Сбежать от шейха

Анастасия Шерр

ГЛАВА 1

– Ну что же ты, милая, ничего не съела? Опять тошнит? – тетя Глаша заботливо приобнимает меня, заглядывает в глаза. – Или думаешь снова о нём? – «о нем» тетя знает немного. Лишь в общих чертах и без подробностей. Не хотелось её травмировать своими рассказами наложницы. Здесь я свободна. Здесь я просто гражданка своей страны. Здесь я не жена шейха.

Да и жена ли я теперь вообще? Ведь я оставила его и всё что было или могло быть у меня там. И только частичку забрала с собой. Маленькую, пока ещё незаметную совсем.

– Тошнит, – ответила я, отворачиваясь к стене. Было больно. Больно думать о Нём, больно вспоминать моменты проведённые вместе. Больно дышать, потому что я, кажется, совершила ошибку.

– Тебе бы гинекологу показаться. На учёт встать, – вздыхает тётя Глаша, а я, горько улыбнувшись, закрываю глаза.

– Позже. Обязательно встану, – обещаю и снова вру.

– Ох ты ж бедная… – выдыхает тётя, а я крепче обнимаю себя руками. По возвращении домой всё время мёрзну. Не помогает ни одежда, ни тёплый плед. Только травяной горячий чай тёти Глаши и согревает.

– Теть Глаш, завари чаю своего, а? Так холодно.

– Конечно, милая, сейчас, – она убегает на кухню, а я, собравшись с силами, встаю с кровати и подхожу к окну. Там льёт как из ведра, вспышки молний и грохот раскатистого грома. Гляжу на своё отражение в окне, и на глаза наворачиваются слёзы.

Почему так плохо? Почему так больно? Я же всё сделала правильно. Усыпила внимание похитителя и сбежала. Я вернулась домой, радоваться надо, но мне почему-то невесело.

Снова звонит телефон, который мне дали вызволители. Не хочу отвечать, не хочу говорить с психологами, не хочу давать интервью. Хочу, чтобы все они оставили меня в покое. Я всё равно не скажу на камеру его имя. Не смогу произнести его.

– Ответишь? – тётя Глаша ставит передо мной чашку с чаем, садится рядом и обнимает за плечи.

– Нет.

– Они же тебя спасли. Хоть по телефону поговори. Да и Дмитрий каждый день мне звонит, спрашивает, как у тебя дела. Волнуется.

– Они не меня спасли. Они свой карьерный рост спасают. А Дмитрий… Да, он хороший, наверное. Но мне с ним говорить не о чем. Все они во мне жертву видят.

– Может и так, Ириш, но когда я бегала по инстанциям и стучала в закрытые двери, они одни откликнулись. Они спасли тебя из плена.

Закрываю глаза.

– Хорошо, я дам интервью. Но называть его имя не буду, – обещаю скорее себе.

– Как это не будешь, Ира? Он тебя в плену держал и кто знает, что ещё творил. А теперь ты вот беременна. Это же всё он с тобой сделал!

– Он. Но его имя я называть не буду, – повторяю упрямо.

Тётя Глаша вздыхает, отчего её полная, мягкая грудь колышется.

– Ну хорошо, котёнок. Ладно. Поговори с ними и пусть отстанут. Тебе сейчас о себе подумать бы. Исхудала, осунулась, щеки вон впали. Ты ребёночка-то, надеюсь, оставишь? Он же не виноват ни в чём…

– Оставлю, тёть Глаш. Только он у меня от него и остался, – крепко зажмурилась, пытаясь удержать слёзы.

– Так ты с ним по собственной воле была? Мне сказали, тебя тогда из гостиницы выкрали.

– Я не хочу сейчас об этом, тёть Глаш. Давай просто забудем, – попросила её, осознавая, что сама забыть не смогу никогда.

Он меня отпустил. Позволил сбежать. Почему? Почему не вернул, как делал это раньше? Почему позволил мне улететь?

Ни на один из этих вопросов у меня нет ответа. Как нет и облегчения, что удалось сбежать. Стоило ли оно того. Этих слёз, что душат меня ежедневно. Этой боли в грудной клетке, мешающей дышать.

Интервью я всё-таки дала. Ответила на их идиотские вопросы за исключением имён и местности. Произносить имя шейха и название города я отказалась, но они и не настаивали.

Моё лицо на выпуске передачи заблюрили ради моей же безопасности. Нас с тётей Глашей отправили в другой город. Мы не сопротивлялись. Особенно я, превратившаяся морально в овощ. Я так тосковала по тому, от кого сбежала, что было уже всё равно, где скрываться и как. Я не видела в этом смысла.

Фонд помощи таким, как я, о нас позаботился. А те украшения, что были на мне в день побега, я сняла и спрятала в тётину шкатулку. Едва ли я надену их ещё раз.

Устроиться на работу было сложнее всего. Переводчики требовались везде, где можно, только я не находила в себе сил снова встретиться с арабами. Нет, я боялась не их, а одного из них. Того, кто пообещал меня убить, если предам или сбегу. И я верила тем его словам. Он убьёт.

– Рано тебе на работу. Вот фонд Дмитрия помог нам с жильём, а моей пенсии хватит на пропитание, ещё и останется немного. А там ребёночка родишь, как-нибудь да выкормим. Всё будет хорошо, Ириш. Не торопись никуда соваться, – тётя Глаша тоже боялась. Не говорила об этом, но боялась, видимо, чувствуя угрозу от того, кого никогда не видела.

– Хорошо, тёть Глаш. Я не буду торопиться, – пообещала ей, чтобы успокоить и дать время себе. Знать бы на что… Прекратится эта боль в грудной клетке или нет? Пройдёт со временем моё наваждение или нет? Как мне быть дальше?

Ответов не было ни у кого. Ни у тёти, ни у психолога, ни даже у Димы, ставшего мне другом.

– Тебе просто нужно расслабиться, – советовал он. – Просто отпусти себя и живи для себя. Всё пройдёт, – он думал, что меня сломил плен. Честно признаться, иногда так думала и я. Но иногда понимала, что всё намного сложнее. Меня сломил побег.

Прошло несколько месяцев, а я всё так же вижу его глаза. Тот самолёт, его дикий взгляд и как уходит, быстро и уверенно ступая. Вышвырнул ли он меня из своей жизни? Отпустил ли? Я не знала. Как не знала, смогу ли сама его отпустить.

ГЛАВА 2

Убить её. Да, сначала очень хотелось сжать её тонкую шею и лишить кислорода, как сделала она с ним. Халим ненавидел эту суку и так же отчаянно её желал. В один момент он хотел лишить её жизни, а в другой понимал, что тогда пустит себе в голову пулю. Без неё всё станет бессмысленным.

Почему отпустил? Ооо… Он хотел её вернуть. Вернуть и уничтожить, содрать с неё кожу хлыстом или велеть, чтобы забросали камнями. Он много чего хотел с ней сделать.

Но в тот самый момент, когда встретился с ней взглядом, понял, что так будет лучше. Правильнее. Отпустить её, избавиться, забыть. Выкинуть из головы хотя бы на какое-то время.

А ночью трахал трёх шлюх и ненавидел себя за то, что отпустил. И её за то, что отравила своим ядом и теперь он медленно, но верно превращается в монстра. Теперь он разума лишился.

– Мой эмир, – женщина вошла в его комнату после тактичного стука в дверь, уставилась в пол, якобы не замечая гору пустых бутылок, пьяную, голую шармуту на диване и его, курящего кальян. На самом деле он уже одурел настолько, что не чувствовал ни запаха дыма, ни вкуса алкоголя. Даже не соображал, какой сегодня день. Отравила. Уничтожила его. Та, кому впервые доверился. Растоптала это доверие и сбежала.

– Чего тебе? – рыкнул на Саадат, и та попятилась от ужаса.

– Мой эмир, я должна кое-что рассказать вам…

– Говори и проваливай!

– Это касается Райханы…

– Я ничего не хочу слышать об этой шармуте. И если ещё раз услышу это имя, выдам фетву на её казнь!

– Мой эмир нельзя! Прошу, выслушайте! – она бросилась к его ногам, встала на колени. – Нельзя казнить! Она ждёт ребёнка! Возможно, вашего наследника!

Выдохнул дым из лёгких, с трудом втянул в себя воздух.

– Продолжай.

– Она сказала мне… Просила, чтобы я вам не рассказывала. Хотела порадовать вас… А потом… Я не знаю, что случилось потом. Мне казалось, она привыкла и смирилась. Это моя вина. Если бы в тот день я поехала с ней, ничего бы не случилось. Простите меня, мой эмир.

Он поднял глаза на женщину, скривился в злой, холодной ухмылке.

– Она ненавидела меня. И скорее всего моего ребенка уже убила. Убирайся прочь, оставь меня в покое.

– Нет, мой эмир. Она бы не убила ни в чём неповинного ребёнка. Я знаю эту девочку. Да, она строптива и непокорна, но такой страшный грех ни за что не совершила бы. Поверьте мне.

– Я сказал, пошла вон. И позови ко мне Мустафу.

Он протрезвел. От одной новости о том, что Райхана беременна. Внутри пламенем зажглась надежда. Что, если она оставит ребёнка? Или может уже его убила? Тогда он прикончит её сам. Своими же руками.

Но если она действительно понесла от него и родит этого ребёнка… И захохотал, как сумасшедший, отчего шармута вскинулась и потянулась к нему за поцелуем. Сбросил её с себя на пол.

– Проваливай.

– Мой эмир, – потянулась та к его ногам, чтобы поцеловать и их.

– Я сказал, пошла прочь! – швырнул ей несколько тысячедолларовых купюр и алчная шлюха, схватив их, на четвереньках поползла к выходу задом.

Мустафа вошёл спустя пару минут, поклонился шейху.

– Мой эмир, вы звали меня?

Халим поднял на чернокожего слугу взгляд, долго молчал.

– Ты со своими людьми едешь в Россию, Мустафа.

– Да, мой эмир. Какое у вас будет поручение?