Ближний круг российских императоров

Елена Первушина

© Первушина Е.В., 2023

© «Центрполиграф», 2023

Предисловие

20 апреля 1834 г. Александр Сергеевич Пушкин пишет письмо Наталье Николаевне из Петербурга в Москву: «Ангел мой женка! сейчас получил я твое письмо из Бронниц – и сердечно тебя благодарю. <…> Письмо твое послал я тетке, а сам к ней не отнес, потому что репортуюсь больным и боюсь царя встретить. Все эти праздники просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет…»

День спустя, в воскресенье, он заканчивает письмо: «Воскресение… Нынче великий князь присягал; я не был на церемонии, потому что репортуюсь больным, да и в самом деле не очень здоров. Кочубей сделан канцлером; множество милостей; шесть фрейлин, между прочими твоя приятельница Натали Оболенская, а наша Машенька Вяземская все нет. Жаль и досадно. Наследник был очень тронут; государь также. Вообще, говорят, все это произвело сильное действие. С одной стороны я очень жалею, что не видал сцены исторической, и под старость нельзя мне будет говорить об ней как свидетелю…»

Пушкин никогда не забывал, что он – дворянин из старого, еще допетровского рода, что «водились Пушкины с царями, из них был славен не один». Придворная жизнь никогда не привлекала его, в «ближний круг» царя он попадал лишь поневоле, и не чаял от этой близости добра. И все же «придворные новости» – праздники по случаю совершеннолетия наследника, великого князя Александра Николаевича, придворные назначения его живо интересуют, его волнует «как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой».

Так же относились к царской семье многие дворянские семьи, жившие в двух столицах, – не как к небожителям. Скорее, как к могущественным соседям, с которыми приходится считаться, которых они искренне (или не очень искренне) уважают, а иногда даже обожают, но с которыми можно и поспорить, если вопрос принципиальный. Когда же дворяне поступали на придворную службу, между ними и императорами могли завязаться более близкие и дружеские отношения. Ни один человек не может жить без друзей, без тех, кому он доверяет, с кем может быть искренним. Но очень непросто завести их, если ты принадлежишь к правящей семье и все жители страны являются твоими верноподданными. Да и сама атмосфера дворца не способствует искренности и откровенности. И все же у каждого императора были люди, которых он мог назвать своими друзьями, но искренняя ли эта дружба? Или она становилась лишь одним из рычагов влияния на монарха? Как сами императоры и императрицы относились к людям из своего ближнего круга? Как эти отношения повлияли на историю России? Об этом расскажет книга.

Глава 1. «Камрады» Петра I

Петр I – семейный портрет в интерьере

«Ты царь: живи один!» – писал Александр Сергеевич Пушкин, подразумевая под царем поэта. Но и настоящий царь – фигура в русской истории, к которой было привлечено пристальное внимание Пушкина, одинок. Одинок и тогда, когда стоит «на берегу пустынных волн» и представляет себе будущий город, одинок, когда ночью сражается со стихией хаоса, желающей поглотить его детище.

Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?

«Медный всадник» написан в 1833 г., но Пушкин словно возвращается в дни юности, или вернее – передает им последний привет. Петр I в его поэме – личность байроническая, гордый Каин, поднявший мятеж против Бога. В то время как бедный дворянин Евгений и его возлюбленная мещаночка Параша пришли прямиком из сентиментальной повести рубежа XVIII и XIX вв.

Есть в поэзии Пушкина и другой образ Петра, лишенный демонических черт. Он неустанный труженик, созидатель, и если казнит, то лишь по справедливости, – в ответ на мятеж, но милует смелых и честных.

В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Но правдой он привлек сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукий.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.

Что не удивительно, ведь речь идет об обращении к потомку Петра – Николаю I. Но и здесь Петр снова один. Он созидает и разрушает в одиночестве, как и положено романтическому герою.

Между тем существует и другой образ Петра – прежде всего, члена, а потом и главы большой семьи бояр Романовых. Семьи, которой не всегда было просто удержать за собой российский престол. Кто мог видеть Петра таким? Не демоном, не полубогом, а человеком среди людей?

В последней трети XVIII в. императрица Екатерина II начала писать фантастическую пьесу о портретах, висящих в галерее Чесменского дворца. Этот маленький и ныне почти совсем забытый путевой дворец на Царскосельской дороге построен в 1774–1777 гг. по проекту архитектора Георга Фельтена. Дворец предназначался для отдыха императрицы и ее приближенных на пути в Царское Село. Екатерина решила назвать его Чесменским, в честь великой победы русского флота под Чесмой 24–26 июня (5–7 июля) 1770 г. Рядом с дворцом по проекту Фельтена построена чудесная неоготическая церковь Св. Иоанна Предтечи, а в залах дворца стали собираться члены ордена Св. Георгия Победоносца, учрежденного императрицей в 1769 г.

Для внутреннего убранства дворца императрица заказала коллекцию живописных портретов членов правящих династий Европы. Портреты весели в центральном зале и десяти прилегающих к ним комнатах. А еще дворец украсили барельефы Федора Шубина, изображавшие русских князей, царей, императоров и императриц, начиная с Рюрика и заканчивая Елизаветой Петровной.

Вероятно, однажды, когда Екатерина отдыхала во дворце, ей пришла в голову мысль: а что если бы эти портреты могли говорить? Вряд ли они стали бы петь дифирамбы друг другу! Скорее всего, у них нашлось бы немало колкостей, которыми они не замедлили бы поделиться с «коллегами».

Например, вот портреты двух первых Романовых, отца и сына: царя Михаила Федоровича и царя Алексея Михайловича. Что они будут обсуждать? Конечно, семейные дела! Екатерина пишет:

«Царь Михаил (царю Алексею): Мне кажется, мой сын, что все раздоры, случившиеся в вашей семье, произошли оттого, что после смерти вашей первой супруги, имея дом, переполненный большими детьми, вы женились вторично.

Царь Алексей: Что вы хотите, дорогой отец, я думал, что поступаю хорошо. У меня было два сына и пятеро дочерей; оба сына показались мне болезненными. Я был еще молод и снова женился; я сделал выбор, который, как мне показалось, не должен внушать кому-либо опасения, учитывая заурядность семьи моей второй супруги. К несчастью, у нее было много братьев, пороки и недостатки которых, а особенно хвастовство, могли бы нанести большой вред и даже погубить моего сына Петра, если бы тот не пришел в мир наделенный гениальностью и исключительными качествами».

Разумеется, это неслучайно. Гениальность Петра, которую никто не оспаривал, стала еще одним «брендом» Екатерины. При ее жизни в Петербурге возведен знаменитый Медный всадник, и неслучайно его пьедестал украшала надпись «Petro Primo – Ekaterina Sekunda» – «Петру Первому – Екатерина Вторая». Так, в обход всякой генеалогии, Екатерина пыталась утвердить себя «в памяти народной», как истинная наследница Петра, если не по крови, то по духу.

Конечно, Екатерина не знала Петра лично, но ей пришлось прожить более 15 лет под властью его дочери – императрицы Елизаветы Петровны. Отношения русской царицы и немецкой принцессы не всегда складывались гладко, разумеется, от самой Елизаветы и ее приближенных Екатерина могла много узнать об отношениях в семье Петра, и не упустила возможности посплетничать. При этом она не щадит даже своего кумира – Петра I.

Вот какую беседу ведет в пьесе Екатерины его портрет, с портретом его племянницы – русской императрицы Анны Иоанновны:

«Анна I: Мой дядя Петр I очень высоко меня ценил; он много раз говорил… что очень недоволен тем, что я не мальчик.