Время сурка

Владимир Гржонко

Автор выражает глубокую благодарность жене Наталье Бернадской за помощь в работе над книгой

© Владимир Гржонко, 2022

© «Время», 2022

Вместо предисловия

Стиль – это человек, заметил французский академик Жорж Бюффон еще в 1763 году. За это время история многое изменила в людях, но благородно сохранила сию аксиому для писательского ремесла. И сегодня можно повторить: проза Владимира Гржонко – это стиль. Он может позволить себе имитировать стиль господина Белкина – с иронией усматривая в незамысловатых его повестях судьбу маленького человека большой советской эпохи («Повести Скворлина») или различая в ночных очертаниях Гейдельберга конспирологию бомбистов Достоевского («Разочарованный странник»). Время в его произведениях раскачивается, как гигантский маятник Фуко, и потому герои могут параллельно существовать и в праистории Израиля, и в революционном Баку, и в пронзенном небоскребами пространстве Нью-Йорка («Время сурка»). Стиль уходящей в бесконечность спирали, каждый виток которой хорошо знаком и одновременно пугающе непредсказуем.

Проза Владимира Гржонко уже оценена по достоинству критиками и читателями; он – дважды лауреат Литературной премии имени Марка Алданова (Нью-Йорк), учрежденной старейшим американским литературным изданием эмиграции «Новым журналом». На его счету – романы «The House», «Свадьба», «Дверной проем для бабочки», «Странник: американская рулетка», сборник рассказов «Городу и миру», множество публикаций в американских литературных журналах.

Время сурка
Роман

Посвящается двум Абрамам – моим дедам, одного из которых я никогда не видел, а второго видел, но почти не знал. А также моим внукам Еве и Яше

Глава первая
После

По шаткой железной лестнице я взобрался в самолет и, перехватив автомат поудобнее, спросил: «А где здесь Гагарин?» Происходило это, если мне не изменяет память, году в шестьдесят третьем. Гагарин все еще был главным героем страны, и поэтому никто из пассажиров маленького деревянного Ил-14 не удивился. Все, включая пилота, в ту невинную пору не отделенного от салона пуленепробиваемой стенкой, рассмеялись. Пассажиры смеялись громко, но немного нервно, как всегда бывает перед полетом. Я же тогда совсем не боялся летать, потому что не знал еще ни страха высоты, ни страха смерти, которая, как стало мне известно чуть позже, иногда бывает внезапной. В три года вообще хорошо живется на свете. Особенно когда у тебя есть деревянный автомат с круглым, выкрашенным черной, замечательно пахнущей масляной краской диском а-ля ППШ. И ты впервые в жизни летишь на самолете, управлять которым, конечно же, должен сам Гагарин.

Начав работать с пожилыми людьми, я стал лучше относиться к старости. Потому, наверное, что теперь мне самому до нее уже рукой подать. А может быть, наоборот: когда я видел сведенные артритом руки, выцветшие, обращенные внутрь себя глаза и нетвердую походку, то испытывал эгоистичную радость от того, что сам-то я еще хоть куда…

Не могу сказать, что мне нравилась сама работа. Я был мозольным оператором в специальном Центре по болезням ног на Брайтоне, возглавляемом доктором Коцем. Сюда приходили на педикюр старики со всего района. Кряхтя, они усаживались в кресло, я опускался на низенький стульчик, потом они протягивали мне свою корявую, не всегда чистую ногу с вросшими ногтями и пяточными натоптышами… Кто это придумал, что судьбу нужно читать по руке? Ноги рассказывают о человеке куда больше. Глядя на эти обычно спрятанные в ортопедические старческие башмаки конечности – либо костлявые, либо отечные, – я почти сразу понимал, кто возвышается в кресле передо мной: бывший партийный деятель, балерина, работник торговли, проститутка, домашняя хозяйка. Выпирающие косточки и скрюченные пальцы говорили о необходимости стоять на ногах целыми днями, затянувшиеся шрамы на подошвах – о босоногом детстве, а вросшие ногти и следы от срезанных заусениц – о смешных попытках угнаться за модой. Отсутствие отложения солей указывало на хорошее питание в ту пору, когда обладатели этих ног еще активно строили коммунизм. Или просто имели средства и возможность покупать качественные продукты.

Тем не менее я даже немного гордился своей работой. Получив место в этом Центре и долгими часами возясь с чужими ногтями и мозолями, я старательно убеждал себя, что я не несчастная жертва обстоятельств, вынужденная терпеть капризы и мелкую тиранию вздорных старушек, и что мое унизительное положение вовсе не унизительно. В конце концов именно мозольный оператор сыграл роковую роль в судьбе Пушкина, подставив поэта под пулю Дантеса…

А потом ко мне в кресло села она. Это случилось в жаркий майский день ровно месяц назад. Я не сразу ее разглядел. Увидел только сухонькие маленькие ступни и подумал, что работы тут будет совсем немного.

– Меня зовут Рита, – сообщила пожилая дама и, словно угадав мои мысли, добавила: – Особых хлопот, голубчик, я вам не доставлю. Обычно я пользуюсь услугами своей педикюрши, но в этот раз… обстоятельства заставили меня прибегнуть к вашей помощи.

Дама рассмеялась, и я поневоле поднял на нее глаза. Коротко стриженные волосы, сухонькие ручки с припухшими суставами, глухое платье под горло… В общем-то, если не считать странной в наши дни манеры говорить, она выглядела вполне обычной старушкой. Но глаза… глаза были совсем молодыми, живыми и острыми. На секунду мне даже почудилось, что под хорошим голливудским гримом спряталась молодая девушка, которая зачем-то вздумала меня разыграть. Но тут же опомнился: ну кто и для чего стал бы затевать столь хлопотный розыгрыш? Да и невозможно на самом-то деле так загримировать человека, чтобы это не было сразу заметно. Тем не менее меня не отпускала глупая мысль, что внутри пожилой дамы живет иное существо, приникшее к прорезям ее глаз. Так, как когда-то отдыхающие на пляже приникали лицом к дыркам в декорациях, чтобы на фотографии предстать горцем в бурке на коне или морским царем… Я сглотнул слюну и пробормотал что-то невразумительное.

– Да-а, – продолжила дама, с видимым удовольствием наслаждаясь моим недоумением, – видите ли, я, собственно, пришла к милейшему доктору Коцу по одному важному делу, связанному с его эликсиром, а он, насколько я понимаю, человек исключительно занятой, принять меня сразу не может… – она пошевелила пальцами на ноге, – и так я оказалась в этом кресле. Надеюсь, вас не затруднит… поработать со мной, пока доктор не освободится. Он совсем недолго будет занят, вот увидите…

Я не нашелся, что ответить. Эта необычная старушка отчего-то мне не понравилась. Ее фраза о недолгой занятости Коца прозвучала двусмысленно… Бурные события последних лет научили меня избегать всего, что хоть в какой-то мере могло грозить неприятностями. А от этой Риты, несмотря на всю ее вежливость, исходили волны какой-то непонятной мне, но отчетливо ощущаемой опасности. Кроме того, доктор Коц, по моим подозрениям, вовсе не был настоящим доктором. Он занимался распространением какой-то сомнительной смеси, которая будто бы лечила от всего на свете, стоило лишь помазать ею больное место. Мне должно было быть все равно: сажать за мошенничество, в случае чего, будут его. Но, как я уже говорил, любая опасность, даже отдаленная и не касающаяся меня лично, вызывала желание спрятаться куда подальше… В общем, Рита показалась мне подозрительной.

– Да не переживайте вы так, – усмехнулась она. – А то начнут у вас руки дрожать, порежете меня, не ровён час, кровь пойдет, а я не выношу вида крови и тут же впаду в истерику… Ну и кому это нужно? Вы, Павел, человек, я вижу, нервный. Вам бы не со стариками работать…

Я уставился на Риту с откровенным испугом. Откуда она знает, как меня зовут? Что это, провокация, чтобы замести Коца, а заодно и меня, и всех работников Центра? Эта моложавая старушка вполне могла сотрудничать с конторой, которую обозначают неприятной аббревиатурой. А уж эта контора, как я слышал, любит проверять работу «русских» медицинских центров вроде нашего… Ножнички, которыми я подрезал ноготь на ее большом пальце, вывалились у меня из рук.

– Ах, право слово! – Рита всплеснула руками и прижала их к груди. – Отчего вы такой пугливый? Ну кто ж не знает Павла Кижевича? Знала я и о том, что после того… прискорбного случая… вы работаете здесь, у доктора Коца. Собственно, мне нужно было с вами поговорить… Ну что вы так на меня смотрите? Секретов не существует, голубчик…

Она снова рассмеялась, высвободила ступню из моих помертвевших пальцев, аккуратно надела туфельку на низком каблуке и весело притопнула ногой. И опять мне показалось, что она сейчас рассмеется, сбросит парик и накладные морщины и окажется красивой молодой женщиной с упругим горячим телом… Ее глаза, блестящие и очень выразительные, говорили о том, что всё ей нипочем; что вот сейчас она просто играет со мной, а может выкинуть такое, от чего приличные дамы валятся в обморок, как кегли… Чуть скошенный по-ведьмински левый глаз еще и подмигивал мне то ли с издевкой, то ли, наоборот, дружелюбно. Но от этого становилось не по себе. Как назло, толстая Марина, моя напарница, сегодня не вышла на работу. Мы с Ритой были в кабинете одни.