Моё внимание к личности Эйхмана возникло прежде всего из интереса к теории и психодиагностической практике Леопольда Зонди^[4], который странным и даже мистическим образом оказался связанным с Эйхманом. Занимаясь психологическим тестированием с помощью теста Зонди, буквально в первые годы моего знакомства с этой техникой я наткнулся на исторический эпизод, связанный с упомянутым тестом. Речь шла о тестировании нацистского преступника Адольфа Эйхмана. Разумеется, личность злодея привлекала внимание и исследователей различных научных дисциплин и направлений в попытках понять сущность и обнаружить истоки его дьявольских деяний. В связи с этим возникло имя Леопольда Зонди, который делал заключение относительно личности Эйхмана на основании анонимных протоколов тестирования с помощью разработанного им психодиагностического инструмента. В заключении, которое написал Л. Зонди после анализа результатов тестирования, однозначно утверждается, что тот, которого он тестировал заочно, – «преступник с неукротимой смертоносной ментальностью»^[5]. Другими словами, некто, протоколы исследования которого были посланы учёному, являлся воплощением Каина. Но мы-то знаем, что это психологическое заключение относилось к Адольфу Эйхману.^[6]

Кроме того, источник моей обсессии, моего бессознательного влечения к этой теме заключается в том, что корни здесь глубоко личные. Как и множество других еврейских семей, потерявших своих близких в огне Холокоста, мою семью не обошли утраты.

Понятно, что ответы на вопросы «За что?», «Почему именно евреи?» в общем виде имеют бесконечное число вариантов, версий, которые сами по себе небезосновательны. Многие из них содержатся, например, в объёмном трактате «Истоки тоталитаризма», представляющем собой серьёзное научное исследование, написанное Ханной Арендт. Эта её работа, вероятно, не имела столь же широкого круга читателей, как её репортажи из Иерусалима, поскольку была обращена к подготовленной аудитории.^[7] Книга же «Эйхман в Иерусалиме», которая была скомпонована из её сообщений из Израиля, стала известной не только научному сообществу, но и людям, «которые читают газеты», т. е. разным слоям населения, до которых она донесла свои впечатления и соображения, возникшие на основе наблюдения за процессом в Иерусалиме.

Не раз перечитанная книга известного философа своим содержанием скорее вызывает у меня непонимание и несогласие с позицией автора, нежели отвечает на вопрос о том, что двигало Эйхманом в его служебном рвении, направленном на истребление еврейского народа. Интуитивно концепция банальности зла не показалась мне обоснованной, хотя, несомненно, выглядела броско и вызывающе. Сомнения в легитимности подхода Х. Арендт как философа к психологической проблеме побуждали меня заняться поиском материалов психологического обследования Эйхмана. К счастью, многие подобные материалы, в том числе и с Нюрнбергского процесса главных военных преступников, были опубликованы уже в начале XXI века. И самое главное, что среди этих материалов были протоколы психологического тестирования.

Имеет смысл сосредоточить внимание на рассмотрении проблемы, описанной в книге Ханны Арендт, как иллюстрации вполне конкретного случая. Как случилось, что реальный человек, который удостоился разных эпитетов, производных от слова «злодей», принял на себя миссию и осуществил её, спланировав и организовав массовые убийства в масштабах, которых человечество не знало на протяжении всей известной своей истории?

В данном случае мы видим олицетворение Зла в конкретной личности, о которой сейчас имеется достаточно много материалов для того, чтобы попытаться понять, что ею двигало. И следует подчеркнуть, что для последующих поколений не безразличен ответ на вопрос – являлась ли его личность уникальной или, как полагала Ханна Арендт, напротив, банально заурядной? Он был единственным и неповторимым в своём злодействе – или такие, как он, входят в число обычных людей? Ясно, что обозначенные вопросы находятся за рамками юридической системы, которую интересует только вопрос о подсудности обвиняемого и его виновности.

То, что я употребляю различные эпитеты по поводу личности Эйхмана, несомненно, показывает моё изначальное отношение к нему. Однако это не снижает мой исследовательский интерес к его психологическим особенностям и их связи с его практической деятельностью по умерщвлению евреев (на эзоповом языке нацистов это называлось особым обращением). В этой книге я обсуждаю главным образом психологические проблемы личности Адольфа Эйхмана, которые остались за скобками книги Ханны Арендт. Я подвергаю сомнению её формулу, изменив знак выдвинутого ею утверждения («банальность зла») на вопросительный («банальность зла?»).

С точки зрения исследователя судебный процесс над Эйхманом доставил нам большое количество эмпирических данных, которые могут быть использованы для глубокого изучения личности злодея. Не случайно к этой теме обращаются на протяжении уже десятков лет, поскольку ощущается её незавершённость. Множеством причин можно объяснить то, что не поставлена точка в изучении этой, безусловно, нетривиальной личности. В своей работе я стремился к этому, но абсолютно ясно, что исчерпал тему не до конца. Так что можно рассматривать её как ещё одну попытку, которая может быть интересна русскоязычному читателю, поскольку литературы по этой теме на русском языке немного, а если касаться психологических аспектов личности Эйхмана, то окажется, что такой практически нет.

По сути, поиск ответа на вопрос, кто такой Эйхман, разными исследователями (психиатрами, философами, юристами) весьма напоминает описание слона слепцами в известной притче. Разумеется, слепцы могли сделать это только по той части тела слона, которую они могли ощутить через прикосновение. Один, схватившийся за хобот, сказал, что это змея. Другой, обхвативший ногу, решил, что это дерево. Подобные ассоциации вызвали у оставшихся слепцов и другие «элементы» слона. Но в результате целостного представления о слоне они так и не получили. Нечто подобное зачастую происходит и с описанием личности конкретного человека. Каждая практическая или научная дисциплина описывает его по-своему и на своём специфическом языке. Так и с Эйхманом. Для юристов и многих людей он – подсудимый, обвиняемый, преступник. Для психиатров в первую очередь – человек с нелёгким детством. Для философа в лице Х. Арендт – типичный служака, конторская крыса, бюрократ. Как же из этих разных частей собрать целостный портрет Эйхмана?

Для решения этой задачи необходимо выйти за границы системы координат, задаваемой отдельными дисциплинами. Конечно, исследование человеческой личности в разных науках – вещь обыкновенная. Человек, без сомнения, является сосредоточием всевозможных описаний. Однако он в конкретном смысле представляет собой единичный объект, свойства которого по определению будут отличаться от человека, рассматриваемого на абстрактном уровне. Собственно, об этом говорил и Карл Юнг.

Надо найти точки соприкосновения всевозможных дисциплин или их общий источник, т. е. те свойства личности, которые являются общими для всех научных подходов. Возможно, в качестве одного из способов следует воспользоваться учением Ухтомского о доминанте^[8] либо, что также легитимно, представить личность даже конкретного человека в виде мозаики.

Что такое доминанта? Очаг возбуждения, который притягивает энергию из других центров, усиливая этот очаг. Если человек одержим жаждой убийства, будучи генетически предрасположен к этому, то при определённых условиях открывается канал агрессии, которую он разряжает доступными средствами. Это может быть либо прямое умерщвление людей, либо отдача приказа другим, либо поощрение убийств, либо, как в случае с Эйхманом, организация процесса – по сути, смертельного конвейера. «Фабрика смерти» настроена была на всемерное повышение производительности и, страшно сказать, экономической эффективности. Понятно, что расстрелы слишком дороги (пули стоят денег), а «душегубки» (автомобили, использующие выхлопные газы, – своего рода газовые камеры) и газ циклон Б [Zyklon B]^[9] значительно дешевле… Производство с немецкой пунктуальностью и тщательностью употребляло в дело всё, что можно было извлечь из трупа: зубные золотые коронки, волосы для изготовления матрасов, человеческий жир – для мыла и т. д. Нельзя забывать и о том, что процесс начинался с лишения евреев собственности. У них отбирали дома, домашнюю утварь, произведения искусства, денежные средства, предприятия… Даже процесс изгнания евреев из Испании в конце XV века выглядел гуманнее. Однако следует отметить, что подобное было начато нацистами прежде всего в отношении евреев Германии, причём изгнание первоначально обозначалось как эмиграция, о чём свидетельствует даже название подразделения, в котором служил Эйхман, – эмиграционный отдел. Действительно, в первую очередь планировалось изгнать евреев, но реализовать этот проект в полной мере не удалось в силу невиданной солидарности стран мира, которые не желали принимать изгоев.^[10] Для Гитлера и его команды это было зелёным знаком светофора – знаком дозволения окончательного решения еврейского вопроса. Поэтому неудивительно, что исполнители, реализовавшие его практически, могли осознавать величие своего дела – избавления человечества от евреев.