(Не)единственная

Алина Углицкая

Пролог

Если кто-то предлагает исполнить твою сокровенную мечту – не соглашайся. Это может стоить куда дороже, чем ты готова отдать. Но есть желания, за которые не жалко и жизни. Моё как раз из таких.

– Так оформи его в детский дом, – голос матери отрывает меня от мыслей.

Кажется, я задумалась, уставившись на чашку, которую крутила в руках. Чай в ней давно остыл.

– Нет, мама. Мы это уже обсуждали.

– Я не предлагаю тебе отказываться от сына! Но посмотри на себя. На тебе лица уже нет. А там за ним уход будет, сиделки, нянечки. Ты хоть работу нормальную сможешь найти! Или так и будете сидеть на моей шее?

Да, все так, все правильно. Но я приняла решение и не собираюсь его менять, чего бы мне это ни стоило.

– Не хочу, не могу и не буду никуда его отдавать, – повторяю твердо и зло. – И давай закончим этот разговор, пока окончательно не разругались.

– Вот заладила! – мать бьет по столу кулаком. – Другие могут, а она – нет. Ишь какая сердобольная. Анька, да приди ты в себя! Пашка умер, все, его нет! А тебе от него только этот… доходяга достался.

– Этот доходяга – мой сын! – отрезаю ее же тоном. – И твой внук!

Да, моя мама может быть жестокой и хладнокровной, когда это надо. А еще умеет убеждать. Но сегодня она зря старается.

– Послушала бы врача, сделала аборт и не мучилась бы сейчас.

– Замолчи, мама!

Как же больно слышать такое от матери. Но я прячу боль глубоко внутри. Боль – это слабость, а я должна быть сильной, и не только ради себя.

Мама поджимает губы. В глазах – осуждение, но где-то за ним спряталась жалость.

А вот жалеть меня тоже не надо. Хватит, у меня был целый год, чтобы обливаться слезами и сетовать на судьбу.

– Ну, как знаешь, – ворчит она и отводит взгляд. – На пособия долго не протянешь, а я больше помогать не могу. Николай больной, сестра твоя учится. У нас своих трат полно.

– Не нужно мне помогать. Сама справлюсь.

Она встает со стула, подходит и обнимает меня. Я позволяю себе секундную слабость: утыкаюсь лицом в мягкую мамину грудь.

– Не дури, Анька, – слышу ее увещевающий голос.

Она неловко гладит меня по голове. Неловко, потому что моей маме в принципе несвойственно проявление нежных чувств.

– Сделай, как я говорю, – продолжает она. – Сама посуди, ну кому ты нужна с больным ребенком? Кто тебя на работу возьмет? Как ты вообще жить собираешься? Ему ведь уход нужен, лечение! Ты и так целый год потеряла.

– Выкручусь как-нибудь, – шепчу, – я сильная, я справлюсь. Найду работу в интернете, буду статьи за деньги писать, но Темочку не отдам.

Она отстраняется.

– Так чего ж до сих пор не нашла? – в ее тоне бьется злая ирония.

– Плохо искала.

– Глупая, глупая Анька. Какое ж ты еще дитё у меня!

Нет, мама, я уже взрослая. Я повзрослела в тот день, когда врач на УЗИ обнаружила патологию плода. Это было на седьмом месяце беременности. Нам с мужем предложили искусственные роды…

Но я не смогла. И он не смог. Мы так ждали нашего первенца!

А через месяц Пашки не стало. Его убила проклятая аневризма. Внезапно, без всяких предпосылок. Просто р-раз – и веселого вихрастого Пашки не стало. От стресса у меня начались преждевременные роды. Темочка родился восьмимесячным, и я…

Я осталась одна с больным малышом на руках, который, возможно, никогда не будет ходить…

***

Мама уходит, унося с собой осуждение. Я беру телефон и планомерно обзваниваю областные редакции, предлагающие работу журналистам «в запасе». Но никто не желает взять меня даже внештатным сотрудником.

Мать права: кому я нужна без опыта, без рекомендаций, да еще с годовалым ребенком?

Чувствую себя загнанной в угол, разбитой. Ложусь рядом с сыном в кровать.

Его маленькая хрупкая жизнь – это все, что есть у меня. Все, что осталось от нескольких лет счастливого брака. Да еще фотография в черной рамке на столике и увядший букет…

Тихое дыхание подсказывает, что сынишка уснул. А вот я не могу. Лежу, до рези в глазах вглядываясь в потолок, будто там написан ответ. И мне кажется, что узоры на обоях шевелятся.

Наверное, это от стресса. После смерти Пашки все так изменилось… Стали сниться странные сны, мерещиться всякое… И чем дальше, тем больше.

Надо бы в церковь сходить, причаститься. Но это потом. Сейчас у меня есть дела поважнее.

И первым в списке стоит – найти работу, чтобы оплатить няню и продолжить сеансы массажа для Темочки.

После рождения сына я подрабатывала по мере сил. Занималась копирайтингом, предлагала свои статьи на разных биржах. Но получала копейки. Львиную долю моих трат брали на себя родители, но недавно отчим заболел, у него обнаружили опухоль. И сегодня мама пришла мне сказать то, о чем я сама уже догадалась: она больше не может нас содержать. Отчиму требуется дорогое лечение, на которое еще неизвестно, где брать деньги. Он хороший человек, вырастивший меня, подаривший счастливое детство и младшую сестренку. Я не в обиде на маму.

Но я не сдамся. И Темку в детдом не отдам!

Глядя, как рисунок на потолке закручивается в тугую спираль, я тихо шепчу себе, что поставлю сына на ноги. Даже если для этого придется душу продать.

– Клянусь, что пойду на все! Если нужно – убью, украду. Но мой Темка будет ходить!

Последнее слово тает в воздухе. Меня охватывает странное ощущение, ставшее в последнее время привычным.

Будто в комнате находится кто-то еще.

Приподнимаюсь на локте, настороженно осматриваюсь.

Может, это призрак мужа наблюдает за мной? Да нет, ерунда. Я в сказки не верю…

Вижу, как ветер из приоткрытой фрамуги шевельнул тюль на окне, пробежался по спальне, коснулся букета и затих где-то среди увядших цветов.

А потом слышу вкрадчивый голос:

– Мы могли бы помочь друг другу…

Глава 1

Наутро все кажется сном. Какие-то тени, шорохи по углам, странный голос…

Наверное, у меня и правда уже крыша едет. Сейчас покормлю Артема, и пойдем с ним гулять. Врач сказала, ему нужен свежий воздух и солнечные ванны, а на улице сегодня как по заказу отличная погода. Город после ночного дождя стоит как умытый. Яркое солнышко, ясное небо.

Сказано – сделано.

Накормив и одев сынишку, сажаю его в коляску и направляюсь к выходу из квартиры. Осталось только самой обуться. Но едва успеваю коснуться теннисок, как в дверь кто-то стучит. Громко. Настойчиво.

Странно… Вроде бы гостей я не жду…

На всякий случай смотрю в глазок.

Перед дверью стоит женщина в темно-лиловом пальто. Ее лицо закрывает густая вуаль, спускающаяся со шляпки-таблетки. Незваная гостья сжимает перед собой руки, затянутые в перчатки, и крутит перстень с крупным камнем.

Я напрягаю память, но никого похожего из своих знакомых вспомнить не получается.

Пока думаю, стоит ли открывать, незнакомка опять стучит. И в этот раз в ее стуке отчетливо слышна нервозность.

Может, это ответ на мои молитвы? Например, попечительница какого-то благотворительного фонда? Только странно, что одна…

И как в подъезд попала? Кто ей открыл? У нас там магнитный замок.

Все еще сомневаясь, поворачиваю ключ.

Незнакомка стремительно входит в квартиру, обдавая меня ароматом дорогих восточных духов. Амбра, сандал, белый мох… Такие духи больше подошли бы мужчине…

– Добрый день…

Не успеваю договорить.

Потому что она легким взмахом откидывает вуаль, и я понимаю, что мне нужно сесть.

Да и как же иначе, когда на меня смотрит мое собственное лицо? То самое, что каждый раз вижу в зеркале. Только более утонченное, более ухоженное. Холеное. В серых глазах – моих глазах! – плещется легкое любопытство, снисхождение и… брезгливость?

Я оседаю на банкетку…

– Кто вы? – хриплю.

– Ой, прошу простить меня, – незнакомка всплескивает руками. – Забыла представиться. Анабель.

– Анабель? – переспрашиваю, глупо хлопая ресницами. – И все?

– Да, пока вполне достаточно. Ну, а как тебя звать, я знаю, можешь не представляться.

Она проводит рукой в перчатке по столику у дверей, морщится и садится на него, не забыв поправить подол.

– У меня к тебе предложение.

В ее руках появляется ридикюль. Я смотрю на него и только тогда начинаю соображать, что мой двойник очень странно одета. Словно сошла с обложки исторического романа. Ее пальто, виднеющийся из-под него подол платья с оборками, перчатки, шляпка с вуалью и ридикюль – все это представители прошлого и были в моде лет этак двести назад…

– Кто вы такая? – повторяю на чистом упрямстве.

– Твое спасение, деточка, – она машет у меня перед носом какой-то бумажкой, свернутой в виде свитка. – Можешь считать меня крестной феей. Я дам тебе то, что ты хочешь, в обмен на ма-а-алюсенькую услугу.

– То, что я хочу? Ничего не понимаю…

– Ребенок! Ты же хочешь, чтобы твой сын был здоров? Вот, я сделаю так, что он будет ходить, но за это…

В коляске хнычет Артёмка.

Поднимаюсь, беру его на руки. Моя копия наблюдает за мной. Взгляд незнакомки впивается в сына. Пристальный, изучающий. Хищный.

Я отворачиваюсь, инстинктивно прикрываю ребенка спиной.

– Это розыгрыш, да? – мой голос дрожит от гнева. – Кто вас сюда отправил? Моя мать? Так передайте ей, что я уже все решила!

– Ты меня с кем-то путаешь. Я твою мать знать не знаю.

---