Она под запретом

Алайна Салах

1

Зал аэропорта наполнен оживлённым шумом голосов и стуком чемоданных колёсиков. Обычно я люблю эту суету с её быстро сменяющимися лицами и звуком громкоговорителей, но сейчас наслаждаться ей мешает волнение. Не каждый день возвращаешься домой после четырёх лет учёбы в другой стране.

Моя жизнь сделала очередной разворот на сто восемьдесят градусов. В Лозанне я потратила почти год на то, чтобы привыкнуть к новым местам и обзавестись друзьями, и теперь мне нужно сделать то же самое, только дома. Получится ли у меня на этот раз? Пять лет назад мне едва ли удалось.

– Не меня ищете, леди? – улыбчивый вихрастый парень в модной толстовке возникает передо мной так внезапно, что я отступаю.

– Такси не нужно, спасибо, – отвечаю с улыбкой и как можно вежливее.

– Такси? – брови парня непонимающе взмывают вверх. – А я похож на таксиста?

Окончательно смутившись, я бормочу «извините» и экстренно волоку свой чемодан к кафе неподалёку. Всё никак не привыкну к тому, что за последние два года моя скромная персона стала пользоваться популярностью у противоположного пола. Очевидных изменений в зеркале я не наблюдаю, кроме разве что отсутствующих брекетов, смены причёски и трёх-четырёх набранных килограммов, но, кажется, остальные видят другое.

– Лавандовый раф, пожалуйста, – говорю я светловолосой девушке-бариста и, разблокировав экран, быстро набираю Луизе сообщение: «Я рядом с кофейней. Ты где?»

«У тебя СМС не подключены, швейцарская фифа? Я ещё с утра написала, что у меня не получается вырваться. Даня тебя встретит».

Сердце делает неожиданный кульбит, и это мне совсем не нравится. Я ведь уже не та девочка-подросток, что млела от лучшего друга своей сводной сестры. К тому же, судя по фотографиям в инстаграме Луизы, их дружба с Данилом наконец перешла во что-то большее. Помню, мама часто шутила, что у Дани глаза, очевидно, находятся на заднице, если он до сих пор не предложил сестре встречаться с ним. Так вот, спустя много лет он, кажется, прозрел.

Я забираю свой кофе и, бросив евро в банку с надписью «Чаевые», обшариваю глазами зал. Наверное, я слишком накрутила себя из-за возвращения. Поживу в доме отчима пару недель, пока не найду квартиру, и параллельно буду искать работу. Да и не совсем с нуля придётся всё начинать: в Москве у меня осталась лучшая подруга Радмила, уже неделю фонтанирующая радостью по поводу моего приезда, ещё есть Луиза, с которой у меня прекрасные отношения. И Пётр – так зовут отчима – кажется совершенно искренним в своём намерении воссоединиться как семья, несмотря на то что после смерти мамы я стала фактически чужим для него человеком.

Данила я замечаю возле зоны эскалатора. Крепче сжимаю чемоданную ручку, чтобы подавить дрожь в пальцах, и начинаю идти ему навстречу. В последний раз мы виделись перед моим отлётом в Лозанну, когда мне только исполнилось семнадцать. Он всё такой же красивый и, судя по тому, что парочка девушек модельного вида с интересом на него оглядывается, всё с такой же лёгкостью привлекает взгляды женского пола. Хотя разве могло быть иначе? Двадцать семь – это слишком рано для того, чтобы резко подурнеть и обзавестись животом и лысиной.

Данил застывает в центре зала, оглядывается и лезет в карман за телефоном. Меня он не замечает. Я ускоряю шаг и для верности поднимаю руку.

– Данил! Даня!

Его глаза исследуют пространство около меня, перемещаются левее и вновь возвращаются. Озабоченная серьёзность на лице сменяется непониманием, а затем удивлением. Кажется, Данил не сразу меня узнал.

– Привет! – я широко ему улыбаюсь, стараясь не замечать, что за эти четыре года его худощавая фигура претерпела ряд выгодных изменений, а зелёные глаза всё такие же пронзительные и глубокие. Немного краснею, но ведь это можно списать на спешку, на духоту и на горячий кофе. – У нас с Луизой случились небольшие непонятки. Я только пару минут назад узнала, что встречать меня будешь ты.

Отлично звучу, кстати. Легко и непринуждённо. Кажется, пора невнятного бормотания в присутствии симпатичных парней наконец прошла.

Растерянность на лице Данила сменяется улыбкой. Она у него тоже ничуть не изменилась: такая же обаятельная и широкая, спускающаяся весёлыми лучиками от глаз к скулам. Биение сердца немедленно усиливается, и мне приходится напомнить себе, что он, вероятнее всего, встречается с моей сестрой.

– Ты так изменилась, мышонок. Я тебя совсем не узнал.

И голос у него такой же. Звучный, с глубинной вибрацией.

Данил перехватывает ручку чемодана и тянет её к себе, отчего наши пальцы соприкасаются. Я моментально отдёргиваю свои и издаю шутливый смешок: мол, интимно вышло. Мышонком Данил называл меня давно, когда приезжал в гости к сестре с Арсением. Не потому, что я была невзрачной и серой, а потому, что на моей любимой домашней толстовке была изображена диснеевская мышь. Данил никогда меня не обижал. В отличие от Арса.

Он продолжает меня разглядывать, и я чувствую, как моё спокойствие, припудренное напускным весельем, начинает утекать.

– Рассказывай, как дела? – беззаботно щебечу я, начиная бодро идти вперёд. – Ты всё ещё увлекаешься мотоциклами, или эта страсть уже прошла?

– Аина, – пальцы Данила ловят мой локоть и тянут, – выход в другой стороне.

От собственного идиотизма я готова отдавить себе ногу, но глядя в его смеющиеся глаза, не выдерживаю и прыскаю от смеха. Я с детства растяпа, и даже учёба в престижном швейцарском вузе не смогла этого исправить.

********

– Как вообще у тебя дела? – спрашиваю я по пути домой. В машине у Дани я понемногу расслабляюсь и верчу головой по сторонам в попытке уловить последние изменения в облике столицы. За четыре года учёбы я исколесила едва ли не всю Европу, но Москва с её огромными проспектами и бешеной энергетикой по-прежнему номер один. – Ты останешься на ужин?

Данил бросает на меня быстрый взгляд и вновь возвращает его к дороге.

– Разумеется.

Повисшая пауза расставляет всё по своим местам. Конечно, он останется, ведь они с Луизой теперь пара. Может быть, в скором времени они даже собираются пожениться. Сестре двадцать пять – наверное, пора. И я совсем не грущу. У меня ведь и в мыслях не было, что после моего возвращения у нас с Данилом что-то сложится. Я даже не была уверена, что он мне по-прежнему нравится.

– А кто ещё будет? – как бы невзначай осведомляюсь я, сосредоточенно разглядывая носы своих белых кроссовок.

– Семейные посиделки, насколько я знаю. Лишних людей не планировалось.

– Понятно.

Даже не глядя на Даню, я ощущаю на себе его внимательный взгляд.

– Арс будет.

Пальцы ног до боли поджимаются. Данил, конечно, понял, о ком я спрашивала. Арсений не улетел отдыхать, не провалился сквозь землю, не сменил место проживания. Сегодня я вновь увижу сводного брата, который возненавидел меня с первого дня, когда я, будучи четырнадцатилетним подростком, переступила порог великолепного дома семьи Авериных. Я до сих пор не знаю почему.

2

Когда машина Данила, с глухим хрустом сминая мелкий гравий, закатывается в ворота, задремавшее волнение усиливается. В этом красивом двухэтажном особняке из бежевого камня я прожила всего три года, но за столь короткий срок успела познать многое: первую головокружительную влюбленность, горечь от чужой ненависти и боль утраты самого близкого человека – моей мамы. Может и хорошо, что после её смерти отчим принял решение отправить меня учиться в другую страну: там, среди сверстников, отлучённых от дома так же, как и я, мне не пришлось в полной мере ощутить одиночество. Сейчас же, глядя на три припаркованных автомобиля, принадлежащих членам семьи Авериных (настоящим членам семьи Авериных, а не приёмным, какой являюсь я), свою чужеродность я начинаю осознавать в полной мере. Плохой настрой на семейный ужин.

– Волнуешься? – голос Дани отвлекает меня от созерцания хищного графитового седана.

– Есть немного, ага.

Я позволяю себе на секунду встретиться с ним глазами и тут же сосредотачиваюсь на серебристом кружке воздухозаборника. Данил смотрит слишком пристально, а я за время нашей поездки стала замечать то, чего не замечала четыре года назад. Если раньше я была влюблена в образ красивого парня, то сейчас впервые начинаю видеть его в деталях: сочный цвет губ, родинку на подбородке и каштановые переливы в почти чёрных волосах. Это сбивает меня с толку, заставляет задерживаться на Дане взглядом дольше, чем позволительно, и я с ужасом думаю, что он это замечает.

– Не стоит. Ты вернулась домой. Пётр будет счастлив тебя увидеть. Луиза по тебе скучала, – лучи улыбки разрезают его виски, заставляя меня задержать дыхание: – И я тоже.

По коже разбегается покалывание, собирающееся теплом в груди, во рту внезапно становится сухо. Мне, конечно, не стоит придавать излишнее значение фразе «И я тоже». Данил скучал не по мне, а по четырнадцатилетнему долговязому подростку, сводной сестре Луизы. Но даже если и так, вряд ли бы нашлись другие слова, способные настолько меня взбодрить.

Я ему улыбаюсь.

– Спасибо.

– Ну что? – тон Данила резко меняется, становясь весёлым и немного отстранённым. – Не будем заставлять других ждать?

Он помогает мне выйти из машины, вытаскивает из багажника чемодан, и мы вместе поднимаемся вверх по ступеням.

---