– Ошибаешься, девочка, – я склонился к ней, обхватывая ладонью побелевшие пальчики, – меня не было гораздо дольше. Так я, по крайней мере, чувствую.

– Сколько? – выдавила из себя, не убирая руку, и я улыбнулся, поглаживая большим пальцем её ладонь.

– Минимум, лет двадцать. Я не могу сказать точно. Но то, что вижу на улицах сейчас, изменилось явно не за пять лет…

– Но что произошло с тобой? – она резко подняла ко мне лицо, – С какого момента ты помнишь себя?

– Я не знаю. Я помню, как очнулся в зловонной подворотне, из которой валил такой смрад, что тянуло выблевать свои же кишки. Вот только, – сам не заметил, как стиснул маленькую руку, вспоминая, – я не мог сделать даже этого. Я не мог пошевелиться. Даже моргнуть. Я лежал живым трупом, – она громко и рвано выдохнула, и я убрал свою руку, – чёртову уйму времени и слушал, что происходит вокруг меня. Мне повезло, что в том районе такие узкие улицы и высокие здания с навесными крышами на первых этажах, что туда даже свет не пробивался. Первым, что я увидел, открыв глаза, была жирная серая крыса с облезшей на боках шерстью, а я был невыносимо голоден».

При воспоминании о том, как вгрызался клыками в подобную тварь, затошнило, и я потянулся к портсигару, стоявшему на тёмном дубовом столе. Достал сигару и, покрутив её в пальцах, поднёс к носу, вдыхая запах. То, что доктор прописал. Лучшее лекарство от амнезии, мать вашу!

Повернулся к бару, на котором стояла бутылка виски и стакан.

– Что ж, Макс, в этом доме есть практически всё, что нужно тебе для счастья: виски, сигары и сногсшибательная женщина…Какой же твари на этот раз ты перешёл дорогу, что тебя попытались лишить не просто жизни, но и памяти обо всей этой роскоши?

Впрочем, в случае со мной вопрос был риторическим. Легче сказать, кому я нравился, чем перечислять имена тех, кто меня ненавидел. Язык можно было бы сломать.

На мгновение мелькнула мысль, что моим несостоявшимся убийцей вполне могла бы быть та же Дарина. Супруга Максима, которого звали не иначе как Зверь. Разве нужна большая причина для того, чтобы желать ему смерти? Навряд ли. Вспомнилась её реакция в клубе. Сосредоточился, пытаясь определить, чего больше было в ней: испуга или радости. Но нет, слишком искренними мне показались её поцелуи и слёзы. А ещё я вспомнил её боль. Как ощутил её, будто свою. Будто это у меня сердце кто-то схватил ледяными пальцами и резко дёрнул вниз, обрывая с корнями.

«Я всегда говорил жене, что между вами божественная связь. Что госпожа чувствует вас на расстоянии, а вы её».

Все мои связи с Богом заканчивались на выкриках шлюх, исступленно взывающих ко Всевышнему в то время, как я их трахал. И о чём говорил слуга, я понятия не имел, но на хорошо разыгранный спектакль сегодняшний день не походил. Да и смысла никакого не было в подобной постановке.

На отполированной поверхности стола ни пылинки – слуги неплохо сработали, учитывая, что еще час назад все они считали меня мёртвым. Значит, знали, что скоро спущусь сюда. Что же, в этом доме мне не только были рады, но и изучили все мои привычки. Кем же ты стал? Кто-нибудь ответит мне на этот вопрос так, чтобы не порождать цепочку других?

На столе стоял ноутбук. Открыл крышку и в нетерпении забарабанил пальцами. Я смутно помнил, что нужно делать дальше. Вспомнилось, как после секса и плотного завтрака с куколкой, а, вернее, самой же куколкой, наугад тыкал пальцами во все кнопки, проклиная сам себя, пока не выключил его окончательно.

Но вот мой собственный ноутбук сейчас требовал какой-то пароль, и я понятия не имел, что тот эммм Воронов какого хрена у меня эта фамилия предстоит еще выяснить…так вот какого хрена тот Максим Воронов, о котором мне все сегодня рассказывают, мог вбить в строку. Я пробовал все варианты, которые приходили в голову: от имени матери, которое оказалось слишком коротким, до «СдохниВоронов», но ни один не подходил. Отпил виски, вбивая теперь уже, скорее, по инерции «Сиськи4размер» и «Зверьсексмашина», когда голову посетила идея. Достал из кармана браслет и усмехнулся, глядя на него. Судя по всему, неизвестный мне Макс вполне мог использовать какую-нибудь ванильно-сентиментальную смесь в качестве пароля. Набрал «Дариналюбимая». Безрезультатно. Было бы слишком просто, правда, Зверь?

Не знаю, каким образом, но видимо, мышечная память всё же сильнее образной…Я даже не успел подумать…Просто представил, как бы мог произнести эту фразу…если бы мог произнести подобную чушь вовсе. Мне показалось, что она звучала бы естественно… «Ябудулюбитьтебявечно».

И вуаля – Макс, ты гений! До тошноты, омерзительно сентиментальный, но гений! Поднял бокал за собственное здоровье и интеллект, мысленно пожелав себе долгих веков жизни и крепкой памяти, и едва не подавился, увидев фотографию Дарины на заставке рабочего стола.

Эта женщина однозначно меня регулярно опаивала колдовскими зельями, иначе я всё это объяснить не мог. Потому что всё это было не про меня и не обо мне. Слуги, плачущие не от страха, а от радости, украшения с признаниями любви, фотографии…и дети. Самое главное – дети, которых я на этих фотографиях целовал, обнимал, играл с ними.

Я думал, что неспособен на это. Точнее, я знал, что неспособен. Я был кровожадной тварью, делившей мир только на тьму и свет. Тварью, которая видела чёрное даже на белом, с извращёнными понятиями добра и зла. Из остальной палитры я предпочитал только цвет крови. Только ему позволялось окрашивать яркими алыми пятнами мой холст. Всё предельно понятно лично для меня. Есть я и есть враги. Все остальные. Абсолютно все. Потому что каждый из тех, кто сегодня мне улыбается, завтра будет смеяться, вонзая мне нож в спину. Я не навязывал своё мнение никому, и в то же время считал идиотами всех тех, кто верил в добро, доверие, судьбу, любовь и другие бредни, созданные для слабаков. Для тех, кто надеется на прощение и взаимопонимание, на справедливость и благородство…Я же привык надеяться только на себя.

Я слишком часто видел подлость, прикрытую тем самым благородством, и распущенность, спрятанную за ширмой благочестия, чтобы верить в светлое. Только мрак. Он честнее. В нём ты всегда готов к нападению и предательству со всех сторон, вооружённый и оскалившийся.

Я не хотел сейчас смотреть фотографии, несмотря на то, что видел папку с ними. Слишком много вопросов породили те, что я уже видел, и мне следовало сначала получить ответы по ним. Щёлкнул на значок браузера и снова потянулся за бутылкой, чтобы наполнить бокал, когда заметил одну из новостей над поисковой строкой: «Сумасшедшая жена олигарха устроила представление на похоронах мужа». Зашёл по ссылке и зашипел, увидев кадр с Дариной в красном облегающем платье и с бокалом в руке.

«Жена олигарха Максима Воронова сорвала похороны собственного мужа. Смотреть видео».

Ещё щелчок мышкой, и я ощущаю, как зашевелились от странного ужаса волосы на затылке. Не каждый день читаешь про собственные похороны. А потом ужас сменился удивлением, и откровенной злостью, пока смотрел, как моя маленькая хрупкая жена стояла в окружении целой стаи хищников, голодных, злых, чёрных, с маской непонимания и жалости на лице они осуждали её наряд, осуждали бокал в руке и то, как она скинула мой портрет с крышки гроба на землю. Звука на видео не было, кадры плясали, видимо, съёмка велась подпольно, но я видел отчаяние на лице Дарины. Отчаянную решимость, я бы сказал. Такая миниатюрная и в то же время сильная. Сильнее них всех. Она не просто сорвала церемонию, она выгоняла всех этих шакалов, пришедших не скорбеть, а злорадствовать. Я знал это, потому что видел слишком много знакомых лиц. Тех, кто мог только ненавидеть меня, но никак не оплакивать. И дети…чёрт, я видел слёзы на лицах своих детей. Единственные, показавшиеся искренними, и сердце защемило от той боли, что отражалась в их глазах. Наверное, так и выглядит искреннее горе. Оно проступает слезами ребенка над телом родителя. Я смотрел на них и содрогался, так как видел на их лицах свою смерть. Не в гробе, не в фотографии, перевязанной траурной лентой…И, черт подери, внутри снова разливалось тепло от осознания, что кому-то моя жизнь всё же не была безразлична.

Дарина швыряла в толпу венки, а я еле сдерживался от того, чтобы не броситься сейчас наверх к ней, не прижать к себе, стирая поцелуями те слёзы, что видел сейчас на видео.

А потом камера выхватила потрясённое лицо Андрея, который прижимал к себе мою жену, пока та рыдала у него на плече. В груди зародилось рычание и появилось желание откинуть его от неё, чтобы не смог касаться моей женщины своими грязными лапами. Что вообще этот ублюдок делал на моих похоронах? Пришёл убедиться в своей победе?

Сжал в руке бокал так сильно, что он лопнул в ладони. Самое смешное – Воронов никогда не воевал со мной. Войну вёл всегда я один. Так что, это, скорее, дань его обязанностям. Если моя жена утверждает, что я стал одним из них, то главарю Воронов волей-неволей пришлось присутствовать на этой церемонии.

В этот момент в дверь постучали.

– Заходите, – крикнул, доставая из кармана платок и вытирая руки.

– Господин, – в кабинет уверенным шагом вошёл Радич. Так, будто не раз и не два бывал здесь. Остановился напротив стола, абсолютно безучастно оглядев осколки бокала на полу.

– Мы же договаривались на вечер, если мне не изменяет память, – сказал и тихо чертыхнулся собственным словам.

Ищейка сделал вид, что не заметил, и коротко кивнул.