Девочка-лиса

Мария Грюнд

Maria Grund

DÖDSSYNDEN

© Maria Grund 2020

First published by Modernista, SwedenPublished by arrangement with Partners in Stories, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden

В коллаже на обложке и во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Elina Li, GaliChe, FGraphix / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Братова Н. В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Скандинавский нуар в лучших традициях жанра – кровавая серия убийств, неугасающая динамика, жуткие события, произошедшие в прошлом, в которых предстоит разобраться детективам, ну и конечно, беспощадный, не оставляющий следов убийца, движимый местью. История, которая держит в напряжении до самого финала.

Его окутывает туман. Мягкий мох подталкивает мальчика вверх, вперед. Помогает продираться сквозь царапающие кожу колючки и тянущиеся к глазам и кудрям ветки. Голые ноги и босые ступни насквозь продрогли. Если бы его не защищала хлопковая ткань кальсон, хлесткие удары побегов давно свалили бы его с ног.

Он ускоряется, перескакивая через поваленные коряги и продираясь сквозь бурелом сосновых веток и гниющих ясеней. Он спешит, торопится вперед. Сердце стучит все сильнее, пока стук его не заглушает боль и голоса прячущихся в тени охотников.

Не будь той ямы, что разверзлась перед ним, ухватила его за ногу и повалила на землю, он бы, может, и сумел ускользнуть. Но в тот момент, когда лицо его ударяется о затянутый мхом камень, распростертое, словно крест, тело замирает, а глаза закатываются, он слышит их голоса совсем близко:

«Смерть волку, смерть волку, смерть волку…»

Санна Берлинг оглядывается по сторонам, стоя в пустой выгоревшей комнате. Коричневатый грязный свет просачивается сквозь покрытое соляной коркой пыльное окно. Запах въевшегося дыма и плесени проникает глубоко в носоглотку. Комната кажется темнее с каждым ее новым приходом. Может, это все деревья, свободно разросшиеся вокруг дома, а может, оптическая иллюзия, виной которой невероятная усталость.

Она аккуратно проводит пальцами по стене, покрытой слоем копоти. Там, где слой тоньше, проступают потертые обои детской. Она зажмуривается, опускает руку и следует вдоль стены до двери. Достигнув дверного проема, она, как и всегда, останавливается перед процарапанной на дереве надписью. Пальцы ощупывают выведенное детским почерком слово: «КЫШ».

Когда она выскальзывает наружу сквозь двойные входные двери дома, стайка птичек вспархивает с раскидистого гибнущего дерева в саду. Дерево-оберег, призванное защищать дом от сглаза. Воздух наполняется шелестом крыльев, словно пташек преследует надвигающаяся буря.

Она стоит перед открывающимся взору простором. Вся эта часть острова, от близлежащих полей и лугов, тянущихся вниз к дороге, церкви и дальше к голым прибрежным скалам, совершенно безлюдна. Звонит телефон. Она отвечает, слушает голос на том конце.

– Я сейчас здесь, –  произносит она. –  Передайте: «Спасибо, но нет». Я не буду продавать. Пока не буду.

В ответ слышатся бурные протесты, но выражение ее лица остается безучастным. Санна возвращается обратно к своему черному «Саабу». Когда она выруливает на дорогу, дом проплывает в зеркале заднего вида, словно рассматривает ее выгоревшими глазницами окон.

По радио в машине заходится какой-то представитель регионального правления: «…суровые ограничения и жесткие меры последних лет поставили регион перед необходимостью решения крупных социальных проблем и пошатнули нашу защищенность сразу по нескольким позициям. И все же они до сих пор не помогли нам привести бюджет в равновесие… Все вместе мы должны прибегнуть к еще более жесткой экономии, не позволив при этом закрыть еще хоть один дом престарелых или какое-либо иное значимое заведение или организацию из тех, что оказывают поддержку все возрастающему числу людей, принадлежащих к наиболее уязвимым и социально не защищенным слоям населения…»

Она выключает радио, врубает старенький CD-проигрыватель и набирает скорость. Пока мимо проплывают отдельно стоящие усадьбы и торпы ^[1], из динамиков льется Rabbia Fuori Controllo в исполнении Роберта Джонсона и «Панчдранкс». За окном пробегают луга, поля и темные участки леса. Потом ненадолго выныривает центр города, и под конец она въезжает в промышленную зону. Перед ней растрескавшийся асфальт, а вдоль обнесенного колючей проволокой забора тянутся ряды контейнеров.

Молодой человек в коротком платье-рубашке с рукавами-«фонариками», внушительных размеров воротником и массивными накладными плечиками стоит, судорожно подергиваясь, у светофора. У него нет одной брови, другая выведена черным фломастером слишком высоко над надбровной дугой. На ногах у него грязные шлепанцы, и всякий раз, ставя на землю правую ногу, он дергается как подбитая псина. Когда она проезжает мимо, он, кажется, расслабляется на несколько секунд. Робко поглядывает на нее, и в его взгляде читается узнавание. Она сбавляет скорость, роется на заднем сиденье, опускает стекло и кидает ему шерстяную кофту. Он быстрым движением закутывается в нее и бормочет что-то, наверное, благодарит.

Санна сворачивает на гравиевую дорожку и проезжает мимо земельного участка, на котором стоят трейлер и палатка. Где-то в темноте заливается лаем собака, когда она выворачивает руль вправо у невзрачной вывески «Склад и гараж».

Дверь скрежещет, задевая бетонный пол. Санна включает лампу в углу, и мягкий свет падает на раскладушку, застеленную пледом, с кинутой поверх него подушкой. Потолок в этой части гаража ниже, остальное пространство теперь занимает наискосок припаркованный «Сааб». Ключи так и остались в замке зажигания.

Она скидывает на стул пару счетов и рекламные листовки, стягивает с себя черное шерстяное полупальто, которое падает прямо на пол, потом снимает брюки. После этого берет обшарпанные звукоизолирующие наушники и натягивает их на голову.

Ключи от гаража и полицейское удостоверение она кладет на складной столик, который выполняет роль прикроватной тумбочки. Они звякают, ударившись об уже лежащий там предмет –  маленькое круглое ручное зеркальце, на котором написано «Эрик». Потом она берет блистер с мелкими сиреневыми таблетками. Выдавливает себе на ладонь сразу три и закидывает в рот.

Взгляд ее затуманивается, делается отстраненным, почти мертвым, когда она ложится на раскладушку. «Я скоро», –  шепчет она, проваливаясь в темноту.

Дверной звонок в маленькой дежурной аптеке дребезжит, едва Эйр Педерсен переступает через порог. Она движется стремительно, чуть подавшись вперед, тело ее напряжено, а в настороженном взгляде чувствуется напряженная энергия. Когда она расстегивает плотно сидящую кожаную куртку и засовывает руку во внутренний карман, то видит, что стоящая за прилавком аптекарша внимательно за ней наблюдает. Неявно, но озабоченно. Эйр знаком этот взгляд, она к нему привыкла. Она почти уверена, что к этому моменту женщина в белом халате уже успела протянуть руку к тревожной кнопке. Она могла бы сказать ей что-нибудь, чтобы разрядить обстановку, но сил на это не осталось, она просто подходит к прилавку и выкладывает на него два удостоверения личности. Потом легонько стучит пальцем по одному из них.

– Вам должен был прийти рецепт на таблетки и раствор. Мне нужен раствор.

Аптекарша изучает ее удостоверение личности и вбивает что-то в компьютер, исподтишка поглядывая на Эйр.

– Не можете найти? –  интересуется Эйр. –  Что-то не так? Потому что в таком случае вы можете позвонить…

– Нет, все в порядке, –  быстро отвечает женщина и исчезает где-то в глубине за шкафами.

Эйр осматривает маленькое помещение. На полках все в идеальном порядке. Красивый старый каменный пол намыт и отполирован до блеска, а освещение непривычно мягкое и нерезкое для аптечного. Те аптеки, к которым она привыкла на материке, похожи на гигантские стерильные контейнеры с холодным освещением ламп дневного света и продезинфицированными, забитыми до отказа стеллажами и крутящимися стойками. А здесь чувствуется лоск и атмосфера старинного магазинчика сладостей.

– Ну вот, –  прерывает аптекарша течение ее мыслей. –  Еще что-то?

Она запихивает в пакетик пузырек метадона и протягивает его Эйр.

Эйр смотрит на высветившуюся на экране сумму и расплачивается.

– А как можно покороче пройти до Корс-парка, не через ипподром?

– Вы имеете в виду Корс-сквер? –  поправляет ее аптекарша.

– Да, именно.

– Пройдите по холму, вы его сразу увидите, как выйдете на площадь. За городской стеной выходите на главную улицу и идите по ней, а потом срежьте угол у стадиона, там, где крытая ледовая арена.

– Хорошо, спасибо.

Эйр направляется к дверям.