Кристалл молчал. Я видела, что он активировался, ищет адресата, но не находит. Мироиз Тамима оставался глух, и это пугало. Путь от родительского поместья до Брошвиля занял по меньшей мере часов восемь, за это время должно было хоть что-то проясниться. Если Тамим и Ямин вступили в бой с мантикорами, всё уже должно было закончиться. Почему же мироиз молчит?

На глаза навернулись слёзы. Я отказывалась верить в то, что с одним из демонов могло случиться нечто страшное. Но если не удаётся связаться с Тамимом… как насчет моего навязанного жениха?

Ямин… Что же будет с его отцом, если я выйду замуж за другого? Неужели проклятие исполнится?

– Ямин Сереброкрылый, – шепнула в мироиз, с замиранием сердца ожидая ответа.

Но то ли ас-алердин не пользовался новейшими разработками, то ли его артефакт тоже был отключен – переговорник отвечал мне всё той же тишиной. Вздохнув, я вместе со шкатулкой прошла к софе. Меня снедала тревога.

– Я так волнуюсь, – пробормотала, – Ямин, пожалуйста, если слышишь, ответь.

Мироиз мигнул, и через мгновение кристалл явил мне довольную мордочку монтри. От неожиданности я едва не выронила артефакт из рук. Всмотрелась в объёмное изображение маленького прохвоста, с облегчением осознавая, что хотя бы с ним всё в порядке, и дрожащим голосом спросила:

– Глеб! Где Ямин? Что с ним? А Тамим?

Смутилась от того, что спросила о друге в последнюю очередь. Сердце не обманешь – за ас-алердина я подсознательно беспокоилась больше, именно его образ всплывал в моей голове чаще остальных.

Монтри попытался что-то сказать, но его облик пошёл рябью, а потом кристалл и вовсе погас. Я потрясла мироиз, но без толку, изображение не появлялось. В сердцах выругалась, бросила артефакт на мягкую подушку и обиженно сжала кулаки.

Дурацкая разработка! Недоделанная! Ну почему не работает?

Не выдержав, вновь бросилась к артефакту, но сколько ни пыталась достучаться до Ямина или Тамима, ничего не выходило. Надеялась, что Глеб объявится собственной персоной, пройдёт по тропам, но Милославский явно не желал радовать меня своим присутствием. Пока злилась на князя, вспомнила, что есть ещё один дорогой мне… не совсем человек. Демоница.

– Айлина Кифая Аметринокрылая, – произнесла я, и мироиз вспыхнул.

Через мгновение появилось лицо наставницы, выражавшее крайнюю степень изумления. Она явно не ожидала, что воспитанница свяжется с ней по демоническому артефакту. Собственно, и зачем было утруждаться письмами? Хотя письма – это особый ритуал, вряд ли мироизу удастся его когда-либо вытеснить.

– Грета, девочка моя! Что случилось? Как ты…

– Связалась по мироизу? Тамим обеспечил, – ответила, склонившись к кристаллу. – Скажи, у тебя есть какие-нибудь новости о нём и о Ямине Сереброкрылом?

– Ямине? – удивилась наставница и нахмурилась. Я прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнего. – Девочка моя, что у тебя происходит? При чём здесь ас-алердин Рагная?

Ох, как же долго объяснять… В своём письме я не упомянула о брачном соглашении. Вообще старалась не волновать наставницу – мне и так, судя по её последнему письму, ещё маникюр оплачивать… Боюсь представить, если бы от страха у неё поседели или, того хуже, выпали волосы. Да я бы разорилась на зельях по восстановлению шевелюры!

Если без шуток, разориться я не боялась, но лишний раз потревожить любимую тётушку – да. Пусть у нас с ней нет общей крови, она была лучшей подругой моей матери, и я её горячо любила. Она воспитала меня и стала мне второй матерью.

– Грета! – теперь в голосе айлины Кифаи слышались не только переживание, но и гнев. – Живо рассказывай, что происходит, иначе…

В дверь постучали, и я услышала тонкий голос Отилии. Перед предательницей-горничной ни в коем случае нельзя было раскрывать переговорный артефакт. Дотронувшись до крышки мироиза, я шепнула:

– Мне пора. Узнай о нынешнем состоянии Тамима. Если хоть что-то станет известно, расскажешь вечером. Я позвоню.

– Грета…

Дальнейшие ругательства – а последовали бы, без сомнения, именно они – я уже не услышала, закрыв крышку шкатулки. Вернула её на прежнее место и открыла пришедшим горничным. С их помощью приняла душ, сменила вчерашнее платье и была готова к предстоящему раннему ужину.

Но оказалась совершенно не готова к встрече с Джули. Не знала, как вести себя с бывшей подругой. Между нами пролегла пропасть. И сказать бы, что переживала по этому поводу, но… нет. У меня возникли более насущные проблемы, чем сложные отношения с любовницей моего жениха.

Джули вошла в комнату неожиданно, без приглашения, словно победительница. Но я понимала, что такое её поведение скорее защита, нежели нападение. В глубине души она раскаивалась, но не хотела испить кубок вины в одиночку, решила разделить его со мной… точнее, выплеснуть его на меня, чтобы самой не было так больно.

– Оставьте нас, – приказала я горничным и поднялась с пуфа, гордо подняв голову.

Адаез и Отилия покинули покои, и мы с Джули остались наедине. Звенящую тишину можно было даже услышать, настолько напряжёнными были наши взгляды, и так сильно бились сердца. Когда-то моя лучшая подруга, сейчас же… я не знала, кто она. Годы разделили нас, а я, вернувшись, слепо верила, что всё будет как прежде. Словно детскую наивную дружбу после десятилетней заморозки можно сохранить во взрослом возрасте.

Наивная… Какая же я наивная!

Джули не пыталась начать разговор, поэтому я позволила ей быть ответчицей.

– И что же тебя привело ко мне без приглашения? Или уже вообразила себя хозяйкой дворца? Спешу разочаровать: рано. Пока предложение сделали мне, а тебе оставили лишь участь постельной грелки.

Сурово, да. Грубо и некрасиво. Но неужели я должна притворяться и лебезить, когда из-за неё моего брата едва не убили?

– Порой постельная грелка имеет больше прав, чем законная жена, – прищурилась Джули, – я хотя бы вольна в своих решениях.

– Ты права, – согласилась вынужденно. Джули собиралась что-то добавить, но я её предостерегла: – Довольно пустого яда. Мы достаточно боли причинили друг другу, самое время остановиться. Лучше скажи… почему? Ты ведь с самого детства обещала быть моей фрейлиной.

Джули дёрнулась как от пощёчины и сделала полшага ко мне, готовясь к обороне. Зря я надеялась, что она извинится. Нет, я слишком плохо знала нынешнюю Джули.

– Это вы первой нарушили наш договор! – вскинулась фрейлина и сжала кулон на шее, будто он мог придать ей сил. – Это вы бросили меня в загнивающем Абикарде. Поэтому даже не смейте перекладывать вину на меня. Я лишь выживала в тех обстоятельствах, в которых вы меня оставили, ваше высочество.

Титул она выплюнула, словно он был грязным, вонючим, противным. Ну ничего, скоро он сменится на «ваше величество», может, его ей будет произносить приятнее? Ведь этот же титул носит и её любовник!

– Отец усадил меня на корабль без моего согласия, – напомнила, – всё случилось слишком быстро. Тогда, десять лет назад, он думал, что не сможет отбить штурм. Мне было восемь. Я не могла…

– Пустые оправдания. Ты не забрала меня с собой.

– Я была ребёнком…

– Ты им и остаёшься! У тебя было достаточно времени, чтобы узнать, как там моя семья, что со мной случилось, как я жила всё это время…

– Я писала тебе письма. Ты не ответила ни на одно!

– А что я должна была тебе отвечать? Как мне здесь плохо, как умер мой брат, защищая его величество, твоего отца? Как погиб мой отец, пытаясь вызволить твою семью из заточения? Твоя семья уничтожила всех мужчин в моей жизни, а ты и не думала помогать! Ты должна была сама всё узнать, сама помочь. А твои письма… Они лишь раздражали. Ты была там в сытости, обогретая, не страшась, что в любой день тебя могут отправить на плаху. В эти моменты я ненавидела тебя, Грета, так жгуче, что это выжигало всё внутри меня. Не я предала тебя, это ты вынудила меня так сделать.

Я? Как удобно обвинять в низости и порочности собственного ума кого-то другого.

Мне было жаль Джули. Картинки её детства и юности так и стояли перед глазами. Ей действительно удалось вылить на меня часть вины из этого проклятого бокала, и теперь я ощущала груз ответственности. Я действительно ребёнок. И сделала слишком мало для неё.

Однако одно я поняла: мои письма всё-таки доходили. Она могла хотя бы ответить. Если бы я знала, помогла бы. Но как же часто гордость и обида рушат отношения, жизни, стирают из памяти всё хорошее, оставляя лишь негатив.

– Я действительно могла быть дотошнее в письмах к тебе, достучаться до твоего сердца, но не смогла. Да и не знала, как обстоят дела. Возможно, я проявила трусость и малодушие, когда хотела перевернуть страницу своей жизни под названием Абикард, но я исправляюсь. Я беру на себя ответственность. Так и ты возьми ответственность за свои нынешние поступки, а не ищи причины в прошлом. – Я видела, насколько Джули не согласна с моими словами, как она сжимает руки, как ей хочется возразить, поэтому решила отступить. – К тому же я не виновата в том, что здесь происходило. Виноваты те, кто пытался захватить власть…

– Так ли святы твои родственники? Не идеализируй их! Они причинили слишком много боли Абикарду и мне в частности. Ты ненавидишь Роффе, но на самом деле он – хороший человек. Он спасает страну как может, всеми силами, даже готов взять тебя в жёны, – последнее она выплюнула, – лишь бы спасти это грёбаное королевство!