Читать онлайн «Где стоп-кран у карусели»

Я лошадь… Ну как лошадь… Пони. Живу на карусели уже лет пятьдесят… Раньше я была красивая, с блестящими расписными боками, шикарным хвостом и красивыми глазами. Жить было не то чтобы интересно, но и не скучно. Утром приходил дядька, дергал какой-то рычажок – и понеслось! На мою спину карабкались дети, весело смеялись и махали руками тем, кто остался за бортом…

Потом все изменилось. Карусель забросили, парк зарос дикими злобными растениями, дети приходить перестали. Жаль…

Вот, помню, однажды, лет тридцать назад, привели на карусель какого-то милого карапуза, который пытался откусить мое ухо. Конечно, не откусил, зубами не вышел… Но затрещину от высокой дамы получил хорошую… Наверное, бабушка. В шикарном пальто, шарфике и шляпке… Такую и бабушкой называть как-то даже неудобно. Дама.

Малыш не заплакал, видимо, такой стиль воспитания был привычным. А Дама оглядела мое чуть погрызанное ухо и зачем-то обтерла его платком. Карапуз сидел тихохонько, вцепившись мне в шею. Чешую моей краски с его мордахи вытереть не озаботились, и он так и сидел – чешуйчатый… А бабушка брезгливо осмотрела платок и красиво закинула его в ближайшие кусты. Она была очень интеллигентная и чистоплотная, эта дама…

***

Теперь я поизносилась, бока стали обшарпанными, краска слезала клочьями…

Какой-то шутник выкрасил мой хвост в черный цвет. Лучше бы так оставил,

как есть – полуседыми перьями. Один глаз, правый, мне залепили жвачкой.

Да он мне не очень-то и нужен. Я и левым вижу то, что творится на расписных (тоже очень облезлых), саночках впереди меня. Лучше бы не видеть… Позади меня

тоже кто-то есть. Повернуться и посмотреть я не могу, но, судя по ржанию, это какой-то конек-горбунок.

Оглядываю свободным от жвачки глазом доступное мне пространство и вздыхаю… Тоска. Уж лучше бы уши грызли, как раньше.

Хотя непотребство на саночках впереди меня продолжает твориться.

Наверное, это в генах у людей… В каком-то одном гене, с сильно

подмоченной репутацией… Слышала как-то, что есть такой у людей – от прародителей достался. Об этом рассуждал смотритель карусели с каким-то бородатым мужиком. Я ничего не поняла, но запомнила… В общем, теперь я думаю, что Содому и Гоморре будет легче в день Суда, чем этим саночкам…

***

Я овца. Нет, не белая пушистая милая овечка, вовсе нет. Грязная, клочковатая, вся в репьях. Морда, прямо скажем, туповатая…

Я бреду позади всего стада, спотыкаясь об камни и путаясь в траве. Идти тяжело, встречаются ущелья, где мы протискиваемся по одному, оставляя на скалах клочья шерсти… Узко, тесно, но другого пути, как видимо, нет…

Куда мы все идем – я не очень понимаю… Слухи иногда доносятся, но мои древесно-стружечные мозги слухам не доверяют… Говорят, что где-то там, далеко-далеко впереди, почти за горизонтом, есть Пастух, Который нас всех и ведет. Никто из нас Его никогда не видел…

Иногда мне достается палкой по спине, но это совсем не больно. Может, немного обидно… Но зато я встряхиваюсь, поднимаю нос выше и стараюсь пробиться вперед. Рядом со мной идет (летит?) сияющий, прозрачный, с огромными крыльями… Похоже, он любит меня. Потому что иногда дает мне такого пинка, что я вылетаю почти к началу процессии. Хватаю молитвослов, псалтирь, и на несколько дней моя морда умнеет.

Порой я чувствую, как Кто-то невидимый бережно выпутывает из меня пару-тройку репьев, и идти становится легче. Я очень ленива и труслива, поэтому до ужаса боюсь отстать и потеряться, остаться одной… Тогда мне точно не найти дороги… Но Тот, Кто очищает меня от репьев, – Он обещал спасти…

Я думаю об этом, и становится веселее.

***

Я – Марфа. Не верите? Ну что ж, правильно, в общем. Какие сейчас Марфы? Но пусть будет так… Облезлая рассудительная лошадь и репейная глупая грешница овца как-то умудряются уживаться во мне. Очень часто они ведут между собой споры, довольно умные, с моей, человеческой, точки зрения. Я даже не всегда их понимаю… Ну да не важно.

Выросла я на станции скорой помощи. Мама работала врачом, оставлять меня было не с кем, вот и "работала" я вместе с мамой…

***

Я – чадоубийца. При блаженно-сладостном наркозе не слышно, как кричит и прячется твое дитя. А потом очнулся – и домой. Вроде как и не было ничего… Никого…

Однажды в абортарий пришел очень молодой бородатый человек в длинном одеянии. Батюшка. Женщины, человек шесть, на мгновение вынырнули на поверхность, взглянули равнодушно… и втянули свои глаза обратно, внутрь, рассматривать и раздумывать…

Батюшка тихо попросил не делать ЭТОГО. Все молчали, и только одна, Таня, кажется, добродушно сказала:

– Так вот четверо уже, куда еще пятого?

Батюшка не знал – куда. Знал только, что это смертный грех. Для всех нас это слова не значили ничего. Для меня лично – точно.

– Нет, ты попробуй, попробуй пятерых поднять! – не унималась Таня.

Батюшка сильно смутился. Он ничего не мог попробовать, потому что – монах… Нашли, кого присылать. Он говорил что-то еще, но, встречая шесть пар пустых стеклянных глаз, умолкал. А для меня, тогдашней лошади, он был вообще не авторитет. Попробуй сам, попробуй!

Теперь, когда я мою полы или окна, в голову лезет одна и та же тоскливая, но очень подлая мыслишка – а вот была бы доченька-помощница… Это что же, мне дочка для помывки полов нужна?!

Нет, я не овца. Я свинья. Не знаю, простят ли меня… Зато теперь я знаю, что такое смертный грех.

***

Свое последнее дитя я убила, когда ушел мой муж. Нет, вы не подумайте, мы с ним хорошо жили. Он не просто ушел. Сначала его поглотила бездна морская, море пространное и великое… А потом я его похоронила…

И через неделю обнаружила, что… В общем, понятно… Испугалась. Наревелась. Вспомнила Таню, ее настойчивое "Попробуй!" И пошла. Туда – в пыточную. Не знаю, можно ли плакать под наркозом, но очнулась я на мокрой от слез подушке… Оплакала обоих… Но было уже поздно. Поздно… Слишком поздно… Дома ждали живые. Слава Богу…

Да, с мужем мы жили хорошо. В крохотном военном городке на Украине. В лихие девяностые. Муж был военным, зарплату нам не давали месяцами, а жили все равно хорошо. Только вот не было света, тепла, газа и еды…

Зато был сыночек. И его надо было обогреть и накормить… Мужики сливали керосин с самолетов и происходил товарообмен по соседним селам. Селянам – керосин – для ламп! А нам… Кто что подаст… Однажды подали петуха. Живого и старого, как карусель.

Сижу я, двадцатилетний городской ребенок с музыкальным образованием, и плачу. Над петухом плачу, ибо не знаю – что мне с ним делать. Пришел сосед, деловито лишил петуха головы (в моей ванне!). Пришла соседка. Велела ошпарить петуха кипятком и ощипать. А где я кипяток возьму?! Пока большая кастрюля закипит на электроплитке – уже и свет вырубят… Пустой борщ в три захода варили… Жили по расписанию два на два… Два часа есть свет, два часа нет…

Ну ладно, это все лирика. Петуха я общипала. Поставила варить… Пятидесятилетний петух вариться не желает… А мне дите чем-то кормить… Выходили из темных холодных квартир на улицу, разводили костры и пекли картошку.

Кстати, до сих пор горжусь, что умею разжигать и чистить настоящую керосиновую лампу! Собственно, больше гордиться нечем… Но как романтично проходили вечера при свете керосинки!

Хотя иногда я, устав от романтики, хватала ребенка и сбегала к маме – в большой уральский Город. Муж не протестовал… Мы хорошо жили, любили и понимали друг друга.

При очередном бегстве моя мама встречала нас в Москве на вокзале, где мы пересаживались на наш поезд. И долго плакала, потому что сосиски, купленные в ларьке и отданные на хранение трехлетнему внуку, он прижимал к груди и отдавать не хотел… А вы говорите…

***

Я – эмигрантка Марфа. Страна ПМЖ – Израиль.

1 Под крылом самолета побережье Средиземного моря и Израиль

Смешно, с таким-то именем. Но половина чистейшей еврейской крови – это

вам не водица… Зов предков, историческая родина и все такое…

А на самом – деле дикая усталость и надежда на лучшую жизнь. Мама, двое детишек, съемная квартира. В квартирах зимой жутко холодно, центрального отопления нет… Хоть и Израиль, но не экватор же. У кого кондиционер, у кого просто обогреватель. А полы не деревянные – плитка. Холодные. Помню, попросила сестру прислать для младшего сынули валеночки – дома вместо тапочек… Валеночки в Израиль – вот смеху было! Ну и вообще…

Язык чужой, люди непонятные, обычаи странные… На улице любой может подойти к любому и заговорить на любую тему… Запросто можно увидеть утреннюю маму, в пижаме и непричесанную, ведущую ребенка в садик – совсем не единичный случай, нормально. Даже шутка такая есть – если ты видишь мужика в шортах и шлепанцах – вполне возможно, что это министр. А вот человек в рубашке и галстуке – точно водитель автобуса… Никто ни над чем не заморачивается… Большая такая коммуналка…

2 Родной дом

Ну, шутки шутками, а у меня в новой стране – работа, работа, работа… Нет, я не жалуюсь. Работы все были хорошие. На электронном заводе, продавцом в ювелирном магазине, нянькой – сиделкой, снова на заводе… Потом депрессия и стопроцентная нетрудоспособность. Хилая оказалась лошадь… Депрессивная…

---