В школе я не считалась серой мышкой или тихоней, но мне всегда было интереснее одной, чем с компанией, – если только речь не шла о друзьях моих родителей. О, этот мир взрослых ироничных людей! Вино, сыр, синеватый дым над вином и сыром; кто-то начинает цитировать Бориса Рыжего, и ему откликаются строками Янки Дягилевой. Я благоговела перед этими людьми. Готова была слушать часами их изысканный трёп. Выучила наизусть «Ночью черниговской с гор араратских» – потому что один из папиных приятелей как-то заметил, что это величайшие стихи гения двадцатого века.

Когда я выросла, мне уже не казалось, что Чичибабин – гений. Но Борис с Глебом и их лошадки, достающие шерсткой ушей до неба, остались со мной.

Кто я была такая? Девочка, росшая как трава, без всякого присмотра и ограничений. Я обожала «Рамштайн» и знала наизусть все песни «Линкин Парк». Много лет спустя гибель Честера Беннингтона переживала как личное горе.

Джинсы, свитер. В кармане копеечный сотовый – не потому что родители экономили, а потому что они не придавали всем этим игрушкам никакого значения. Я носила армейские берцы на подошве толщиной с буханку и каждую неделю рисовала на себе новую татуировку – одну из тех, что украшали тело моего кумира Честера.

Однажды мама заметила сине-красные всполохи на моих запястьях.

– Милая, что это? – рассеянно спросила она.

Я ответила, что это дань восхищения вокалистом моей любимой группы.

Некоторое время мама рассматривала мои тощие лапки.

– Безобразие, – сказала она наконец. – Грязно, неэстетично… Существуют специальные маркеры для временных татуировок. Я поищу.

В этом вся мама! Неделю спустя я стала счастливой обладательницей коробки с пятью маркерами, а на моих руках надолго поселились разноцветные карпы кои.

Говорили ли про меня, что я со странностями? Кажется, нет. Но я держалась особняком, а держаться особняком в седьмом классе означает, что ты – из племени изгоев.

Ксения была королевой класса. Девочка-со-своей-свитой. Мини-юбка, замшевые сапоги – розовые, подумать только! Ее задевало, что я не только не признаю ее главенства, но и вообще не слишком интересуюсь табелью о рангах.

Она попыталась натравить на меня своих подпевал – так, слегка. Что-то вроде тестового покусывания, проверки материала на прочность. Я огрызнулась, а когда на меня насели, пустила в ход кулаки.

Этого от меня не ожидали.

Одноклассникам не было известно, какое участие принимали в моем воспитании мамины младшие братья. Я – единственный ребенок в довольно большом разветвленном семействе, и на мне отрабатывались педагогические приемы. «Тычь в нос кулаком», – учил Сева. «Коленом двигай в пах!» – показывал Паша. «Всегда бей первая!»

Один из моих обидчиков удрал с окровавленным носом, другому я разбила губу. Случился скандал. Родителей вызвали в школу. Мама вежливо побеседовала по телефону с завучем, пообещала, что явится ровно в шесть, и, положив трубку, мгновенно забыла об этом разговоре. Я даже не уверена, что она знала адрес школы.

А отец всегда был противником системы. «Я готов прийти к ним только с динамитной шашкой», – заявлял он, воинственно колотя вареным яйцом о столешницу.

Администрация школы растерялась. Дело спустили на тормозах, а Ксения Архипова неожиданно для всех объявила, что теперь я под ее защитой.

Она мастер неожиданных ходов.

Ксения буквально продавила идею нашей дружбы. Насильно взяла меня под крыло. Сначала я удивлялась, но со временем открыла, что рядом с ней действительно интересно.

Она была умна, зла, наблюдательна, избалована матерью-одиночкой, навсегда признавшей превосходство своей красивой дочери, и невообразимо ленива. Больше всего ей нравилось валяться на диване, курить и запоем смотреть сериалы. Она показала мне массу отличных фильмов. Иногда на Ксению находил стих, и мы отправлялись гулять в неизведанные места. Заброшенные стройки, промзоны, парки с руинами… Я тогда увлекалась фотографией. Остались снимки: белокурое эфирное создание в платьице и туфельках на каблуках (Ксения не признавала другой обуви) сидит на ступенях цеха. Кирпичи, лопухи, выбитые стекла – мрачная картина разрушения и запустения. И среди всего этого – райская птичка. Чудовищная банальность! Но в то время мы были юными и не пугались банальностей.

В двадцать два я выскочила замуж за однокурсника. Год спустя стало ясно, что мы отличные друзья, но никудышные супруги. Развод почти ничего не поменял в наших отношениях, разве что мы разъехались по своим квартирам. Димка иногда забегает к моим родителям – просто поболтать. Я вожу в театр его бабушку. Из нас получились добрые приятели – лучший итог неудавшегося брака.

По неизвестной причине Ксения на дух не переносит моего бывшего мужа. В день, когда мы расписывались, у нее случилась истерика, и после загса мне пришлось отпаивать ее водой.

«Ты с ним будешь несчастна!» – рыдала она.

Я ни дня не была несчастна за весь следующий год. По-моему, это всерьез ее злило.

– Со всем пылом измордованного сердечка! – нараспев повторила Ксения.

Теплым осенним вечером мы сидели на ее балконе. Я – в джинсах и футболке, Ксения – в розовом шелковом халатике, отороченном перьями.

Из института ее отчислили на третьем курсе. Все эти годы Ксения перебивалась случайными подработками. На деньги, которые ей платили, не прокормишь даже морскую свинку, и довольно долго источник ее доходов был для меня загадкой, пока меня не просветила Эмма. «Дорогая, твоя подруга живет за счет любовников».

Ее нынешний бойфренд требует, чтобы к его приходу Ксения всегда выглядела шикарно, а поскольку он из тех мужчин, вкусы которых сформированы порнофильмами восьмидесятых, шик в его представлении отдает провинциальным борделем.

– И кем же, по-твоему, оно измордовано? – спросила я и тоже закурила.

– Твоими драгоценными мамочкой и папочкой, разумеется. – Ксения протянула руку за бокалом, отпила вино и раздраженно щелкнула пальцами: – Почему ты вечно куришь, как зэк на лесоповале? Сигарету нужно зажимать между указательным и средним!

– А я как держу?

– Как дротик!

– Мне так удобнее. Кстати, помнишь одну из заповедей: не наезжай на родителей друзей своих?

– Твоих родителей надо пороть по субботам. Из-за них ты связалась с альфонсом!

Я засмеялась.

– Что ты ржешь? – недовольно спросила Ксения. – Даже если он покупает продукты, это ничего не значит. Ему требовалась свободная хата с бескорыстной дурой. Пацан нехило сэкономил на съеме московской квартиры.

– Он жил в общежитии.

– Разумеется! Он же нищеброд.

– А по-моему, он отличный парень, – весело возразила я.

– Все из-за твоих папа и маман, – гнула свое Ксения.

Папа преподает в московском вузе, мама занимается редактурой. Я выросла среди кип чужих рукописей, испещренных ее пометками, – в детстве эти значки казались мне загадочными, как пляшущие человечки. Все были уверены, что я пойду по ее стопам. Так и случилось.

Мои родители – добрые, снисходительные, веселые и беззаботные.

Вам кажется, что о таких можно только мечтать?

А теперь прибавьте к этому, что их может обмануть любой проходимец. Что мама не умеет платить за электричество, а папа так и не научился включать стиральную машину. Коридоры в их квартире состоят из напластований векового хлама. Среди этой рухляди я однажды встретила бродячего кота, который кинулся ко мне с криком облегчения, словно заплутавший в лабиринте пещер Том Сойер. До сих пор не знаю, как он туда попал. В тот же день я пристроила его к старушке этажом ниже. Думаете, мои родители поинтересовались судьбой исчезнувшего животного? Полагаю, они даже не знали, что он завелся в их доме.

Папа с мамой – беззаботные дети в обличье взрослых, прилетевшие в наш мир с острова Нетинебудет. И все бы ничего, но зачем-то эти дети родили себе собственного ребенка.

Все мое детство я купалась в свободе, которую мои сверстники и вообразить не могли. Если бы я сказала маме: «Сегодня я переночую на крыше», мама ответила бы: «Не забудь зонтик, ночью обещали дождь». Я могла читать любые книги, брать для своих затей что угодно. Шалаш из маминой шубы? Пожалуйста! Выкурить папину сигару, потому что я играла в индейцев и мне потребовалась трубка мира? Ради бога!

После переговоров с бледнолицыми меня полчаса рвало над унитазом.

Я довольно рано догадалась, как беспомощны мои родители. Они ходили на работу, занимались Серьезными Взрослыми Делами, но за пределами своих маленьких мирков – издательства у матери, института у отца – оба были мало приспособлены к жизни. Папа трижды отдавал зарплату уличным мошенникам. Мама заливала соседей столько раз, что я сбилась со счета. Деньги утекали, как вода сквозь перекрытия, и со мной оставалось только ощущение противной сырости и понимание, что мы опять влипли.

Когда я подросла, меня стали отправлять на переговоры с внешним миром. Участковый, вызванный среди ночи на шумную пьянку в нашей квартире, разгневанные соседи, продавцы, приемщицы в химчистке, таксисты, школьная администрация – со всеми этими людьми должна была договариваться я. Родителям это было не по душе, и они перекидывали неприятную обязанность на мои плечи.

Разве не для этого рожают детей?

Со мной не делали уроков. Ко мне в школу никто не приходил на родительские собрания. Я научилась готовить очень рано и сразу на всю семью, потому что мамина стряпня была попросту несъедобной. Мама завтракает и обедает сигаретным дымом, а вопрос пропитания остальных членов семьи ее никогда не тревожил.

---