Так или иначе, но к концу 1346 года по меньшей мере в крупных морских портах Европы было широко известно, что на Востоке бушует мор ни с чем не сравнимой силы. О распространении болезни ходили пугающие слухи: «Индия обезлюдела, Татария, Месопотамия, Сирия и Армения усеяны мертвыми телами; курды бежали в горы, но тщетно. В Карамании и Кесарии в живых не осталось никого…» И все же не похоже, что кому-то могло прийти в голову, что однажды этот мор может ударить по Европе.

Самый подробный рассказ о том, как болезнь совершила этот фатальный прыжок, принадлежит Габриэлю де Мюсси^[9]. Одно время даже считалось, что этот автор сам посетил Малую Азию и был пассажиром того корабля, который привез чуму в Европу. Однако впоследствии издатель неохотно, но твердо указал, что в этот критический период де Мюсси ни разу не покидал свой родной город Пьяченца.

Де Мюсси заявлял, что в 1346 году чума обосновалась в татарских землях Малой Азии. Согласно Вернадскому, в одном только Крыму от нее умерло 85 000 человек. То ли по совпадению, то ли из-за общепринятого в Средние века мнения, что причиной страданий татар стал некий человеческий фактор, вероятнее всего, в виде некой непопулярной группы людей, они решили напасть на обитавших по соседству купцов-христиан. Поводом для того, что, скорее всего, являлось спланированной кампанией, стала уличная драка, в результате которой был убит один местный житель. Татары напали на генуэзскую факторию в городе Тана и гнались за торговцами до их крепости в Каффе (ныне Феодосия), что на побережье Крыма, который генуэзцы построили, укрепили и использовали как свою базу для торговли с внутренними районами на востоке полуострова. Татарская армия расположилась под стенами города и приготовилась обстреливать его, пока он не сдастся.

Но вскоре в их планы самым катастрофическим образом вмешалась чума, собравшая среди осаждавших богатую жатву. «Измученные, ошеломленные и потрясенные», они решили прекратить осаду. Однако чувствовали, что было бы справедливо, чтобы христиане тоже ощутили вкус мучений, от которых страдали нападавшие. Используя свои гигантские катапульты, они кидали через стены трупы жертв в надежде таким способом распространить болезнь в городе. Как только разлагающиеся тела падали в крепость, генуэзцы выносили их из города к морю и сбрасывали в воду. Но найдется немного мест, столь же беззащитных перед инфекцией, как осажденный город, и уже очень скоро чума свирепствовала внутри стен не меньше, чем за ними. Те из жителей, которые не заболели сразу, поняли, что, даже если они переживут мор, их останется слишком мало, чтобы отразить новую атаку татар. Они погрузились на свои галеры и поплыли из Черного моря в Средиземное. А с ними поплыла и чума.

Хотя это определенно не мог быть единственный и, возможно, даже самый первый путь, которым чума пришла в Европу, нет причин сомневаться, что в основном рассказ де Мюсси правдив. Одним из основных маршрутов, которым специи и шелка попадали с Востока на европейский рынок, был путь из Багдада вдоль Тигра и дальше через Армению до перевалочных пунктов итальянских купцов в Крыму. Нет ничего более вероятного, чем то, что, совершив путешествие с большими караванами, чума распространилась среди крымских татар – «гиперборейских скифов», которые, по мнению византийского императора Иоанна Кантакузина, стали первыми жертвами эпидемии.

По словам летописца, «чума на этих проклятых галерах была карой Господней, поскольку эти самые галеры помогали туркам и сарацинам взять город Romanais^[10], принадлежавший христианам, и, сломав стены, резали христиан, точно скот. И генуэзцы чинили гораздо больше вреда и жестокости, чем даже сарацины». Как и в других случаях божественного возмездия, такое наказание выглядит весьма сомнительным. Потому что, хотя и не обязательно, подобно этому летописцу, верить, будто эти злосчастные галеры с командами, умирающими прямо на веслах, каким-то образом умудрились принести чуму в «Константинополь, Мессину, Сицилию, Сардинию, Геную, Марсель и многие другие места», возможно, что, по меньшей мере, в Геную, Венецию и Мессину инфекция действительно была завезена на галерах, прибывших из портов Востока.

Когда жители осознали, что за груз везут с собой гости, последовала достаточно бурная реакция. Они постарались отогнать опасность как можно дальше и тем самым лишь поспособствовали более быстрому распространению эпидемии. «В январе 1348 года, – писал фламандский хронист, – в Геную зашли три галеры, прибитые сильнейшим восточным ветром. На этих кораблях, груженных различными специями и другим ценным товаром, свирепствовала страшная зараза. Когда жители Генуи об этом узнали и увидели, как быстро и неизлечимо они заражают других людей, их выгнали из порта горящими стрелами и плавучими военными орудиями, потому что ни один человек не смел к ним прикоснуться; и никто не мог торговать с ними, а если бы он это сделал, то наверняка тотчас умер бы. И так их гоняли из порта в порт…»

Но к тому времени, когда генуэзские власти отреагировали, было слишком поздно. Зараза уже была на берегу, и ничто не могло ее остановить. К весне 1348 года Черная смерть прочно завладела Сицилией и материком.

В этом месте рассказа, когда чума приготовилась нанести удар в сердце Европы, представляется разумным сделать отступление и рассмотреть, что в действительности представляла собой эта эпидемия и насколько новым явлением она была. Сегодня в происхождении и природе Черной смерти нет практически ничего загадочного. Осталось прояснить кое-какие пункты, все же самое существенное уже известно. Но в Средние века чума была не только абсолютно убийственной, но и совершенно непостижимой. Средневековый человек не имел никаких средств защиты – ни социальных, ни медицинских, ни психологических – против грозной эпидемии подобного масштаба. Его недоумение, ужас и беззащитность перед лицом этой катастрофы – главная тема этой книги.

Одной из второстепенных загадок, существующих по сей день, является происхождение названия «Черная смерть». Традиционно считается, что чума получила такое название, поскольку за несколько часов до смерти разлагающаяся плоть жертв чернела. Неубедительность этой версии, которая в противном случае была бы весьма правдоподобной, в том, что ничего похожего не происходило. Действительно, в случаях септической чумы на теле больного появлялись небольшие черные или лиловые пятна, и этот симптом, должно быть, производил сильное впечатление на очевидцев. Но если бы название болезни проистекало непосредственно из внешнего вида жертв, следовало бы ожидать, что его начнут употреблять в то самое время. Однако свидетельств этому нет. На самом деле создается впечатление, что такое название не было общеупотребимым до XVIII века, хотя похожие выражения часто применялись к другим эпидемиям прошлого. Первая запись, использовавшая этот термин в отношении эпидемии 1348 года, сделана в 1555 году в Швеции. Примерно через пятьдесят лет оно появилось в Дании. Кардинал Гаске считал, что, по крайней мере, в Англии это название стали употреблять через некоторое время после 1665 года, чтобы отличать эпидемию XIV века от Великой чумы, опустошившей Лондон.

Тот факт, что название «Черная смерть» не употреблялось современниками, делает весьма сомнительными объяснения, которые относят его к появлению черной кометы, случившемуся до начала эпидемии, к большому числу людей, облаченных в траур в результате высокой смертности, и к популярным изображениям чумы в виде человека в плаще с капюшоном на черной лошади или шагающего по стране черного гиганта.

Наиболее вероятным объяснением представляется, что это название произошло от слишком буквального перевода на скандинавский или английский язык латинского pestis atra^[11] или atra mors^[12]. Даже в XIV веке слово atra можно было перевести как «страшный», «ужасный», а также «черный». Но как только этот перевод появился, все остальные причины связать слово «черная» со словом «смерть» нужно приписать желанию сделать название общеупотребимым. Во Франции чуму сначала называли morte bleue^[13]. В высшей степени пугающее звучание принятого названия очевидно, и сегодня никакой другой вариант был бы неприемлем.

Записи, сделанные современниками, поразительно схожи в описании физических проявлений болезни. Наиболее часто упоминаемый и вместе с тем наиболее впечатляющий симптом – это, конечно, бубоны, или нарывы, которые иногда изображают как шишки, зерна, желчные пузыри, волдыри и т. п., являвшиеся непременными спутниками бубонной чумы. Для всего остального подойдет рассказ Боккаччо:

«В мужчинах или женщинах она, прежде всего, выдает себя мгновенным появлением определенных припухлостей в паху или под мышками, некоторые из них вырастают размером с яблоко, другие – с яйцо, одни больше, другие меньше, и люди называют их gavocciolo^[14]. Из двух указанных мест эти смертоносные gavocciolo начинают распространяться и расползаются во все стороны, после чего болезнь начинает меняться. Во многих случаях на предплечьях, бедрах и в других местах появляются черные или багровые пятна, то большие и редкие, то маленькие и многочисленные. И точно так же, как gavocciolo были и остаются верным знаком приближающейся смерти, так и эти пятна возвещают о ней…»