Личные имена и фамилии в большинстве своём относятся к бытовой лексике. Но они могут проникать и в такие области знаний, как литература, история, социология, демография, медицина и др. Известны случаи «переноса антропонимов в астрономическую номенклатуру: туманность Андромеды, комета Морхауза, туманность волосы Вероники» [Там же, 17].

Некоторые антропонимы включаются в состав номенов и терминов различных наук: таблица Менделеева, теорема Пифагора, закон Ньютона…

Антропонимы «становятся словообразовательными основами и ряда других номенклатур. Например, названия философских направлений и обозначения средневековых философских школ нередко базировались на именах основателей того или иного направления: томисты в честь Фомы Аквинского.., скотисты в честь Дунса Скота, доминиканцы, францисканцы, августинцы…» [Там же, 20].

Таким образом, личные имена собственные (онимы) представляют собой структурно-семантические группы внутри собственных имён и отличаются от имён нарицательных следующими признаками:

неспособностью к обобщению и типизации предметов;

возможностью накопления онимами культурологической семантики и формирования понятий особого типа – концептов;

отсутствием чётких коннотаций и связи с понятием;

наличием денотативного значения и отсутствием сигнификата;

лишением понятийного содержания на уровне высказывания;

«способностью» к выделению предмета.

История русских личных собственных имён

Авторы книги «О русских именах», А. В. Суслова и А. В. Суперанская, считают, что «имена людей – часть истории народов. В них отражаются быт, верования, чаяния, фантазия и художественное творчество народов, их исторические контакты» [Суслова, Суперанская: 1991, 3]

Имена личные имели все люди во все времена во всех цивилизациях.

Имена у каждого народа связаны не только с его культурой, но и с развитием производительных сил. Для того чтобы какое-нибудь имя появилось у данного народа, необходимы определённые культурно-исторические условия. Поэтому многие имена несут на себе яркий отпечаток соответствующей эпохи.

Любое слово, которым именовали человека, окружающие начинали воспринимать как его личное имя, и, следовательно, любое слово могло стать именем.

Таким образом, личное имя – это специальное слово, служащее для обозначения отдельного человека и данное ему в индивидуальном порядке для того, чтобы иметь возможность к нему обращаться, а также говорить о нём с другими.

Роль личного имени в жизни человека очень велика. Каждого человека можно назвать не иначе как по имени, поэтому все его хорошие или плохие поступки делаются достоянием гласности. Отсюда возможность переносного употребления слова имя. Говорят: у него доброе имя или: не позорь моего имени и т.д., имея в виду: он хороший человек, или не позорь меня.

История имени собственного как отдельной лингвистической категории насчитывает несколько столетий.

Многие учёные (напр., А. В. Суслова, А. В. Суперанская) выделяют в истории русских личных имён три этапа: «дохристианский, когда использовались самобытные имена, созданные на восточнославянской почве средствами древнерусского языка; период после введения христианства на Руси, когда церковь стала насаждать вместе с христианскими религиозными обрядами иноязычные имена, заимствованные византийской церковью от разных народов древности; и новый этап, начавшийся после Великой Октябрьской социалистической революции и ознаменовавшийся проникновением в русский именослов большого числа заимствованных имён и активным имятворчеством» [Суслова, Суперанская: 1991, 41].

Те же авторы дают довольно подробную характеристику каждому из периодов. О первом периоде они говорят: «До введения на Руси христианства личные имена были очень похожи на прозвания, данные по тому или иному поводу. В древности люди воспринимали имена материально, как неотъемлемую часть человека. Они скрывали свои имена от врагов, считая, что одного знания имени достаточно для того, чтобы навредить кому-нибудь» [Там же, 42]. Имена делились по следующим категориям:

а) имена, представляющие числовой ряд: Перва, Вторак, Третьяк, Четвертуня и т. д.;

б) имена, данные по цвету волос и кожи: Черныш, Чернавка, Бел, Белуха и т. д.;

в) имена присваивались и по другим признакам – росту, особенностям телосложения: Сухой, Толстой, Малюта, Беспалой, Голова, Заяц, Лобан и т. д.;

г) имена, присваивающиеся в зависимости от характера и поведения ребёнка: Бессон, Булгак (беспокойный), Забава, Истома, Молчан, Смеяна, Неулыба, Смирной и т. д.;

д) в некоторых именах отмечались желанность или нежеланность появления ребёнка в семье и другие обстоятельства его рождения: Богдан, Бажен (желанный, милый), Голуба, Любим, Ждан, Нечай, Милава, Поздей, Любава, Хотен и т. д.;

е) некоторые имена давались по времени рождения ребёнка: Вешняк, Зима, Мороз и т. д.;

«Были и другого порядка имена, восходящие к древним поверьям. Это «плохие» имена, которые якобы способны были отвращать злых духов, болезни, смерть: Горяин, Немил, Нелюба, Неустрой, Злоба, Тугарин (туга – печаль)» [Там же, 43-44].

Описывая второй период, авторы утверждают: «Христианизации населения Руси и обязательному при этом обряду крещения сопутствовало наречение людей новыми христианскими личными именами, перечни которых были переданы византийской христианской церковью с религиозными обрядами. Попали они в древнерусский язык не в переводах, а в подлинных иноязычных звучаниях, абсолютно непонятных и чуждых для русских людей… На протяжении XII, XIII, XIV веков шёл процесс ассимиляции иноязычных имён… Постепенно иноязычные имена стали привычными, своими для русских людей» [Там же, 49,52]. Наиболее распространёнными в это время были следующие имена: Гавриил, Георгий, Пётр, Иосиф и др.

О третьем этапе написано следующее: «Третий этап развития русских имён, продолжающийся и в наши дни, начался со времени опубликования декрета Советских Народных Комиссаров РСФСР от 23 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви. Этот декрет положил начало свободному выбору личных имён родителями и объявил законной гражданскую регистрацию рождений вместо церковного крещения. С этого времени в русский именной ряд вошли многие иноязычные имена – Жанна, Инесса, Эдуард, Тимур и другие, а также новые русские имена, возникшие в годы революционной ломки старого уклада жизни, многих традиционных представлений» (Владлен, Интерна, Искра, Коммунар) [Там же, 62].

Философия имени

Люди издавна пытались понять назначение и функцию слов в языке. Словам приписывали божественное происхождение и окружали ореолом таинственности. Особенно человечество интересовал вопрос о существовании в языке имён собственных. Эта проблема особенно активно обсуждалась философами.

Разграничение имён собственных и нарицательных ведётся ещё от стоиков (3 в. до н.э.). Позже, в европейской философии об именах писал в своих «Опытах» Мишель Монтень.

В русской философии эта проблема начала активно обсуждаться в к. 19 – нач. 20 в. «Всякое познание, – утверждал С.Н. Булгаков, – есть именование, а предикат, идея, срастаясь с субъектом, с подлежащим, даёт имя. Таково происхождение всех вообще именований и имён. При этом сращение это может быть более тесным и постоянным или же временным и преходящим; в зависимости от этого мы различаем так называемые «собственные» и «нарицательные» имена» [Булгаков 1999: 234]. Булгаков считал, что одно и то же имя в своём генезисе может быть и нарицательным, «как возникающее от нарицания (именования)», и собственным, «если оно пристаёт к своему носителю как постоянный его предикат, так что носитель его именуется этим предикатом» [Там же, 234]. Любое имя имеет смысл, объяснял философ, и этот смысл составляет то, что Булгаков назвал внутренней формой имени. Но со временем эта форма может «побледнеть» в своём значении и будет употребляться как имя собственное. Основным критерием различия собственного и нарицательного имён философ считал «бессмысленность, отсутствие внутренней формы, так сказать, алгебраический характер» имени собственного [Там же, 235]. Но если наполнить это же имя содержанием, придать ему внутреннюю форму, то оно превратится в нарицательное (напр., Хлестаков и хлестаковщина). Это происходит потому, что «сгусток слова расплавляется и переплавляется, получает новую жизнь» [Там же, 235].

Вопрос об отличии собственных и нарицательных имён Булгаков делил на два подвопроса: «о природе самого имени и природе его носителя» [Там же, 235]. Рассматривая первый подвопрос, он писал, что «всякое имя в своём возникновении есть слово, то есть, смысл, идея, содержание; бессмысленных и бессодержательных имён в их генезисе не существует…Собственное имя в строгом смысле… не есть даже слово, как не есть слово алгебраический знак: оно стоит на самой грани слова, есть слово только по звуковой оболочке» [Там же, 235-236].

Раздумывая над вторым подвопросом, Булгаков утверждал, что имя «абсолютно индивидуально: так как оно ничего не выражает, есть конкретное указательное местоимение или же указательный жест, то и его именование есть акт чистейшего произвола, который не может быть обобщён, распространён за пределы данного случая. Именем… может быть любой звук, но он должен быть в своём роде единственным и единичным» [Там же, 236].

---