В проеме двери, словно бы оплавленная золотыми лучами солнца, замерла стройная девичья фигурка. Кудри, выбивающиеся из-под косынки, шевелились на легком ветерке и казались живым ореолом, пронизанным солнечными искорками. Я застыл и на миг потерял дар речи. Мне показалось, это ангел слетел с небес.

– Мне нужен господин Хольц, – робко повторил «ангел».

– Но здесь такого нет, – растерянно ответил я, даже мысли не допуская, что кто-то может меня, сына плотника, назвать господином.

– Простите великодушно… Но меня направили именно сюда. Мне нужно составить письмо моей матушке, она проживает в Госларе. Но я совсем не знаю грамоты, – застенчиво проговорил «ангел».

– Ах да! – наконец пришел я в себя. – Вам нужно письмо? Это ко мне!

– Значит, вы и есть господин Хольц? – расцвел «ангел» милой улыбкой и сделал пару шагов ко мне.

– Меня зовут Альберт, можно просто Берт, – не в силах преодолеть смущение, ответил я.

– А меня Агнешка, – сообщил «ангел» и зарделся.

– Агнешка? – удивился я странному звучанию имени.

– Мы из Польши, – сказала она. – Моя мама актриса.

– Разве в Госларе есть театр? – удивился я и тут же прикусил язык от своей несдержанности.

– Маму пригласил один знатный господин, – пояснила девушка и покраснела сильнее. – Он видел ее выступление в Варшаве, мама прекрасно поет и танцует. И предложил ей весьма выгодный контракт. У него в этих местах огромное поместье, он очень богат и даже устроил домашний театр.

– Но как вы оказались в нашей деревне? – удивился я.

Смущаясь все больше, я тщательно отжал тряпку и покинул церковь. Агнешка следовала за мной. Я прошел дворик, спустился с небольшого холма, вымыл ведро в ручье, опрокинул его на пень, аккуратно развесил тряпку на ближайшем кусте шиповника. Было начало июня, и куст покрылся яркими розовыми цветами.

– Ой, что вы сделали? – испуганно проговорила Агнешка и осторожно сняла тряпку, расстелив ее на траве.

– Что? – глупо спросил я, не сводя глаз с девушки.

Никогда я не видел никого прекраснее. Нежная юная блондинка с русыми воздушными кудряшками, с тонкой почти прозрачной кожей, с огромными синими глазами, опушенными длинными ресницами – Агнешка, и правда, казалась неземным существом. И вдруг она своими нежными ручками взяла половую тряпку. Это показалось мне вопиющим недоразумением, мир словно рухнул к ее ногам, чтобы попросить прощения за такую несправедливость. Эта девушка могла касаться только цветов.

– Вы закрыли тряпкой шиповниковые розочки, – тихо ответила Агнешка. – А они так прелестны! И такой волшебный аромат.

Она наклонилась к кусту и втянула своим очаровательным носиком воздух. У меня перехватило дыхание от этой прекрасной картины. Эмоции захлестнули, мысли путались, но слова, красивые, тут же возникшие, будто ниоткуда, слова, привычно начали складываться в рифмованные строчки. И мне захотелось их записать.

– Так вам нужно составить какую-то бумагу? – с трудом взяв себя в руки, уточнил я. – Вы так и не ответили, как оказались в нашей деревне.

– Здесь живет наша дальняя родственница, – пояснила Агнешка. – Мы ее раньше никогда не видели, ведь постоянно проживали в Польше. Но вот сейчас… мама решила, что мне лучше будет побыть у нее какое-то время. Она не хочет, чтобы я оставалась при театре этого господина.

«Это можно понять, – мелькнули мысли. – Такое прелестное создание наверняка вызовет недостойные желания у господ. Ее мать права, услав дочку подальше».

– Сколько вам лет? – машинально спросил я и снова смешался от своей бестактности.

– Месяц назад исполнилось пятнадцать, – сообщила Агнешка. – А вам, господин Хольц? – после паузы с любопытством поинтересовалась она.

– Семнадцать, – сказал я. – Но не надо называть меня господином. Я ведь сын плотника, а грамоте меня выучил наш священник, отец Иоахим. Зовите меня просто Берт.

– Хорошо, Берт, – согласилась она и снова сильно смутилась.

– Так у кого вы живете? Я местный и всех знаю.

– У тетушки Софи, ее домик на самом краю деревни… за речкой, – ответила Агнешка. – Я уж три дня как к ней приехала. И уже сильно соскучилась по матушке, – тихо добавила она.

– Так вы родственница Софии! – удивился я, вспоминая старую женщину, живущую на отшибе.

Ее ветхий домик стоял как бы особняком. Деревня располагалась по высокому берегу реки, одно время решили, что нужно строиться и на другом берегу. София первой поселилась там, но за ней никто не последовал из-за сильного наводнения, которое затопило ее новый дом и огород. Больше такой воды у нас не было, но жители уже опасались селиться на низком берегу, так София и осталась в одиночестве. Через реку перекинули шаткий мостик, его периодически чинили, и старушка не была отрезана от мира. Она ходила за нуждами в деревню, часто посещала церковь. Я вспомнил ее морщинистое добродушное лицо и попытался найти хоть какое-то сходство с ее юной родственницей. Но невозможно сравнить старую высохшую корягу с едва распускающейся розой.

Мы замолчали, мое смущение нарастало. Я никак не мог выровнять дыхание, оно при одном взгляде на нежное лицо Агнешки сбивалось.

– Так вы напишите письмо, госпо… Берт? – после затянувшейся паузы спросила она. – Я заплачу.

И Агнешка начала рыться в кармане юбки. Протянув мне на ладони монету, робко спросила, хватит ли. Но я даже не взглянул на ее достоинство. Я был готов без всякой платы не то что письмо написать, но и луну с неба достать. Никогда я не видел таких прекрасных воздушных созданий.

У нас в деревне довольно много девушек, но все они отличались коренастыми крепкими фигурами, румяными круглыми лицами и пышными формами. К тому же были громкоголосы и весьма задиристы. И я старался поменьше с ними общаться. Иногда ходил на танцы, которые устраивались на пятачке возле речки, но обычно стоял, подпирая плечом какое-нибудь дерево и наблюдая за танцующими парочками. Девушки особо на меня внимания не обращали. К тому же я очень стеснялся своей рыжей шевелюры и ярких веснушек, усеивающих мой нос и щеки, и считал себя малопривлекательным для противоположного пола. И вот такое прекрасное создание, похожее на небесного ангела, снизошло до меня, разговаривает со мной и даже обращается с просьбой. Я заметил, что ее одежда разительно отличалась от нарядов наших деревенских девушек. Они тоже носили длинные юбки и блузы, в основном из грубого небеленого полотна, а у Агнешки юбка была светло-серой с кружевными оборками, блузка – нежно-голубой, из какого-то легкого материала, синий пояс, завязанный сзади пышным бантом, подчеркивал ее тончайшую талию. И этот наряд еще больше придавал ей сходства с неземным существом, так я тогда подумал.

Мы вернулись в церковь, я составил письмо для ее матушки и категорически отказался брать деньги за услугу. Агнешка вначале настаивала, потом смирилась и горячо меня поблагодарила. Мы расстались, но с тех пор я не знал покоя. И по вечерам стал украдкой приходит к дому Софии и, затаившись за кустами, ждать, когда увижу милую девушку. Агнешка иногда выходила во двор. Я видел, что несмотря на ее изнеженный вид, она не гнушается никакой работы и всячески старается помочь тетушке. И это только добавило жара моим и без того пылающим эмоциям. Я грезил наяву, я видел ее во сне. И писал. Только стихи могли облегчить мое состояние. Сколько же я сочинял тогда! Думаю, что ни один университет не помог бы мне так быстро продвинуться в изучении тайн стихосложения, как эта ежедневная практика. Я сравнивал свои новые творения с предыдущими, ясно видел все недочеты и старался улучшить текст, хотел добиться божественного совершенства только ради Агнешки. Я мечтал когда-нибудь записать все эти стихи в красивую тетрадь и подарить милой. Сердце начинало колотиться сильнее, когда я представлял, как она удивится и зардеется от смущения и удовольствия. То, что ей понравятся мои перлы, я почти не сомневался, ведь они выходили все лучше и лучше. Конечно, я знал, что она не владеет грамотой, но надеялся сам прочитать ей стихи. В мечтах я видел нас сидящими на берегу речки при закатном освещении… Агнешка склонила голову мне на плечо, а я с чувством декламирую ей поэтические признания в любви… И кто знает, может, ее сердечко откликнется.

Лето пролетело, как один миг. Мы не так часто виделись с Агнешкой, она вела замкнутый образ жизни и почти не выходила со двора, но те редкие встречи, когда она появлялась в церкви, были для меня словно жемчужины в раковине моей истосковавшейся по ответной любви душе. У меня уже скопилось около ста стихотворений, я собрал их в цикл и озаглавил «Моему милому ангелу». Про себя я только так называл Агнешку. Деревенские парни тоже обратили внимание на странную замкнутую девушку, поселившуюся у Софии. Но попыткам познакомиться с ней поближе Агнешка всячески противилась. Парни были раззадорены, а девушки возненавидели таинственную чужестранку.

В октябре меня постигло горе: моя милая исчезла. Она больше не посещала церковь, не просила меня написать ее матушке или прочитать, что та пишет ей. Я несколько раз приходил к дому Софии, но там было тихо. Неделю я предавался отчаянию, почти не ел и не спал, мучимый самыми мрачными мыслями. Окончательно потеряв голову, не нашел ничего лучшего, как обратиться к отцу с нелепой просьбой посвататься к Агнешке. Тот пришел в исступление. Никогда я не видел отца в таком гневе. Он кричал, что не позволит своему сыну жениться на дочери «актерки и потаскушки», что всем в деревне известно, кто такая Агнешка и где служит ее мать, и как только девушка появилась у нас, сразу навели справки, что за особа поселилась у Софии.

---