– Ты знаешь.
– О том, что ты…
– И соображаешь туго. – Тори поглядела на потолок.
– Это опасно. – Эва выбралась из кровати, чтобы сесть.
Раньше им случалось сидеть вот так, вместе. Рядышком. Но давно. Там, в имении, когда они тайком пробрались на чердак, потому что Тори была уверена, что где-то там, на чердаке, сокрыты древние сокровища. Эва еще сомневалась, что им там делать.
Но Тори всегда умела убеждать.
И в тот раз тоже.
Сокровищ они не нашли, зато отыскали сундук со старинными нарядами. И пусть их частью мыши поели, но ведь все равно интересно было. И зеркало то, с трещиной. И еще много другого. А потом, уже вечером, оставленные без ужина – их тогда все обыскались, – они сидели на подоконнике комнаты Эвы, смотрели в ночь и разговаривали о чем-то безумно важном.
Почему потом все пошло не так?
– Да ладно…
– Ты могла свалиться с лестницы. – Эва вытянула ленту из косы. Волосы опять растрепались, и расчесывать их придется гребнем долго. – А здесь лестница такая, что…
– Шею сверну?
– Именно.
– Мне надо.
– Куда?
– Сама не знаю. – Тори обняла себя. – Я спать боюсь. И в то же время… сложно объяснить. Понимаешь, я так устала тогда. Помнишь, маменька все время твердила, что мы должны то, должны се… быть лучше всех. Идеальные юные леди. Манеры, все остальное…
– У тебя ведь получалось.
– И у тебя бы получилось, если бы ты захотела.
– Я хотела!
– Да ну… ты вечно отвлекалась. Просто брала и отвлекалась! И забывала! Тебе целый день твердили о чем-то, а ты потом раз и… а я так не умела! Если бы ты знала, до чего это утомительно… а еще первый бал. Маменька о нем заговаривала, а я только представила, как на меня все будут смотреть, и мне поплохело! И… и курицы эти еще.
– Кто?
– Джемма. И Сара Уайтхилл. Катарина…
– Вы ведь дружили!
– Как бы не так, – фыркнула Тори. – Только такая наивная овца, как ты, могла поверить в эту дружбу.
– Сейчас в нос дам.
– Такой ты мне нравишься больше. А дружба… мы вроде бы и дружили, но каждый раз они давали понять, какое делают мне одолжение. Я ведь из Орвудов! Из тех самых Орвудов, которые некроманты, которые…
– Страшные и ужасные?
– Проклятые.
– Просто невыносимые. И рядом с ними нельзя даже стоять…
– Точно.
Они переглянулись.
И Эва улыбнулась, робко так.
– Я подумала, что… вот будет бал, – продолжала Тори. – Дебют. И маменька ведь выберет не абы так, а самый-самый важный бал…
– Как у герцогини?
– Точно. И там ведь будем не только мы. Там… там соберутся все дебютантки, кто хоть что-то из себя представляет. И мы. И… вот представь, что все танцуют и веселятся, а мы стоим у стены. Целый вечер. И все это видят. Перешептываются. Пальцами не показывают, но и так понятно, что мы… мы…
– Орвуды, – сказала Эва.
– Да.
– Маменька бы этого не допустила, сама понимаешь. Она отписала бы… кузенам. И Берт тоже.
– Понимаю, конечно. Но я… испугалась. Я решила, что потренируюсь. Там. Во снах. Ты же знаешь, что у меня отлично получалось со снами. Вот я и подумала, что могу как-то… свой бал устроить. Во сне. Там ведь все будет именно так, как я хочу.
Тихий вздох.
И удивление. Разве Тори могла вот так? Бояться? Она никого и никогда не боялась!
– И получилось. Раз, другой… потом ужин семейный, когда… когда все рады и довольны. Мама улыбается. Папа… Это затянуло. Я сама не заметила, как увлеклась. И… потерялась.
– Ты?
– А думаешь, я по своей воле там пару лет проторчала?!
– Ну… – Признаваться, что Эва думает именно так, не хотелось.
– Все просто. Я создавала мир. И уходила в него. Дальше и дальше. И однажды поняла, что вокруг только он, созданный мною мир. И деваться мне от него некуда совершенно. Я попала в собственную ловушку. Дом. Семья. Любящая. Готовая исполнить любой мой каприз. Ненастоящая. А выйти я не могла!
– Извини. – Эва отвела взгляд. Почему-то было очень стыдно, хотя уж она-то отношения к случившемуся не имела.
А еще почему-то приятно, что Тори тоже далеко не совершенство. Хотя истинная леди не допустила бы подобных мыслей. Но Эва уже поняла, что истинной леди ей не стать.
– Там и время идет совершенно иначе. Я… жила и жила, и… если куда и получалось выглядывать, то в чужие сны. Мысли. Ты бы знала, какие пакости люди видят. А уж думают… Однажды, – Тори передернуло, – я заглянула в одного человека. Случайно. Он… он убивал. Девушек. Совсем молоденьких. Долго, мучительно. Я так испугалась, что… что потом долго не решалась выйти. Все казалось, что он меня обнаружит, дотянется – там тоже не так безопасно. А потом вдруг появилась ты. И… и сбежала.
– Извини, я не знала, что ты на самом деле потерялась. – Может, Эва далеко не истинная леди, но умеет признавать собственные ошибки.
– А я не сказала. Мне вдруг стало так невыносимо стыдно! Я ведь всегда была сильной! А тут вот все это…
– И ты ко мне прицепилась.
– Ну… я подумала, что если прослежу, как ты приходишь и уходишь, то сумею вернуться. А ты… ты вдруг исчезала. Раз, и нет. И я не могла понять, как это происходит.
– Я сама не понимаю, – призналась Эва.
– Я стала тебя искать. И вдруг оказалось, что я могу. Найти. Не только тебя. Отца. Мать. Если сосредоточиться. Если отделить выдуманное от настоящего. Это непросто, но у меня получилось! И я нашла выход!
– Я рада. – Это Эва произнесла серьезно. А Тори кивнула.
– Извини, что… Я просто испугалась, что вы поймете, какая я… дура.
Сестру Эва не обнимала целую вечность. А уж чтобы та…
– Я не позволю этим курам нас обижать, – сказала Тори сестре на ухо. А Эва кивнула. И она тоже не позволит. В конце концов, на балу можно и у стены постоять. Если вдвоем, то даже с интересом, поскольку Тори всегда умела высказываться как-то так… они точно не заскучают.
– Думаешь, на балу у герцогини будет Лилиан?
– И не только она… Спорим, эта курица вырядится так, чтобы все сразу поняли, что у папеньки капиталы? – фыркнула Тори, отстраняясь. – Она никогда не умела вовремя остановиться. И судя по тому ужасному платью, которое она напялила в прошлый раз, за эти годы мало что изменилось.
– Еще бы. А Диана так же млеет от розового.
– Ей он категорически не идет.
– Но это никогда не мешало ей выражать свою к нему любовь… – Эва прикусила язык. Никогда раньше она так ни злословила.
Или…
Почти никогда.
– Я не хочу опять потеряться, – сказала Тори.
– Ты едва не упала.
– Я… знаешь, я ведь понимала, что происходит. Видела. Я снова была там, но все равно не до конца. И… меня тянуло. Вниз. Только тело ощущалось таким… словно чужим. И я пыталась вернуться.
– Поэтому останавливалась?
– Да. И горничную, кажется, тоже я… Твой… знакомый, он назвал меня ведьмой.
– Он не со зла.
– Нет. Это, кажется, правда. Иногда я вижу в людях что-то такое. Это не Дар. Дара у меня нет. Но есть способности. Хотя… все это ерунда. Мне надо вниз.
– Куда?
– Понятия не имею! Но если я не спущусь… Понимаешь, будто зовет кто-то. И ему плохо. Очень-очень. А я могу помочь. Если не помогу, то он уйдет. И я с ним тоже. Уже не понимаю, почему.
– Надо рассказать отцу.
– Надо ли? – Тори поморщилась.
– Надо. – Эва дотянулась до столика. – Расчешешь мне волосы? А то сама я вечно их выдираю. Но рассказать следует обязательно. Если не отцу, то Берту. Мы с тобой наделали прилично глупостей.
– Это да. – Тори взяла щетку. – Только не вертись. Ты никогда не умела сидеть спокойно.
– И не научилась.
– Зато научилась огрызаться, а это, поверь, куда как полезнее.
Эва поверила.
Почему бы и нет. А вот волосы Тори умела расчесывать как никто другой.
– Ах, вы и правда жили в степях. – Девица нервно моргнула и попыталась изобразить заинтересованность. – Это так… романтично. Я себе и представить не могу.
Она снова моргнула и покосилась на пухлую даму в темно-зеленом платье. Платье было в узкую полоску, и оттого дама сливалась с диванчиком, на котором устроилась.
В руках дама держала фарфоровую чашку и на девицу глядела поверх нее, строго и требовательно.
– Извините. – Девицу стало жаль, себя еще жальче, и Эдди поднялся. – Но мне пора идти. Дела.
Он поклонился матушке, и та кивнула в ответ.
Вот ведь…
Поневоле начинаешь радоваться, что на территории этого самого университета женщин нет. То есть не было. Теперь будут. Но Милисента – дело другое, как и Эва, которая, может, и похожа на леди, но уж его-то точно не боится. А эти…
Заявились.
Вот с того вечера и потянулись. Сперва прислали кучу визитных карточек, которые матушка разбирала, благо не требуя участвовать в этом преувлекательном процессе. Потом начались визиты.
Матушкиных подружек.
А у тех подружек вдруг оказывались юные и прекрасные родственницы, которых вот прямо срочно требовалось представить.
Родственницы представлялись.
Бледнели.
Одна, наиболее трепетная, и чувств лишилась, чем вызвала недовольство сопровождавшей ее дамы. И тогда-то Эдди подумал, что сбежит.
Не удалось.
А теперь вот…