Как будет проходить теперешняя разлука с мамой я не имею ни малейшего представления. И я так же не знаю, что чувствую по этому поводу.

Мужчина убирает руки с моих плеч и ловит мой взгляд:

– Пойдём. Никита с нетерпением ждал встречи с тобой. Сдаётся мне, он заранее проникся любовью к своей старшей сестре. И если тебя не затруднит, будь с ним потерпеливей. Так вышло, что они с Мироном по сей день ищут общий язык.

Последнее предложение мужчина произнёс с какой-то усталостью и обречённостью. Или недовольством? Впрочем, у меня ещё будет время разобраться в отношениях людей, с которыми я буду вынуждена жить.

– Конечно, – говорю я, чтобы не казаться не вежливой.

Отец знакомит меня со своей женой и сыном. Меня вновь охватывают волнение и робость. Кажется, Никиту тоже. Галина же напротив – вся светится радушием и даже делает попытку меня приветливо обнять, впрочем, заканчивается она моими неловкими движениями и глухим "спасибо". Надеюсь, она не решит, что я бестактная грубиянка.

Мы проходим в огромный холл с широкой бетонной в коврах лестницей по середине, и я, вдруг, отчётливо понимаю, что хочу остаться одна. Я ощущаю себя невыносимо одинокой среди этих незнакомых людей и абсолютное одиночество кажется спасением.

– Я покажу тебе твою комнату, – предлагает мужчина и приглашающе ведёт рукой в сторону лестницы.

– Я с вами! – не высоко подпрыгнув на месте, улыбается Никита.

Комната действительно оказывается очень просторной и светлой. Здесь даже имеется лоджия, двери которой распахнуты настежь; лёгкие занавески в пол, что обрамляют выход на неё, колышутся от лёгкого ветерка. Кровать ужасно огромная, большой шкаф-купе под одежду, кресла, туалетный столик, рабочий стол… И, кажется, та дверь ведёт в собственную ванную комнату. Столько всего… И я опять не знаю, как ко всему относиться.

– Люба, тебе нравится твоя комната? – осторожно интересуется Никита.

– Очень, – выдыхаю я и опускаю глаза в пол, не представляя, что делать или говорить дальше.

Нутро всё ещё грызёт желание остаться одной.

– Давай, Никит, мы оставим Любу осваиваться, а сами, может быть, пойдём поныряем в бассейне? – предлагает мужчина сыну, вновь быстро мне подмигивая.

Неужели, у меня на лице всё написано? Мне мгновенно становится неловко, и я чувствую повышающийся жар на щеках.

– Да! – радуется мальчик. – И Любу возьмём с собой! Люба, ты же пойдёшь с нами?

– Я…

– Ник, твоя сестра только приехала, ей нужно отдохнуть с дороги. Вы ещё успеете нарезвиться в бассейне.

Плечики Никиты слегка поникают, но он всё равно мне улыбается:

– Отдыхай. Но только недолго – я хочу показать тебе свою комнату и железную дорогу!

– Хорошо, – улыбаюсь я, вдруг, искренне желая посмотреть на эту самую железную дорогу.

Никита, удовлетворённо кивнув, выбегает из комнаты, а отец, прежде чем отправится вслед за ним, предлагает:

– Спускайся вниз, как будешь готова. Обед обычно подают в два часа, – подмигивает он напоследок.

Я киваю, и, наконец, остаюсь одна. Ещё раз осматриваюсь, а затем иду к кровати и укладываюсь на её краешке, сворачиваясь клубком.

Глаза начинает щипать, но я не позволяю себе плакать. Две недели назад я пообещала себе, что справлюсь с чем угодно. Я не разочарую вновь ни бабушку, ни маму, ни вообще кого-либо в принципе.

Глава 2. Любовь

Мне отчего-то не хочется разбирать свои вещи, но я всё равно это делаю. Я так привыкла делать то, что не хочется, что, наверное, это стало моей второй натурой. Мама часто повторяла: делай то, что должен и никого не подведёшь. Её собственная интерпретация крылатого выражения.

Затем я выхожу на лоджию и долго смотрю на фонтан в центре ухоженных лужаек.

Всё же здесь очень красиво.

И уже ближе к двум часам дня решаю, что не явиться на первый в этом доме обед будет невежливо.

Осторожно выхожу из своей комнаты и спускаюсь на первый этаж. В какой стороне находится столовая я не имею ни малейшего представления. И как же мне быть?

– Полагаю, будет не лишним, – раздаётся за моей спиной голос отца, отчего я чуть вздрагиваю и разворачиваюсь в его сторону, – после обеда устроить тебе экскурсию по дому. Что скажешь?

– Я буду очень признательна, – улыбаюсь я робко.

– Проголодалась? Я шёл как раз за тобой.

– Да. Спасибо.

Мужчина ещё секунду разглядывает меня пристальным взглядом, а затем невесомо касается ладонью моих лопаток, указывая направление в столовую. По пути он мне рассказывает о назначении некоторых комнат. Вот открыта дверь в библиотеку, книги в ней собирались годами, начиная с моего прапрадедушки. Рядом с ней бильярдная.

– Играешь? – интересуется папа, пока мы идём дальше.

– Нет. Не пробовала даже.

– Могу как-нибудь научить, если хочешь.

– Да, конечно.

Отец замолкает, и я вновь чувствую на себе его пристальный взгляд, словно я диковинка, которую он пытается изучить. Все наши предыдущие встречи проходили исключительно при маме – она не хотела, чтобы мы с ним оставались наедине. Может быть, ревновала? Или же поступала так из вредности. В любом случае, познакомиться как следует нам с ним не удавалось ни разу. И мне тоже интересно, что он за человек. То есть, самой понять какой он, а не полагаться на речи мамы о нём.

– Люба, – вдруг, останавливается он. – Понятно, что для тебя переезд в новый дом, к почти не знакомым людям – это стресс. Но я хочу заверить тебя, что готов сделать, что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя, как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.

– И мне, – говорю я искренне, потупив взгляд. – Хочется.

– Отлично, – слышу я улыбку в его голосе. – Ну, пойдём.

Столовая оказывается в раза два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю, как следует осмотреться, потому что, как только мы с папой входим в помещение, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять каким статусом я обладаю в её глазах:

– А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все, наконец, собрались.

Возможно, ей всё же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?

– Боюсь, это я виноват в задержке обеда, – улыбается папа. Как по мне – немного натянуто. – Провёл своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это – Мирон. Мирон, а это наша Любовь.

Я ещё раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Её сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от лёгкого ветра дрожали листья берёзы, но как только папа произнёс наши имена, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида – я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать – ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает повышаться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.

– Люба! – занимая своё место за столом, восклицает Никита. – Ты сядешь рядом со мной?

– Конечно, – глухо выдыхаю я и на нетвёрдых ногах иду к накрытому столу.

В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печёт, и мне это ужасно не нравится. Словно я в миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, ещё и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.

Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой – расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась, и уж тем более, не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, дело – дрянь.

– Что, Никит, не плохую новую игрушку подогнал тебе отец? – насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия. И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает грудь.

– Люба не игрушка! Она моя сестра!

– Мирон, – сдержанно замечает отец. – Если ты хочешь что-то мне сказать – говори прямо. Именно так, обычно, поступают настоящие мужчины.

– Андрей! – тут же возмущается Галина. – Мирон не имел ввиду ничего плохого, ведь так, дорогой?

Жена отца, насколько мне известно, старше него на несколько лет. Но после её слов – а Мирон действительно повёл себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями взрослого, и надо мной заодно, по всей видимости, – я решаю, что возраст далеко не показатель ума. Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего необычного в его словах не услышала. Ну или сделала вид, что тоже не говорит в пользу её зрелого возраста.

– Ни-че-го-ше-ньки, – хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. – Всем самого приятного аппетита, – насмешливо заканчивает он свою речь.

Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. И у меня бегут мурашки по коже от того холода в его глазах, что я успеваю заметить.

Все за столом приступают к еде, в том числе, и я.

---