В те времена показателем высокого положения любого аристократического рода было пребывание его представителей на лучших придворных должностях, в Боярской думе, назначения их воеводами в полки и крепости, а также наместниками в города. Для того чтобы попасть в Думу, требовалось получить от государя чин думного дворянина, окольничего^[4] или боярина. На протяжении XVI столетия десятки аристократических родов добивались думных чинов, сотни – воеводских.

При Иване Грозном – как в опричные времена, так и позднее – у Пожарских ничего этого не было. Если бы не высокое «отечество», то есть древняя кровь Рюриковичей и хорошее родословие, Пожарские могли бы «утонуть» в огромной массе провинциального выборного дворянства – людей, едва заметных при дворе.

Если переводить служебные достижения родни Дмитрия Михайловича в современные термины, то получится, что семейство его давало России военачальников уровня комбата. Многие из них в разное время погибли за отечество. Не вышли они ни в бояре, ни в окольничие, ни даже в думные дворяне, несмотря на знатность. И когда кого-то из них судьба поднимала на чуть более высокую ступень – например, на наместническую, – то он гордился такой службой, хотя она могла проходить где-нибудь на дальней окраине державы, в Вятских землях.

Слабость Пожарских в чинах московской службы ни для кого не являлась секретом. Однажды князь Ю. Д. Хворостинин, не пытаясь оскорбить Пожарских, а просто обсуждая местнические тонкости, сказал вещь жестокую, но правдивую: «А князь Дмитреев [Пожарского] прадед и… отец нигде не бывали в… ваших государских и царских чинах и в розрядех, окроме городничества и городовых приказщиков»4. Убийственная по тем временам характеристика! Даже в 1619 году, после всех подвигов Дмитрия Михайловича Пожарского, ему напомнили, что дед его был всего-навсего «губным старостой» – почти позорная должность для знатного человека5.

Таким образом, в детские годы князя Дмитрия Пожарского его семейство находилось в униженном состоянии, не имело места в составе военно-политической элиты и даже не могло надеяться на возвышение за счет служебных достижений. Стоит добавить еще один факт, особенно неприятный для Дмитрия Михайловича лично. Его отец, князь Михаил Федорович, не дослужился даже до чина воинского головы. Его единственным заметным достижением стал удачный брак. Женой князя в 1571 году стала Мария (Евфросиния) Федоровна Беклемишева, происходившая из старинного и влиятельного московского боярского рода. Но помочь по родственным связям своему мужу она не смогла.

Положение рода ничуть не исправилось при сыне Ивана IV – царе Федоре Ивановиче. Как и все дворяне того времени, Дмитрий Михайлович с молодости и до самой смерти обязан был служить великому государю московскому. Начал службу он с небольших чинов как раз при Федоре Ивановиче (1584–1598 годы). 23 августа 1587 года Михаил Федорович Пожарский ушел из жизни, оставив после себя двух сыновей – Дмитрия и младшего Василия, а также дочь Дарью. Отцовское поместье (по тем временам незначительное – всего 405 четвертей) по указу царя Федора Ивановича было передано Дмитрию и Василию Пожарским с требованием, чтобы они вышли на государеву службу, достигнув пятнадцати лет.

Примерно в 1593 году Дмитрий Михайлович начал служебную деятельность. Его пожаловали не очень высоким чином «стряпчего^[5] с платьем». Летом 1598 года в списке «стряпчих с платьем» молодой князь Дмитрий Пожарский занимает последнее место. Очевидно, стряпчим он стал незадолго до того.

Равным с ним положением обладали несколько десятков аристократов и московских дворян – таких же стряпчих при дворе. Эти люди прислуживали царю за столом, бывали в рындах – оруженосцах и телохранителях монарха – да изредка исполняли второстепенные административные поручения. В виде исключения кого-то из них могли назначить на крайне незначительную воеводскую службу.

Чуть более видное положение родня Дмитрия Михайловича заняла при Борисе Федоровиче Годунове (1598–1605 годы). Пожарские набрались смелости и даже начали вступать в местнические тяжбы – с князьями Гвоздевыми и Лыковыми. Удалось вернуть кое-что из родовых вотчин6.

Правда, в начале царствования Пожарским пришлось претерпеть опалу, но уже в 1602 году Дмитрий Михайлович возвращается на придворное поприще.

Как тогда говорили, молодой Пожарский и его мать Мария были у царя «в приближении». Мария Пожарская заняла видное место в свите царевны Ксении – дочери царя Бориса. Энергичная мать способствовала продвижению сына. Потом Пожарского постигла опала, отдаление от престола и переход на рядовые армейские службы. Все эти перипетии в судьбе незначительного и невлиятельного рода остались малозаметными событиями для современников. Государев двор того времени включал в себя огромное количество титулованной аристократии, куда выше знатностью и влиятельнее Пожарских.

В Смутное время князь Дмитрий Михайлович вступил с возвращенным при Борисе Годунове чином стряпчего. На заре разгорающейся Смуты, в конце 1604-го или же начале 1605 года, ему был пожаловано незначительно более высокое звание – стольника^[6]. Но и чин стольника заметно уступал по значимости думным чинам – боярина, окольничего, думного дворянина.

Если грубо и приблизительно перевести на язык воинских званий Российской империи, стольник представлял собой нечто соотносимое с полковничьим чином сухопутных войск (VI класс «Табели о рангах»). Карьера по тем временам хорошая, лучше, чем у большинства предков Дмитрия Пожарского, но без особенного блеска.

И никто из Пожарских не шагнул к тому времени по службе хоть на ступеньку выше Дмитрия Михайловича…

О будущем соратнике Дмитрия Михайловича, Козьме (Кузьме) Минине, известно… в сто раз меньше, чем о князе Пожарском. Его роль не менее величественна, она не уступает по значимости подвигам Дмитрия Михайловича. Но биография Минина тоненькой, прерывистой ниточкой едва-едва прослеживается по летописям и документам его времени. Личность Минина выступает из густых облаков неведения лишь в главнейшие, звездные моменты его судьбы. За пределами этих взлетов остается жизнь, быть может, наполненная до отказа подвигами и приключениями, яркая, красивая, но… совершенно не известная историкам.

Нет данных о том, где и когда он родился.

Ясно, что к временам Смуты он уже был зрелым человеком, добился авторитета в Нижнем Новгороде, а значит, вряд ли уступает в возрасте Пожарскому. Скорее всего, он появился на свет в 1570-х годах.

Крестили его во имя того же святого Космы, как и князя Пожарского, а в жизни Минин пользовался русским вариантом этого древнего имени – Козьма или Кузьма. Иногда к его имени добавляют прозвище «Сухорук», но его Минин никогда не носил. Оно представляет собой плод досадной ошибки историков XIX столетия.

Ученые долго спорили о том, откуда родом Козьма Минин, где «гнездо» его семейства. Предлагалось две версии. По первой из них, род Минина связан с богатым волжским городом Балахна, славившимся солеварением. По другой – с Нижним Новгородом.

Ныне большинство историков отрицают балахнинскую версию и считают Минина коренным нижегородцем. Однако она еще не опровергнута окончательно.

Весьма возможно, с кем-то из Балахны Минина связывало брачное свойство́ или же деловые отношения. В Балахне конца XVI–XVII века действительно жило богатое и многолюдное семейство Мининых. Родичи они народного героя или же однофамильцы – неизвестно.

Документы и летописи, повествующие о временах Смуты, называют Козьму Минина «посадским человеком». Он выступает в качестве состоятельного торговца мясом – «говядаря». Владеет лавкой.

Источники вскользь сообщают о том, что Минин «бывал служилым человеком». В ту пору «служилыми людьми государевыми» называли тех, кто занимался военным делом. Например, дворян, стрельцов, пушкарей или казаков, принятых на царскую службу. Но какое все это имеет отношение к мясоторговцу? Купечество тогда не служило в войсках, и тем более никого из купцов не допустили бы на должность воеводы…

На этот вопрос ответить трудно. Некоторые ученые считают, что Минин мог казаковать какое-то время и набраться в казачестве опыта военной службы. Другие полагают, что в эпоху Смуты, когда Нижний для самообороны или же для помощи Москве набирал боевые отряды, Минин записался добровольцем. А там – как знать! – вышел в младшие командиры. Во всяком случае, воинский опыт у «посадского человека» точно имелся, и тот без стеснения пускал его в ход, когда обстановка требовала инициативы и отваги.

Еще до начала Смуты Минин обзавелся женой Татьяной и сыном, носившим имя Нефёд.

О его характере известно немногое. Минина считали «смышленым и язычным человеком». Иными словами, за ним признавали большой ум и ораторский дар.

Образ его действий выказывает огромную, несгибаемую волю. Минин не отступал, сталкиваясь с тяжелой или рискованной задачей. Он всегда и неизменно отыскивал способы решить ее. Если при этом требовалось побороть сопротивление других людей, нижегородец добивался своего в споре, а то и с бою.

Наконец, два главных свойства Минина как личности. Во-первых, он отличался крепкой верой. Во-вторых, был способен на самопожертвование, бескорыстный поступок.

Вот и все, что можно сказать об одной из главнейших фигур великой русской Смуты до того момента, пока муки Отечества не призвали этого человека к высокому служению.