Боюсь тебя любить

Мария Высоцкая

1

«Все начинается со взгляда. Всегда…»

С. Есенин

Тата.

В руках футляр со скрипкой. Я взяла самое ценное. По факту ничего. Даже телефон оставила в Егоркиной квартире.

Сломя голову преодолеваю пролеты и практически выкатываюсь на улицу.

Гад! Гад! Гад!

Других мыслей у меня сейчас нет.

Это так мило – застать своего парня в объятиях вертихвостки, тире лучшей подружки его сестры, прямо в новогоднюю ночь.

Я там желание под бой курантов загадываю, а они в ванной плодятся и размножаются. Класс!

Оказавшись на морозном воздухе, почти сразу поскальзываюсь и падаю в первый же сугроб. Тело горит от попавшего под одежду снега.

Пальцы утопают в белой и такой ледяной субстанции.

Всхлипываю больше от досады, чем от закравшегося под кожу холода. Ветер подхватывает и раздувает мою карешку с легкой волной. Новый год испорчен. А ведь как его встретишь, так и проведешь…

Первое января.

Ровно двадцать минут после боя курантов. С новым счастьем тебя, Натали!

Хотя, возможно, мусор за собой предыдущий год все же вынес.

Мороз дикий. Градусов двадцать пять, не меньше. Кажется, этой ночью я точно околею в каком-нибудь богом забытом месте.

Москва не спит. В небе разрываются салюты. Люди радуются и смеются.

Плотнее заворачиваюсь в свою куртку на легком пуху и бреду куда глаза глядят.

Зуб на зуб не попадает. На улице такой дубак, до костей пробирает. Губы онемели, как и пальцы на руках. Даже то, что прячу их в карманы, не помогает.

Капюшон то и дело сдувает потоками порывистого ветра. Я трясусь каек осиновый лист и совершенно не знаю, что делать дальше…

Куда идти?

К Агате ехать не вариант, ее инфаркт долбанет, если она меня в таком виде увидит. Тетушка, конечно, у меня еще та оторва, но волновать ее в новогоднюю ночь в мои планы не входило.

К отцу тоже податься не могу. Мы с ним не разговариваем. Я с таким скандалом ушла из дома… И что теперь? Вернуться поджав хвост? Нет уж. Лучше я превращусь в глыбу льда здесь и сейчас, чем буду проситься обратно.

Я уже совершеннолетняя и вправе сама решать, как мне жить.

Прижимаю к груди футляр со скрипкой, только сейчас начиная замечать, что оказалась в парке. Неподалеку слышится заливистый смех.

Правое миндалевидное тело, что отвечает за страх в моей голове, активизируется.

Делаю еще два шага и замираю. Прислушиваюсь. Нужно развернуться и бежать отсюда куда подальше.

Поздно.

– Смотри! – громкий крик, и три пары уставившихся на меня глаз не предвещают ничего хорошего.

Парень, что стоит ближе всех, делает шаг в мою сторону, медленно потирая ладони. Его сверкающие в этой полутьме глаза пугают.

Выдыхаю. Главное – не паниковать. Сильнее обнимаю скрипку и, не медля и секунды, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

– Стой! Куда пошла? Давай познакомимся.

Он тянет меня за рукав куртки под мерзкие смешки своих дружков.

– Отстаньте. Слышишь? Не трогай меня!

– Да ладно тебе. Мы же просто хотим познакомиться. Пиво будешь?

– Нет. Руки свои убрал!

Делаю шаг назад, запинаюсь и выпускаю скрипку из рук.

Инструмент, словно шайба, катится по заледенелой дорожке, пока кто-то из троицы не прижимает его своим ботинком к промерзшей земле.

– Не трогайте! – снова вопль в пустоту. Кажется, словно и не своим голосом.

Подаюсь вперед, чтобы вернуть скрипку, но они не позволяют, пинают футляр друг другу.

В детстве мы точно так же играли в собачку. Бросали мячик от одного к другому, пока стоящий в центре круга человек не поймает его.

Пытаюсь вырваться, но сил не хватает.

Теперь этот гад держит меня за шиворот пуховика. Я в ловушке.

Мозг хаотично подкидывает варианты решения проблемы, и я выбираю самый провальный…

Заледенелыми пальцами расстегиваю змейку куртки и вырываюсь на свободу.

Голые плечи в ту же секунду обдает колючим морозом. Сколько минут я проживу на таком холоде?

Мысленно запускаю отсчет до неизбежного.

Обнимаю себя руками, молниеносно оборачиваясь на громкий и такой заливистый свист.

Звук становится ближе.

Парни, что еще минуту назад хорохорились, слегка напрягаются.

– Свалили отсюда.

Вздрагиваю. Этот голос.

Боже, я слышала его сотню раз.

В горле образуется сухой ком. Становится еще неуютнее, чем было до этого. Необъяснимое чувство тревоги или стыда… не знаю. Меня словно огрели пыльным мешком по голове.

Стою, хлопаю глазами и ничего не понимаю. Пошевелиться не могу.

Токман, появившийся позади, бегло касается взглядом нашего квартета и лениво вынимает руки из карманов брюк.

– Куртку надень, Азарина.

Парень, что все это время держал в руках мой пуховик, осторожно протягивает его мне. Словно выполняет не озвученный Иваном приказ.

Делаю пару нерешительных шагов и забираю свою одежду.

Все это время я нахожусь под пристальным вниманием Токмана. Лучшего друга моего брата. Человека, в присутствии которого у меня постоянно путаются мысли.

У него серые глаза. Иногда словно прозрачные или стальные. Холодные, я бы даже сказала, отталкивающие. Но почему-то в них тонешь. Барахтаешься в этом омуте, но выплыть не можешь. Никак не получается.

– Токи, мы не знали, что она твоя знакомая… – один из троицы выставляет руки вперед, предпринимая попытку оправдаться.

– Теперь в курсе.

Ванька ухмыляется. Я же задаюсь одним-единственным вопросом – почему они его так боятся?

– Ты чего здесь шляешься? –  спрашивает до жути скрипучим голосом.

Хочется закрыть уши ладонями от этого звука.

– Это не твое дело, Ванечка.

Напрягаю голосовые связки на максимум, а саму наконец-то отпускает это мерзкое, липкое чувство страха и неизбежности. Оно-то отпускает, но тут же появляется другое. Волнение. Дикое, зашкаливающее волнение до дрожи в коленях.

Наконец-то поднимаю скрипку с земли.

Облизываю свои обветренные губы.

Без резких движений, Тата, медленно. Именно с таким настроем я поворачиваюсь к Ваньке лицом. Ошпариваюсь его взглядом. Он просто пестрит отрицательными частицами. Становится дурно. Хлопаю ресницами, вглядываясь в темные радужки.

– Не мое дело, значит, – усмешка, – ладно.

Его пальцы сжимают мой подбородок. Когда это происходит, я чувствую наэлектризованную волну энергии, что пронзает тело. Щелчок.

– Не мое… – перекатывает буквы на языке, хмыкает и убирает руку.

Он уходит, а я все еще трогаю свое лицо. Что это было?

Озираюсь по сторонам, троица все еще здесь, но, к счастью, спеси у них поубавилось.

 А еще я, кажется, совсем не чувствую ног. Дико холодно.

«Бравые» парни после Ванькиного появления, конечно же, исчезают. Меня больше никто не трогает.

Со стороны все это выглядит странно. В голове крутится так много вопросов, но озвучивать их сейчас нет смысла.

Токман продолжает свой путь, я же стою посреди парка в одежде не по сезону и растерянно смотрю ему вслед. Кожу щиплет на морозе. Быстренько застегиваю молнию на пуховике, прижимаю к себе футляр и ору Ваньке вслед:

– Ты вот так просто меня здесь бросишь?

Со всех ног бегу за ним как ненормальная.

– Почему нет? – вздергивает бровь, ни на секунду не сбавляя шаг. – Не мое дело, помнишь?!

– Серьезно? Я скоро превращусь во льдинку, – взмахиваю руками, и скрипка снова летит в сугроб. – У меня губы синие! Видишь? – тычу себе в лицо, притискиваюсь к Ивану как можно ближе. Дергаю его за руку. – Посмотри! – всхлипываю.

2

Тата.

Он цепляется взглядом за мое лицо. Прищуривается. Смотрит пристально.

У него такие безумные глаза, что по моему телу невольно проползает холодок.

Сглатываю, сжимая губы в узкую полосочку. Мне нечем дышать. Кажется, я напрочь забыла, как это делать. В голове шумно. Такой мерзкий писк и больше ничего.

Ванькины зрачки мечутся из стороны в сторону. Он за мной наблюдает, ловит каждое движение. Каждый вздох.

Проходит пара минут, прежде чем его пальцы, что незаметно накрыли мою ладонь, исчезают.

Он делает шаг назад, а его губы расползаются в кривой усмешке.

– Если ты не дружишь с головой и шляешься в такой мороз в одних трусах, я тебе тут не помощник, – снова хмыкает и улыбается. Гаденько так улыбается. Глаза бы ему выцарапала.

Ванька возобновляет шаг, а я еще пару секунд нахожусь в каком-то ступоре. Меня словно поставили на паузу.

Ничего не соображаю. Сердце колотится как бешеное. Вот-вот прорвет грудную клетку. Дышать неимоверно тяжело. Меня словно подбрасывает высоко-высоко, а после резко и так болезненно швыряет о землю.

Не понимаю, когда это началось, но… в его присутствии… когда он рядом, я всегда чувствую себя иначе.

– Может быть, поможешь? – кричу, смотря на валяющуюся в снегу скрипку.

Ваня останавливается. Запрокидывает лицо к небу. Уверена, в своей голове он уже меня обматерил или проклял. Точно-точно.

– Азарина, почему в новогоднюю ночь? Почему ты свалилась мне именно сегодня?

– Я старалась, – вздыхаю, пялясь на его спину.

Ванька вытаскивает футляр из снега. Мне не возвращает. Просто продолжает идти вперед.

---