Есть процессы, которые можно ПРОжить, а можно ПЕРЕжить. Мы часто что‑то переживаем, но время проходит, и мы ПЕРЕживаем, но не ПРОживаем. Потому что не даём чувствам, которые актуализируются в моменте, на нас подействовать. Мы не хотим, не можем, у нас есть куча рефлексов и защитных механизмов, которые бегут впереди осознанности и управляют сознанием и поведением. Мы будем учиться не просто ПЕРЕживать, но и ПРОживать те процессы, с которыми сталкиваемся. Этот опыт ещё пригодится. Он помогает, потому что, когда трудно, самое главное – иметь варианты. Много вариантов, не взятых из прошлого, из прежнего опыта, который нам давно не подходит. Ответы, которые мы получили когда‑то, не годятся сейчас. Потому что то, что проживаем сейчас, мы не проживали НИКОГДА. Мы пытаемся найти аналогию, похожесть, говорим: «А да, это, как тогда!» Но не так, как тогда. Действовать в этом новом опыте можно научиться, гарантирую.

Будьте очень внимательными к себе, проживая очень трудные и очень хрупкие времена. Книга будет вашим настоящим – реалистичным и актуальным. Как бы ни менялось здесь и сейчас, я буду это включать в контекст. Нам нужно понимать своё тело, быть поддержкой для детей, близких и себя. Тому, кому трудно, и кто не справляется сейчас, включая нас самих.

Будьте внимательными к тому, что происходит внутри вас. Ничего не игнорируйте. Всё замечайте.

Работая с симптомами, я заметила, как они меняются, отражая нюансы настоящего момента. Пока писала книгу, за пандемией пришла война, и человеческая психика на моих глазах судорожно искала решение, как утрамбовать внутри себя ещё один стресс такого масштаба. Я стала замечать, как увеличилось количество обращений по психосоматике зрения. «Врачи ничего не находят, – традиционно говорят мне клиенты, – но с моим зрением что‑то не так, как будто бы болят глаза, хочется их закрыть». Или зрение попросту снижается без видимых на то причин. Видимых, с точки зрения физиологии.

«Война, – отвечаю я клиентам. – Я понимаю, что вы не хотите на это смотреть. Никто не хочет». Я вижу детей, у которых значительно и с неимоверной скоростью снижается зрение. Родители недоумевают, как такое может быть. «Они в ужасе, – говорю им я, – наши дети в ужасе. Они слышат и видят всё, что происходит вокруг, а ещё они слышат и видят вас и ваш испуг. Или долгий, липкий, жуткий страх, который вы испытываете совершенно очевидным для ваших детей образом. Даже если вы так не считаете, ваш страх заметен, он видим, ощутим, осязаем». Многообразие последствий этого состояния нам ещё только предстоит изучить.

ВОЗ опубликовала данные о том, что стресс подобной интенсивности и продолжительности вносит изменения уже на клеточном уровне. Важно знать, что мы адаптируемся, продолжительный стресс не проживается одинаково интенсивно день за днём. Он заставляет нас адаптироваться. Мозг и тело неистово ищут способы сделать это. И у них выходит. Может быть, медленно, не так, как нам хотелось бы, но у мозга и тела получается адаптироваться к настоящему моменту. Мы коллектив, система, популяция, люди. С самого раннего детства научаемся, чему‑то подражая: родителям, взрослым, старшим. Так и сейчас: нам важно смотреть друг на друга и видеть, как у нас получается выживать, жить, сохранять рассудок и жизненные силы.

Если получается у других, получится и у меня. Нам важно смотреть на другого в коллективном травматическом опыте. Важно обратить взор на того, кто способен выдерживать, или просто доверять своему мудрому телу, которое может повести себя выученным ранее способом. А способ этот очень простой, нам не надо о нём даже думать. Если у ребёнка в детском возрасте случится беда, его мозг выключит все чувства, словно свет в комнате. Ребёнок не способен горевать, осмысливать и проживать беду. Он способен только видеть и молча идти через стресс, как через лес, озираясь по сторонам.

То же самое происходит с нами сейчас. Чувства многих выключились автоматом, потому что в какой‑то момент стало уже слишком. Однажды ребёнок вырастет и сможет начать горевать, проживать большие чувства, потому что он большой для больших чувств. Он не сойдёт от них с ума, не умрёт от горя, потому что достаточно вырос, созрел для этих чувств. Так и мы однажды созреем, для того чтобы прожить всё, что спрятано, ибо невыносимо. Мы сейчас уже зреем все вместе, чтобы прожить вселенские стыд и страх, за то что мы живы и здоровы, для того, чтобы прожить беспомощность всех людей на планете во время пандемии. Мы зреем, чтобы прожить отчаяние и бессилие перед информационной и настоящей войной в XXI в.

А пока давайте просто прижмёмся друг к другу и констатируем, что всё это видим. Мы сможем помочь друг другу не закрывать глаза или делать вид, что это сон. Не сон, наша с вами жизнь. Мы выжили, и я продолжу писать книгу.

Болезнь, я люблю тебя

«Человек состоит из пяти вещей: тело, разум, чувства, дух, душа», – говорил Берт Хеллингер. Медицина работает с телом, с возникшими физическими нарушениями в организме. Врачу не требуется брать в расчёт то, что человек думает, чувствует, и как эти вещи взаимосвязаны. А ведь есть ещё дух и душа. Я как психотерапевт рассматриваю человека со всех пяти сторон. Мы работаем со всеми пятью, и тогда речь идёт о целостности, можем рассматривать причину заболевания и работу с ним в совокупности души, тела, разума, духа и чувств.

Мы ВСЕГДА включены психоэмоционально! Например, заболевания ЖКТ напрямую связаны с эмоциями. То, как мы пережевываем, перевариваем пищу, точно так же мы обходимся и с эмоциями. Этому мы научаемся в раннем детстве.

Важно понимать, что мы можем переучить себя. Говоря о переучивании, ведём речь о геноме. Генетическое – это что‑то, передающееся по наследству, мы все об этом знаем. Мало кто понимает, геном – переданный по наследству код выживания, флешка, на которую записан целиком и полностью опыт наших предков. Это не просто опыт проживания каждого дня, а опыт выживания в экстремальных ситуациях, пиковый момент при очевидной угрозе жизни: беги, прячься, стреляй, предай, замри, дерись, умри.

Спасибо тело, спасибо болезнь, ты помогаешь мне держаться за тебя, когда меня сносит с ног ветром перемен

Геном говорит нам: если ты ничего не изменишь, я предложу вариант из имеющихся. Он не будет рассуждать, подходит ли тебе этот вариант здесь и сейчас. И это будет что‑то вроде рефлекса, нечто спонтанное, необдуманное, сиюминутное. Например, некоторые женщины опасаются мужчин. Они никогда не задумывались, в связи с чем. Они просто живут, создавая каждый день обстоятельства, по причине которых мужчина рядом не окажется. Никому не придёт в голову, что это генетически определённый способ выживания.

Другой пример: миллионы страдающих сахарным диабетом или нарушением функции щитовидки детей реагируют болезнью только ради удержания матери возле себя. Их геном точно знает, что здоровый ребёнок надолго с матерью не задерживается. Он будет отдан родственникам, в учебное спецзаведение или вообще, как нередко случалось раньше, продан в другую семью. Давным-давно никто никого не продаёт, не вынужден содержать 14 детей, но записанная на флешку генома история «заболей, иначе отдадут» будет воспроизводить способ поведения до тех пор, пока вы не решите перезаписать данные.

В следующих главах вы найдёте ответы на вопрос «что делать, чтобы перезаписать существующий файл». Но сначала мне хотелось бы сказать, что наше здоровье определяется генетическим вводными на 50 %. Оставшиеся 50 % уходят на то, как мы живём здесь и сейчас. Если вы представите, что геном (т. е. первые 50 %) можно скорректировать, изменить в свою пользу и перезаписать, вы поймёте, что золотой ключик почти у вас в кармане.

Старайтесь не обманываться лёгкостью того, как Буратино добыл ключик. Он был не один, и путь к двери, которую он открывает, тернист и сложен. Мне бы не хотелось, чтобы вы с самого начала пошли за иллюзией простоты своего исцеления, не хотелось обесценивать тот путь к исцелению, который прошёл каждый мой клиент, упомянутый в повествовании. Раз эта книга в ваших руках, значит, вы уже поняли, что привычное вам не подходит, и сбежали вслед за новизной и приключениями. Жизнь – приключение. Здоровая энергия и сила тела нужны нам, чтобы узнать, что же такое жизнь.

Приверженность болезни

Разумно придерживаться комплексного отношения к терапии. Если вам положена диета, её надо соблюдать. Если назначены лекарства, их надо пить. Если полагаются процедуры, надо делать. Когда вы хотите себе помочь, это движение тоже психосоматическое, психоэмоциональное, потому что вы обращены к себе, хотите себя вылечить. Отсюда улучшение. Вы говорите своему организму: «Слушай, я просто так не дамся!» Всё вместе дает положительный эффект. Мы ходим к врачу, пьём таблетки, втираем лечебный гель с какой‑то эмоцией: верим не верим, доверяем не доверяем, соглашаемся не соглашаемся. В излечении и лечении очень много эмоционального контекста. Восприятие, эмоциональный фон в процессе излечения – всё влияет на результат.

Спасибо тело, спасибо болезнь, ты помогаешь мне держаться за тебя, когда меня сносит с ног ветром перемен.

В клинической психологии есть понятие «приверженность болезни». Что это значит? БОЛЕЗНЬ ПРИХОДИТ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ. Я буду повторять это снова и снова, до тех пор, пока идея не станет абсолютно ясной и очевидной для вас. В болезни есть свои плюсы и смыслы. Незнание их делает выздоровление невозможным. Приверженность – это энергия, связи, нити, а иногда и канаты, которые связывают нас с болезнью.