А также их родители

Тинатин Мжаванадзе

© Тинатин Мжаванадзе, текст, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Действующие лица

Папачос, он же Кормилец, он же Давид или Дато – отец семейства.

Мамачос – автор, мать семейства.

Сандро – старший сын.

Мишка – младший сын.

Автошка, Мариска, Димка, Лука – кузены детей.

Наиле, Хатуна – тети детей.

Зура, Гия – дяди детей.

Два комплекта бабушек и дедушек детей.

Монти – пудель кузенов.

Лилу – собственная кошка детей, голубая британка.

Эпизодические персонажи – разнообразные соседи, родственники, друзья, знакомые, учителя и даже герои мультиков.

Вступление

Вообще-то я хотела жить совсем по-другому.

Мой день начался бы с вечера. Я бы вернулась из театра, или из консерватории, или из гостей в свой душистый дом в вазочках, рамочках и цветочках, уронила невесомые перламутровые туфельки на шелковый ковер, вытащила шпильки из высокой прически, аккуратно убрала гламурные одежки в гардеробную, потом приняла бы ванну с лавандовой солью, потом посидела за чисткой перышков и арт-хаусным кино и уснула бы в 23:00 с кремом на руках, веках и пятках – везде разным. Утром встала бы в 6:00 и пошла на озеро с собакой – в любую погоду, одетая цвет в цвет: если моросит, то белые хантеры, молочный зонт-винтовка и дождевик с рисунком Барберри, а если солнышко – на выбор кремовое, серое или голубое. Собака – кто-нибудь изысканный, вроде акиты, или умной, как профессор, овчарки.

Солнце отражалось бы в моих солнечных очках, ветер шевелил безупречно выкрашенные шелковые пряди, в голове рождались идеи увлекательных сценариев.

Потом я пришла бы домой, позавтракала авокадо и грейпфрутовым соком – конечно, фреш, – сделала массаж, или йогу, или фитнес, потом написала пару только что выдуманных рассказов, потом бы пошла по бутикам тратить баснословные гонорары или выкупать билеты на Сейшелы.

А что на самом деле?

Сандро торчит в ванной уже два часа, вся семья, включая кошку, сидит и напряженно смотрит в дверь.

Он изволил вылезти – клубы пара валят по всей квартире, кошка забегает к лотку, поскальзывается на мокром полу и въезжает в песок, обвалявшись в нем, как пожарская котлета. Тем не менее она делает свое дело, не меняя напряженного выражения лица, вся в панировке, а мы продолжаем терпеть, монотонно выражая Сандро свое негодование.

Не успеваю зайти и смыть косметику перед сном, потому что следующим ванну занимает Мишка, хотя ему было сказано просто принять душ. Молодец набрал пластмассовых тунеядцев и играет с ними в пене, хотя уже здоровенный амбал и ему пора брить усы.

Приходит папачос и требует ужин.

Ужин давно остыл – все надо разогреть.

– Я хочу в туалет! Неужели нельзя было закончить свои дела до моего прихода? – возмущается кормилец. Мишка ухом не ведет, у него решающая схватка Шрека с безруким Суперменом.

Я тру глаза, потому что приняла таблетку и меня клонит в сон, а тушь все еще на ресницах.

Кошка глядит на меня и утробно мявкает в первобытном ужасе.

Мне еще надо намазать Мишке ранки новой мазью, сделать йодовую клетку на бронхи, налепить полоску от храпа Сандро, помыть посуду, загнать всех в кровати, но таблетка срабатывает, и я падаю головой в раковину с недомытой посудой.

Там и засыпаю.

Благословенны будьте, дети мои, включая кошку.

Как вместо собаки завести ребенка

– Хочу собаку, – однажды подступила я к мужу, когда Сандрик стал вполне самостоятельным мужчиной пяти лет. – И ребенок хочет. Как может вырасти нормальный человек без собаки?! Нас двое, ты один.

На тот момент у нас были только этот самый мальчик, квартира без ремонта и нереализованные амбиции.

Муж потянулся, зевнул и посмотрел на меня очень ласково.

– Нам нужен второй ребенок, – сказал он. – А собаку в квартире – не могу. Ни я не могу, ни собака не может. Значит – два на два. Собака будет потом – на даче.

Дачи у нас нет и не предвидится.

Я скорбно поднялась, всячески демонстрируя угнетенную женщину Востока, и ушла зализывать раны. Однако же было ясно, что второго ребенка не избежать, и – чего греха таить, уже давно пора.

Второй ребенок – вроде инфекционного заболевания, которым можно заболеть в удобное для пациента время. Можно сразу, а можно лет через пять. И даже десять и семнадцать тоже не проблема: первый обязательный уже готов, а второй – это произвольная программа. Мама говорила – лучше не затягивать, все равно платить по одному счету – ночами не спишь, службу несешь, один или двое – особой разницы нет, поэтому рожай впритык к первому, спина к спине, след в след. А ведь каждый ребенок имеет право на особенное внимание, а мать – на передышку, поэтому даже не думайте раньше, чем через три года. Я думала пять лет, а потом сдалась – все равно собаки нету, работать негде, а если родить второго ребенка – это как бросить все козыри в игру и сорвать банк.

Конечно, есть люди, у которых не то что два, а три, пять и даже восемь! Но два – это оптимальное число: не мало и не много, а в самый раз.

Став матерью уже двух мальчиков, я стала ждать удобного момента, чтобы опять завести разговор про собаку.

– Да какая еще собака! – с досадой возражал муж. – Девочку нам надо. Видишь, какие у нас получаются шикарные дети!

Невозможный человек! Я – осел, которого заманили морковкой на веревочке. Да что говорить – вся жизнь теперь состоит из сплошных отказов, и даже домашнее животное стало недосягаемой мечтой.

Впрочем, что животное.

Я не умею свистеть. Просто посвистывать губами трубочкой – это не считается, а чтобы по-серьезному, свернуть пальцы в косичку, хитро пристроить их во рту и пропустить воздух сквозь самодельные регистры, да так, чтобы не сипеть и не плеваться, а сразу выпустить верченый свист, от которого по нёбу трещины, барабанные перепонки навылет, а на другом конце улицы воробьи с земли врассыпную – такому не научилась.

Еще я не умею кататься на двухколесном велосипеде. Никогда не прыгала с парашютом. Не видела северного сияния. Не ходила в море на серфе и не каталась на водных лыжах. Не прыгала в бочке в водопад и не мчалась на лошади во весь опор – камерное сидение в седле на курортных клячах для памятной фотографии не считается.

Не успела.

Не сказать, что список безнадежно большой; он просто безнадежный, потому что всего этого я уже не сделаю и не научусь, потому что раньше надо было успевать – пока не родила детей.

А как родила – так и закрывай лавочку.

Но это еще не все.

Гораздо хуже то, что после рождения детей у женщин случаются потери в голове.

Моя свекровь по образованию – хородирижер. Или как это правильно сказать? Дирижер-хоровик? В общем, музыкант.

Но никто никогда не слышал, чтобы она занималась музыкой: заунывные напевы по время приготовления толмы не в счет, а к пианино она не прикасалась на моей памяти никогда.

– Мама! – уличали ее сыновья. – Признавайся, ты не музыкант на самом деле!

– После первой беременности я потеряла слух, – пожаловалась свекровь. – После второй – голос!

– А после меня ты что потеряла – чувство ритма? – неласково пошутил третий и младший сын.

Конечно, это все вранье, думала я, и – конечно, потери в моей собственной голове начались чуть ли с первого дня.

– Я отупела, – в ужасе признавалась я мужу. – Что со мной будет? А вдруг у меня начался Альцгеймер?!

Муж поднимал брови и в утешение говорил, что миллионы женщин родили детей до меня, во время меня и родят после меня, и ничего, а если бы они все теряли память, человечество бы давно выродилось.

Вот уж не знаю, что там остальные женщины, а я раньше могла прочитать страницу текста и тут же отбарабанить его наизусть! Голова работала как швейцарские часы: бесшумно и с ветерком. А сейчас что? Пока читаю фразу, в конце забываю, о чем шла речь в ее начале. Куда носят в починку поломанные швейцарские часы? Мысли идут по кругу, как цирковые пони, и состоят максимум из трех слов: ребенок орет, поменять штаны, еще не уснул, дышит или нет, уже проснулся, дать воды, чего тебе надо, ванная свободна, и все в том же духе. Если во время уборки мне попались умные книжки, я верчу их в руках, как шумерскую клинопись, не веря, что когда-то писала по ним диплом.

А куда пропало присущее мне когда-то безошибочное умение выдернуть из кучи барахла кофточку и юбочку и сделать из них шикарный наряд? Теперь я беру одни и те же камуфляжные штаны, которые не жалко. А как же я могла танцевать всю ночь и веселиться до упаду, а утром сбегать сдать зачет? Сейчас я в ужасе смотрю за окно в вечернюю тьму и понимаю, что хочу остаться дома и ничего не делать.

Новое кино вызывает панические атаки: зачем громят такую прекрасную мебель? Зачем эта дура уходит из семьи – а детей кому оставляет? Ой, а тут назревает семейный скандал, не буду смотреть. Поэтому из всего мирового кинематографа остался только фильм «Римские каникулы»: все красивые, и никто не умер.

---