– Здравствуйте… Эээ… тётя Наташа! – я не сразу понял, что соседке просто бросились в глаза перемены, произошедшие со мной с тех пор, как я перебрался жить к крёстной, – с Натальей Алексеевной мы за эти три с половиной года ни разу не виделись. А изменился я здорово, всё-таки двенадцать и шестнадцать лет – разница существенная.

– Ты как? Учишься?

– Да, в училище. На штукатура-маляра.

– Хорошая профессия. Это ценится. Как раз и ремонт в квартире сделаешь. Ты знаешь, что у вас на прошлой неделе пожар был?

– Конечно, знаю. А где дядя Саша?

– Вот тут у меня для тебя хорошая новость. Дяди Саши больше нет.

Я облегчённо выдохнул. С одной стороны, нельзя радоваться смерти даже самого одиозного человека. Но с другой – он сам сделал всё для того, чтобы его жизнь сложилась так, как сложилась.

Мир не без добрых людей. До окончания училища мне оставалось два года. За это время при помощи мастера производственного обучения и его подопечных я привёл квартиру в жилое состояние – были поклеены обои, положен линолеум, побелены потолки, покрашены окна и двери.

Тётя Эмма купила мне новый диван и отдала телевизор, который она, по её признанию, последние годы включала от силы раз в месяц.

– Ты только всё подряд не смотри. А то голова станет квадратная. Как в рекламе «ТВ Парк», – с добрым смехом напутствовала меня духовная наставница.

– Не беспокойтесь. Я сам не любитель смотреть всё подряд. Зато читаю похожий журнал – «7 Дней». Там программа подробная и полная.

– Ну и молодец. Что найдёшь интересного – звони мне, я приду, вместе посмотрим, – подмигнула крёстная.

Холодильник – старенькую, но вполне себе ладную «Свиягу» – пожертвовала Амбалиха.

– Давно хотели с мужем купить новый, – довольно улыбалась добрая самаритянка.

Для проживания я выбрал комнату, которую занимал дядя Саша.

Мебель, большей частью старая и отмытая от копоти, в комнате всё же была. И расставил я её в таком же порядке, как было при дядьке, – несмотря на всю свою нелюбовь к непутёвому родственнику, я не мог не признать, что его комната была оформлена очень удобно. Слева расположились диван и письменный стол, справа, напротив стола – книжный шкаф, у шкафа, прямо перед диваном – тумбочка, на которой разместился телевизор.

В торце комнаты поселился шифоньер.

Тем не менее ко времени окончания училища в моих апартаментах многого не хватало. Особенно остро это ощущалось и до сих пор ощущается на кухне – требуется купить мебель и желательно обновить технику.

Мне, однако, полагались подъёмные. Их обещали выдать осенью. Я был озадачен – на зарплату, которая в начале карьеры высокой быть не обещала, я оформлю своё уютное гнёздышко ещё не скоро.

Для ускорения процесса во вторую комнату было решено пустить квартирантов – Алла, получив диплом, осталась в Москве, нашла работу, живёт в съёмной «однушке» с двумя подругами – вскладчину снимать выгоднее. Домой возвращаться не собирается.

Я не осуждаю выбор сестры – пусть живёт, работает, глядишь, и покорит столицу. А мне от этого только плюс – если бы Алла вернулась, о сдаче комнаты, естественно, не было бы и разговоров.

Глава 2

В ближнем пригороде, на трассе южного направления, разместился коттеджный посёлок Луговой. Его строила известная в городе жилищно-строительная компания «Стрелец», реклама услуг и вакансий которой висела на каждой улице. Я знал, что они берут учеников, и звонил по поводу трудоустройства. Мне ответили отказом – специальность не та.

С другой стороны магистрали, в нескольких минутах ходьбы от неё, за лесопосадкой, находилась частная фирма, которая занималась черновой отделкой тех самых коттеджей и также предлагала вакансии – уже по моему профилю. Туда я и пришёл, соблазнившись окладом выше среднего по региону и проигнорировав данные в училище советы не связываться с частниками.

– Путь наверх всегда начинается снизу, – увещевал меня педсостав в комнате мастеров.

– Хорошую зарплату платят только опытным специалистам, хорошо знающим своё ремесло.

– А когда большие деньги обещают стажёру или на вакансии без специальных навыков, то там одно из двух – либо сдельщина, и перед обещанной аппетитной цифрой стоит, либо подразумевается, приставка «до», которая является ключевой. Либо придётся пахать на износ.

– Пахать на износ придётся по-любому. Иначе в первом случае много не заработаешь. А во втором – быстро выгонят.

– Есть и третий вариант – тебя просто обманут.

– А на бюджетных местах хоть зарплата и небольшая, зато и без задержек, и график нормированный, и потогонной системы нет. Надёжно и приемлемо.

Я слушал все эти наставления, особо не скрывая саркастической усмешки – чешите, мол, языками, сколько заблагорассудится, встретимся лет через десять и посмотрим, кем буду я и кем будете вы.

Но ошибся всё-таки я – первый блин, как и водится, вышел комом. В первые же дни я понял, что долго на этой работе не задержусь.

На вопрос, что собой представляет хорошая работа, нельзя ответить однозначно. Она для каждого своя. Между тем это понятие так или иначе стоит на трёх китах – хороший коллектив, посильные обязанности и достойная зарплата. Увы, все киты одновременно сходятся чуть чаще, чем у светофора загораются одновременно все три сигнала. Это допустимый расклад – если не хватает чего-то одного, условия могут считаться приемлемыми.

Если остаётся что-то одно – такую работу можно назвать терпимой.

На моём первом рабочем месте меня не ждало ничего из перечисленного. Даже в виде необходимого минимума, положенного по лимиту.

Коллектив, в который я попал, состоял из восьми грубых и наглых мужиков в том возрасте, который был достаточным, чтобы позволять себе «клевать» юного стажёра по поводу, но пока недостаточным, чтобы не делать этого без повода. В ход шло всё, что могло быть темой для беседы, – и мой недостаточный трудовой и жизненный опыт, и мой внешний вид – мои «товарищи» (с учётом всего изложенного, кавычки здесь, смею предположить, вполне уместны) были по умолчанию уверены, что волосы до плеч, смазливая мордашка и субтильная фигурка – причина и следствие одного нехорошего подозрения, построенного на отсутствии у меня отношений с противоположным полом.

Также проблему усугубляли мои паспортные данные – меня зовут, как вам уже известно, Лев, более того, по батюшке я Маркович и вдобавок ношу немецкую фамилию, что мне и раньше нередко доставляло разного рода неудобства, с учётом по сей день встречающегося антисемитизма среди населения нашей страны. В глазах «товарищей» же мои ФИО тем паче не добавили мне плюсов.

На самом деле моя мать – украинка из Львова – меня назвала в честь родного города и собственного отца, носившего то же имя, которое ему дали на тех же основаниях.

Лучше бы я этого не говорил. Услышав мои пояснения, коллеги ничуть не менее нелестно отозвались в адрес всех жителей Незалежной.

Внеся ясность по поводу отца, поволжского немца, я вызвал на себя очередной огонь – почти все вспомнили своих родных, погибших во Вторую мировую на фронтах и в оккупации. Мой рассказ о прадедушке, воевавшем, разумеется, на советской стороне и умершем от тяжёлых ран в 1943 году, на мнение «товарищей» повлиял не сильно.

Подливало масла в огонь и то, что я не пью, не курю, не употребляю нецензурных слов и краснею, услышав тему или анекдот «на грани фола». И мне порой казалось, что я нахожусь в другом государстве, типа Зазеркалья, где качества, по определению положительные, считаются отрицательными. И наоборот.

Собственно трудовые обязанности оказались, честно сказать, каторжными – «товарищи», которые были и старше меня и физически несравнимо крепче, к концу рабочего дня едва держались на ногах. Мне же доставалась самая грязная и чёрная работа – в виде, например, выноса мусора. В то же время мужики не стеснялись задавать вопросы о тонкостях отделочных работ именно мне, молодому специалисту, как с пафосом представил меня Денис Константинович, хозяин фирмы.

Через месяц нелёгкого труда я направился в бухгалтерию за зарплатой.

Две женщины, сидящие среди бумаг и оргтехники, встрепенулись:

– Как фамилия? – спросила та, что помоложе.

– Клейнер.

– Так-так-так…

Просмотрев ведомость, бухгалтер развела руками:

– На тебя ничего нет.

– Как – нет? Проверьте ещё раз – Клейнер Лев Маркович.

– Да что проверять-то? У нас с такой фамилией больше никто не работает.

– А я такой фамилии никогда и не слышала, – надменно произнесла старшая.

– И всё же почему мне зарплату не начислили? Это какая-то ошибка…

– Может быть. Уточни у Дениса Константиновича.

Выйдя из кабинета, я услышал диалог:

– И ведь добьётся своего, сердцем чувствую, – выпалила старшая бухгалтерша с нескрываемой досадой.

– Да хватит тебе. Какой из него добивальщик?

– Как сказать, как сказать…

Я вошёл в кабинет хозяина, забыв постучаться, наверное, в первый раз за всю свою сознательную жизнь, и прямым текстом потребовал объяснить, что, собственно, произошло.

– Это ты у меня спрашиваешь? – нагло ухмыльнулся шеф, ухоженный моложавый мужчина в эффектном костюме цвета оружейной стали и модными «котлами» на руке.

– А у кого же спрашивать? – я недоумённо пожал плечами.

– Спроси у своего лечащего врача. Ему лучше знать, он же тебя наблюдает.

– Какого врача? Я ни на что не жалуюсь.

– Зато на тебя постоянно жалуется вся бригада.

– На что, Денис Константинович? Я себя плохо не веду, – брякнул я первое, что пришло в голову.

---