– О, этот нектар жизни! – отведя его лицо, прошептала она. – Как же я стосковалась по нему! Мой первый поцелуй после долгих странствий, – мечтательно проговорила нагая женщина. – Спасибо тебе, Бальтазар.

А юноша думал только о том, что уже никогда не будет у него покоя, пропало его сердце, не сможет он жить без этой незнакомки. Готов он ради близости с ней убить, предать, расстаться с жизнью. Все равно! Лишь бы чувствовать ее прикосновения!..

– Сколько у твоего отца детей?

– Трое – я и две мои младшие сестры, они остались дома, в Дамаске.

– Так ты первенец?

– Да, – сказал он.

Она цепко смотрела ему в глаза.

– Опасно быть первенцем в эти дни в Египте. Тем более что твоя мать египтянка.

– Почему?

– Открою тебе тайну: Бог приготовил для вас еще одну казнь.

– Какую? – опешил юноша.

– Последнюю, десятую. И вряд ли он помилует тебя. Даже несмотря на твое имя: «защищаемый Богом». Но я помогу. Я спасу тебя от гибели, прекрасный Бальтазар. – Она выделила «я». – Но ты должен пообещать мне, что станешь моим. Навсегда.

– Я уже твой, – в ответ прошептал он.

– Хорошо, да будет так. Ты будешь спасен. А теперь мне пора.

– Не уходи… Я принесу тебе одежду и представлю отцу как свою невесту… жену.

Вновь она улыбнулась – отчасти снисходительно, как покровительница.

– Мне пора, Бальтазар. Но мы еще увидимся – обязательно. Ведь теперь ты мой.

– Когда?

– Когда придет срок. Прощай, Бальтазар. Нет, до свидания. Помни обо мне.

И сказав это, она двинулась по песку навстречу восходящему за песчаными холмами солнцу.

– Как зовут тебя? – полный отчаяния, крикнул он вслед. – Кто ты?!

– Богиня ночи, освободившаяся от оков! – обернувшись, громко ответила она. – Спасибо жадному фараону, да смилостивятся над ним его боги! Он приоткрыл мне дверь! Помни обо мне, Бальтазар!

– Буду помнить, буду! – шагнув за ней, крикнул он вслед.

А потом она взмахнула рукой, и когда опустила ее, то оказалась в сверкающем серебристом хитоне, ослепительно блестевшем и переливавшемся в утренних лучах солнца. «Она и впрямь была богиней!» – теперь уже наверняка осознал юноша. Богиня подарила ему поцелуй! Но как звали ее? И почему она выбрала именно его?…

А затем поднялся ветер и буквально подхватил незнакомку, снес ее – она рассыпалась и сама стала ветром на глазах у юноши. Сердце, которое выпрыгивало из груди, и дыхание перехватило так, что хоть падай замертво.

Его привели в чувство крики за спиной и сверху, с песчаного холма, на котором он только что стоял сам:

– Бальтазар! Бальтазар! Твой отец, наш хозяин, пришел в себя и зовет тебя! Слышишь, Бальтазар?

Обернувшись, юноша махнул рукой: он услышал своего слугу. И вновь устремил взгляд туда, где только что с песчаным ветром исчезла прекрасная незнакомка. Его богиня ночи…

И только тогда побрел вверх по холму. С поющим и одновременно разбитым сердцем. С душой, обожженной любовью…

…От судьбы не уйдешь, и все предначертано заранее. В этот злополучный день фараон вновь изменил свое решение – уже в десятый раз. Никто из египтян не знал, что их ждет. Какое великое горе! Приближалась самая страшная казнь египетская – ДЕСЯТАЯ. И почти каждый дом в Египте уже скоро должен был огласиться скорбным плачем и воплями отчаяния…

Часть первая
Одинокое сердце

Глава первая
Шел по городу мечтатель

Теплым октябрьским днем Владислав Ольшанский гулял по центру города. Молодой человек проходил мимо старинных особняков с изысканными фронтонами, скупых, но ладных купеческих домов, глубоко уходивших в кварталы, мимо дорогих магазинов, модных салонов и притягательных кафе. Как всегда, он таскался один и без цели. Просто Владислав не очень любил компании, сторонился досужей суеты. Эх, нашлась бы спутница! Но такой девушки, с которой бы хотелось бродить по городу часами и не помнить о времени, у него, увы, не было. Нет, с внешностью ему повезло, очень даже. Стройный красавчик, как с картинки, с плотной темной копной волос до плеч и с большими карими глазами. Девчонки заглядывались на него и дарили улыбки: застенчивые и откровенные, игривые и томные, но все зовущие и многообещающие.

Однако эти девчонки даже близко не подходили к его идеалу. Владислав был художником и на представительниц противоположного пола смотрел предвзято, иногда даже чересчур. Из очень высокой мраморной башни, которую сам и построил, к великой досаде слабого пола.

Октябрь только входил в силу. Вдоль тротуара рычала автомобилями дорога. Одна из витрин салона модной одежды «Афродита» заставила юношу остановиться – за огромным стеклом стоял женский манекен. Владислав вначале подумал, что это розыгрыш – вовсе не манекен, а живое существо. Молодого человека как магнитом потянуло к витрине: актриса из пантомимы?! Бывают же шоу – смотришь на памятник, а он потом возьми и оживи! А ты еще и шарахнешься от него, сядешь в лужу. Бывает, такой памятник возьмет и схватит тебя за ухо или за нос. Ты заорешь, и все над тобой будут ржать как сумасшедшие. Было такое представление на Дне города – многих лопухов тогда напугали ряженые студенты из Театрального, одну старушку чуть до смерти не довели, потом откачивали.

Но тут стекло во всю стену отгораживало магазин от улицы – никто за нос просто так не схватит. Владислав подошел к стеклу совсем близко, затем отступил. Так делают художники, чтобы увидеть натуру с разного расстояния и составить о ней более четкое представление. Осенний день был ярким, пронзительно чистым. Пропорции изваяния, открытого всему проспекту, не отпускали его взгляд. Нет, это был какой-то хитрый пластик, но линии фигуры казались лишь на время застывшими. И каким чувственным оно было, это изваяние! Короткая шубка – больше ничего. Светлое каре. Руки придерживали шубу на груди, словно она – да, именно так, она, кукла! – закрывалась от ветра. Владислав присмотрелся – на ровном отполированном лице прочно застыла улыбка. Увы, он не ошибся: всего лишь кусок пластмассы! Да и две подружки искусно вылепленного манекена, куда проще, в соседних витринах, доказывали, что слепок – только подобие живого человека, гениальная иллюзия.

Но задумывал его истинный Пигмалион!

Время текло незаметно. Невозможно не просто было отойти от витрины, даже просто отвернуться. Так истинные любители изобразительного искусства застывают перед шедевром – уникальной картиной, пока сторожиха не окликнет их и не скажет, что музей закрывается и пора ротозею домой.

Владислав смотрел долго и с таким восхищением, что случился конфуз. Насмешливый женский голос пискляво и в нос окликнул его:

– Влюбился, что ли?

Он вздрогнул, оглянулся – по тротуару вышагивали две кривоногие накрашенные девицы. Уже обогнав его, они с насмешкой и любопытством глядели на чудака через плечо. И конечно, улыбались.

– Пошли с нами, красавчик! – с грубым смешком бросила вторая. – Не пожалеешь!

Да, девушки заглядывались на него. Владислав привык к этому, но почти во всех он сразу видел серьезные изъяны. Вот и в этих двух. Владислав покраснел, но тут же подумал, что их-то точно сочиняли, не задумываясь, на коленке, в каком-нибудь сарае. И Папа Карло явно был нетрезв.

Днем он гостил у приятеля, вечером в Художественной школе рисовал гигантский, отлитый из гипса нос Давида, но он почему-то не внушал ему ничего, кроме отвращения. Огромный носяра идеальной формы, плод рук Микеланджело и бесконечной череды копиистов-формовщиков последних пятисот лет, будто смотрел на него и, конечно же, в нос, с издевкой спрашивал: «Ну, чего уставился? Рисуй давай!»

– Ненавижу этот нос, – тихо сказал Владислав. – И Давида ненавижу. Микеланджело тоже.

В этот день ему совсем не работалось. А он, кстати, считался самым талантливым учеником студии. В памяти то и дело возникал уникальный манекен в витрине магазина «Афродита».

Из Художественной школы Владислав выходил вместе с Мариной Зорькиной. Она была умной и красивой девушкой, воспитанной, с длинными каштановыми волосами через одно плечо, синеглазой – ну просто загляденье! Любой молодой человек посчитал бы за счастье иметь такую подругу, да не каждый бы решился к ней подойти. К тому же хорошо рисовала, не курила и не ругалась похабными словами, как многие ее ровесницы.

– Проводишь, Влад? – несмело спросила она.

Им обоим было по девятнадцать лет – самое время наслаждаться молодостью и всем тем, что она предлагает в ассортименте. А на прилавке у молодости в первую очередь главное – любовь. И такая, и сякая. Бери – не хочу. Марине очень хотелось любви – настоящей, романтической.

Владислав замялся.

– Не хочешь – не надо, – обиженно пожала плечами девушка.

– Хочу, – соврал он. – Но я обещал посидеть с племянником.

Племянник у него был, но сидеть с ним Владислава никто не просил.

– В девять вечера?

Да, Марина была хороша собой, но на требовательный взгляд Владислава чересчур навязчива. Смотрела на него так, будто чего-то ждала. А Владислав не любил, когда его вымучивали ожиданием, ставили обязательства, требовали доказательств его симпатии.

– Да, – вновь смело соврал он. – Брат с женой будут в гостях до одиннадцати. Очень просили.

– Пойдем вместе, – предложила Марина. – Я воспитательница хоть куда. С любым ребенком справлюсь. Правда!

– Ладно, – вдруг согласился он.

Для нее это было так неожиданно, что она инстинктивно взяла его за руку.

---