не расстраиваться от слова «девочка», но трудно не падать духом. Я знаю, что мои чувства останутся без ответа, а подобные слова разрушают иллюзию. И все же я предпочла бы пребывать в блаженном неведении, когда дело касается Беннета Карвера.

– Спасибо, Сьерра. Я тебя люблю.

Он наклоняется и запечатлевает легкий поцелуй на моей щеке. Мои ноги едва не подгибаются. Саския за его спиной самодовольно ухмыляется, а заносчивое выражение ее лица говорит о том, что ей известно о моей влюбленности в ее парня.

– Я буду его беречь, – добавляет Бен.

Саския закатывает глаза.

– Дурацкий рисунок от впечатлительного влюбленного ребенка. Только не делай вид, будто это шедевр.

– Ты законченная стерва, а мое терпение имеет свои пределы, – говорит ей Бен, и у него такой вид, будто он готов свернуть ей шею.

Не уверена, что расстроюсь, если он это сделает.

– О, расслабься, – Саския пытается отделаться смехом. – Ты сегодня такой напряженный.

Она хватает его за плечи и мурлычет:

– Но после ужина я могу с этим помочь.

Мне становится дурно.

– Неужели ты умрешь, если будешь вести себя прилично? – спрашивает он, переводя взгляд с Саскии на меня.

– Я прилично себя веду, – протестует она, и я с трудом подавляю желание закатить глаза. – И правда не могу взять в толк, почему тебя это волнует. Она же не твоя младшая сестра.

На его челюсти дергается мышца, и я про себя радуюсь тому, что у сестры сегодня язык как помело. Может, Бен наконец опомнился. Может, он собирается порвать с ней. Боже, надеюсь на это, потому что он заслуживает гораздо большего.

Но моя радость быстро меркнет, как только я соображаю, что это будет значить. Я больше его не увижу. Он не будет приносить мне кексы из кондитерской «Маунтейнвью». Не будет говорить со мной о моем творчестве или спрашивать, как дела в школе, а я лишусь человека, который, похоже, проявляет интерес к моей жизни.

Но я могу пойти на такую жертву, если это означает, что он освободится от ведьмы и найдет хорошую девушку, которая будет его ценить.

---