К IV столетию, когда со святым Мартином случился смутивший его казус, римская одежда приближалась к стандартам средневековой моды. Вообразите себя на улице Константинополя в эпоху поздней Античности. Чтобы создать нужную атмосферу, представим, что стоит бодрящий осенний полдень, в воздухе витает соленый привкус, а церковные колокола поют нежные серенады. Преисполненный собственной значимости придворный чиновник шествует в тонком варианте традиционной тоги. Мужчины рангом пониже суетливо пробегают мимо в туниках до колен, с широкими рукавами и вышивкой, какую только могут себе позволить. Женские туники длиннее, но они не менее пышные и нарядно украшенные. Несколько наиболее состоятельных пешеходов могут похвастаться одеждой из струящегося шелка. Руки самых набожных покрыты татуировками с христианскими мотивами. Будьте уверены: никто из них не носит нижнего белья.

2
Как они брились?

Самым загадочным из римских императоров считается Адриан – талантливый поэт, архитектор и флейтист, всем видам отдыха предпочитавший охоту на львов. Он вступал в академические дискуссии с величайшими учеными империи. При этом с не меньшим изяществом вел легионеров в форсированных маршах. Щедрый друг и справедливый судья. Наряду с этим Адриан отличался высокомерием и подозрительностью, а впав в ярость, мог и убить. Самое парадоксальное – он носил бороду. На протяжении многих веков почти все выдающиеся римляне скребли кожу щек до гладкости. Однако Адриан на протяжении двадцати одного года своего правления гордился обильной растительностью на лице. Возможно, борода свидетельствовала о его увлечении греками, возвращала к римскому прошлому или являлась данью уважения Зевсу. Хотя не исключено, как предполагает один римский автор, что император просто пытался таким образом скрыть шрамы от прыщей^[15].

Как бы ни объяснялась верность Адриана бороде, она оказалась не просто прихотью. В античном мире к волосам на лице относились очень серьезно. Прежде всего борода служила признаком мужественности^[16], а также указывала на статус: аккуратность и ухоженность являлись визитной карточкой джентльмена, а неопрятная щетина и всклокоченные волосы выдавали бедность. Ее внешний вид помогал определить внутреннее эмоциональное состояние человека: например, те, кто носил траур или пытался добиться расположения судьи, растительность на лице не трогали. Наконец, борода указывала на определенную культуру – варварскую, римскую или греческую^[17].

В период Античности греческие мужчины носили бороды почти всегда. Несмотря на изменчивость моды, самым популярным вариантом оставалась естественная борода, при этом растительность над верхней губой выбривалась^[18]. Чистое бритье считалось женоподобным – вплоть до эпохи правления Александра Македонского. Среди множества причуд великого завоевателя (от одержимости «Илиадой» до убеждения, что он является – ни много ни мало – сыном Зевса) фигурировало обязательное условие регулярного бритья. Мы не знаем, что являлось причиной: то ли желание Александра подчеркнуть свою молодость, то ли тот факт, что растительность на лице полководца оказалась скудной, но известно наверняка, что авторитет Македонского ввел моду на отсутствие бороды^[19].

Адриан и его величественная борода, Classical Numismatic Group Inc. (www.cngcoins.com)

После смерти Александра, несмотря на непростое законодательство в отношении растительности на лице, тренд на гладко выбритые щеки быстро распространился по греческому миру. Новую моду приняли не все. В частности, своими бородами продолжали гордиться представители интеллигенции. Один философ утверждал, что, если бы ему пришлось выбирать между бритьем и смертью, он бы с радостью покинул этот мир. Сохранялось ощущение, что щетина выглядит благороднее, чем щеки в порезах. В императорскую эпоху один путник, приехавший в отдаленный греческий город, застал всех мужчин с традиционной бородой, за исключением одного негодяя, побрившегося, как говорили, чтобы произвести впечатление на римлян^[20].

Поначалу римляне, как и греки, бриться отказывались. Однако в середине II века до нашей эры римская элита, вероятно, вдохновившись веяниями современной греческой моды, начала растительность на лице сбривать. Великий полководец, завоеватель Карфагена Сципион Эмилиан вошел в историю как первый римлянин, который ежедневно брился, и все знаменитые деятели поздней республики и ранней империи последовали его примеру. Юлий Цезарь, отличавшийся тщеславием, всегда появлялся на публике с зачесом – длинной прядью, скрывающей залысины – и гладко выбритыми щеками. Октавиан Август каждое утро уделял несколько минут бритью и стрижке волос, причем над этой задачей одновременно трудились три цирюльника. Честолюбивые мужчины по всей империи последовали примеру аристократии, вычеркнув бороды из списка символов респектабельности^[21].

Затем на сцене появился наш приятель Адриан. Тысячи статуй и миллионы монет восхваляли его бородатое величие. Местные законодатели моды стали ему подражать, и после четырех веков жесткой, но справедливой любви римляне снова обрели бороды. В течение последующих двухсот лет – до тех пор, пока император Константин не задал новый тренд, начисто сбрив растительность на лице, – римляне-модники хвастались бородами любой длины и формы, обычно следуя примеру правящего императора. Иногда мода требовала, чтобы борода была аккуратно подстрижена, как у Адриана. В другие периоды она должна была походить на бороду философа Марка Аврелия или жесткую щетину военных императоров III столетия.

Многим грекам и римлянам уход даже за самой густой бородой казался проще, чем бритье. Обычная древняя бритва представляла собой бронзовое или железное лезвие, часто серповидной формы, закрепленное на короткой ручке. Даже счастливчики, обладавшие зеркалами приемлемого качества^[22], едва ли могли гладко побриться таким тупым инструментом самостоятельно. Насколько мы можем судить, попробовать решались немногие. Богатых людей брили рабы. Остальные ходили к цирюльникам.

Хотя аристократов парикмахеры причесывали в роскошных салонах, большинство цирюльников являлись скромными ремесленниками и работали в маленьких лавках или просто под открытым небом. Мужчина, желающий побриться, садился на низкий табурет. Его плечи оборачивали льняной тканью. На щеки брызгали воду, чтобы смягчить кожу. Затем клиенту оставалось только с ужасом взирать на то, как цирюльник колдует над ним с бритвой в руках. В то время сохранять остроту лезвий было трудно, так что инструменты, когда ими проводили по трепещущей плоти, частенько царапали или скребли кожу. Бывало, что сдирали до крови. Хотя клиенты надували щеки, чтобы свести к минимуму риск пореза, мало кому, за исключением лучших цирюльников, удавалось брить с ювелирной аккуратностью^[23]. Хуже всего было попасть в руки ужасным подмастерьям, демонстрировавшим, как правило, больше энтузиазма, чем мастерства, и им нередко разрешалось пользоваться только затупленными бритвами^[24].

Для тех, кто хотел избавиться от бороды, но страшился испытания бритьем, существовало несколько альтернатив лезвию. Один греческий диктатор, опасавшийся, что ему перережут горло, натренировал дочерей соскабливать ему щетину докрасна раскаленной ореховой скорлупой. В список более традиционных методов входили обмазывание сосновой смолой, обладающей депилирующими свойствами, и кропотливое и мучительное выщипывание бесчисленных щетинок. Эти же средства, равно как и не менее неприятный способ вырывания волосков грубой пемзой, использовались для избавления от волос на теле^[25].

Некоторые женщины, очевидно, брили (или, скорее, натирали воском, пемзой и выщипывали) волосы на ногах. Один римский поэт, например, советовал дамам перед встречей с потенциальным любовником убедиться в гладкости своих ног. Классический вариант с эпиляцией зоны бикини также, похоже, был достаточно распространен^[26]. Меньше ясности в вопросе о том, беспокоились ли о подобных деликатных вещах женщины, не принадлежавшие к городской элите. По всей видимости, большинство из них не придавали этому большого значения, во многом потому, что их ноги почти всегда были спрятаны под одеждой. Древние авторы пролили не так уж много света на этот вопрос, поскольку их гораздо больше интересовали скандально обритые ноги мужчин^[27].

Именно во времена Римской империи многие мужчины частично или полностью избавлялись от волос на туловище. Например, император Отон запомнился тем, как усердно старался придать гладкость всему телу. Эта практика всколыхнула в сознании традиционалистов густые заросли проблем. Для воинствующего меньшинства любое сбривание волос представляло собой сознательный отказ от мужественности. По крайней мере, однажды между усатым философом и оратором, избавлявшимся от растительности на теле, состоялась жаркая публичная дискуссия о моральной стороне удаления волос. Люди, придерживавшиеся умеренных позиций, были готовы признать, что ничего неприличного в том, чтобы открыть взорам некоторые части тела, нет. Джентльмены, говорили они, могут и обязаны приводить в порядок подмышки^[28], но только последний негодяй может пасть столь низко, чтобы брить ноги^[29].