Вредители

Александр Накул

Глава 1. Чёрная книжечка Ёко Атами

Промозглым майским вечером 1942 года долговязый парнишка в чёрной школьной униформе и с туго набитым портфелем осторожно прокрался под трамвайный мост, что соединяет токийские районы Такада и Нисиваседа.

Тощий и длиннорукий, с нежным юным лицом, он выглядел лет на шестнадцать. А его униформа была типичной для сколько-нибудь престижных школ того времени: полувоенная куртка-гакуран со сверкающими пуговицами, укороченная до пояса, чтобы не мешала конному спорту, грубые брюки и фуражка.

То, что он собирался сделать, вроде бы не нарушало законов. Но сейчас, в решающий момент войны, патрули зверели, а обитатели трущоб большого Токио писали доносы даже на соседских котов. Так что приходилось действовать осторожно.

Мост был узок и пуст, он почти не укрывал от противного и мелкого дождя. Под полотном не оказалось ни людей, ни других бродячих животного. Только пахло мазутом и тиной, и ещё полотнище с лозунгом, привязаное прямо к перилам, продолжало качаться и хлопать на промозглом ветру.

Школьник пригляделся и обнаружил, что лозунг был выписан по шаблону стандартным печатным шрифтом рэйсё ― без особого, впрочем, старания. И этот лозунг гласил:

ОТДАДИМ 20 МИЛЛИОНОВ ЖИЗНЕЙ, ЧТОБЫ ДОБИТЬСЯ БЕЗУСЛОВНОЙ ПОБЕДЫ!

Полотнище висело больше для порядка, который так важен даже в тылу. Едва ли военный кабинет надеялся, что обитатели топких трущобных лабиринтов южной Такады, что втиснулись между бульваром и речкой, вдруг преисполнятся патриотизма и все как один отдадут жизни, защищая какой-нибудь далёкий тропический остров, который и на карте-то не найдёшь. Но даже сейчас, промокший насквозь, лозунг смотрел белыми иероглифами, похожими на глаза, на трухлявые крыши и чадящие трубы бедного района ― и казалось, что никто из людей не сможет скрыться от этих глаз, если в голове эдакого негодяя заведутся вдруг крамольные мысли.

Дождик между тем шёл и шёл, и с каждой минутой его морось раздражал всё сильнее. Сырость пропитала воздух, землю, каменную облицовку под мостом. Холодные капельки щекотали шею и так и норовили забраться за шиворот.

Школьник завертелся, тщетно выбирая сухое место и, наконец, просто пристроил сумку к мокрым камням облицовки. Вытащил из портфеля блокнот и ещё одну тетрадку, побольше. Достал из кармана коробок с силуэтом лисицы на этикетке, попытался вытащить спичку ― но внезапный порыв ветра толкнул его в спину, перелистнул листки блокнота и чудом не сдул прочь всё содержимое коробка.

Но школьник не сдавался. Он стал спиной к ветру и всё-таки достал спичку.

Очевидно, он собирался сжечь блокнот и тетрадку. И на первый взгляд, дело казалось очень простым.

Люди делали это ещё в древности, а теперь ещё и техника шагнула вперёд. На первый взгляд, дело очень простое: чиркнуть спичкой, поднести её к блокноту и поджечь страницы, так, чтобы чёрный пепел полетел в серую воду реки. И при этом ухитриться не рассыпать спички и не подпалить белые ученические перчатки.

Но увы ― сколько школьник не пытался, каждый раз что-то всё равно шло не так. Стоя на промозглом ветру и под дождём, который моментально пропитал исписанные листки, парнишка после каждой попытки убеждался в очередной раз: чтобы сделать всё, как он задумал, нужно не меньше, чем три руки. Одна держит коробок, другая спичку, третья блокнот.

Наконец, он решил действовать по-другому.

Снял чёрную ученическую фуражку со сверкающей кожей на козырьке и околыше, и поставил её вверх тормашками рядом с сумкой. Теперь можно было разглядеть коротко остриженную голову школьника, вытянутую, словно фасолина.

В перевёрнутую фуражку отправилась сначала тетрадь, а потом и блокнот. Расчёт был такой: чиркнуть спичкой, держать её вертикально, так, чтобы горела помедленней, бросить оставшийся коробок в фуражку, вытащить оттуда блокнот, поджечь страницы. Потушить спичку. А тетрадь поджигать уже страничкой блокнота.

Под мостом потемнело, а потом над головой загрохотал трамвай. Школьник старался не обращать на него внимания ― чиркнул спичкой, повернул её, бросил коробок в фуражку. Коробок стукнулся о край и полетел обратно, прямо в грязь под ногами.

Пришлось тушить спичку и поднимать коробок, пока не отсырел. Трамвай наверху всё гремел, а в голову лезли малоприятные мысли.

Война всё идёт и идёт. Скоро и спички будут нормированными. Значит, надо их беречь. А тут вот такое.

Школьник тщательно стёр с коробка песок ― хотелось, чтобы он был безукоризненно чист, словно преданность Императору. На этот раз он решил, что коробок будет прятать в карман ― так надёжнее.

Он чиркнул безукоризненно ― так чиркает превосходно наточенный меч, когда сносит голову. Спичка полыхнула и загорелась ровным огоньком. Свободная рука спрятала коробок в боковой карман, успела выхватить из фуражки блокнот, открыть его… Но здоровенная грязная капля сорвалась с рельс, пронеслась мимо виска и шлёпнулась прямиком на язычок пламени.

Спичка, разумеется, потухла. Завоняло жжёной серой, ― так пахнут, говорят, следы от визита злобного демона. Смрад был настолько мощный, что школьник невольно закашлялся.

Наконец, трамвай отгремел. Школьник принялся за новую попытку. Снова достал коробок, ловко чиркнул спичкой, не прерывая движения, опустил коробок в карман, опять поднял уже раскрытый блокнот…

– Скажи, Кимитакэ-кун,― вдруг послышалось у него за спиной,― а ты выбрал для своих огненных дел мост Камитака потому, что его название похоже на твоё имя?

Голос был звонкий, девичий. И незнакомый.

Кимитакэ невольно обернулся.

За его спиной стояла под дождём девочка ― лет двенадцати, не больше. Так что огромный зонт, под которым она укрывалась, был едва ли не больше самой девочки. Казалось, первый же порыв ветра подхватит зонтик, как парашют, и унесёт её далеко-далеко.

Девочка была в жёлтом клеенчатом дождевике поверх стандартной девичей школьной форме: матроска с полосатым галстуком, длинная складчатая юбка и тёплые осенние чулки. Волосы заплетены в несколько десятков косичек, так, что кажется, что над головой клубится зловещая чёрная туча. В чёрных глазках плясал озорной огонёк, а вцепившиеся в ручку зонтика пальчики явно хотели вмешаться. Загребущие это были пальчики, такие куда угодно дотянутся и невесть что сотворят…

Догоревшая спичка дохнула жаром на пальцы. Школьник дёрнулся и поспешно отшвырнул её прочь. Спичка обернулась огненным шариком, этот шарик затрепетал под каплями ― и сгинул в серой реке.

– Кто ты такая?― спросил Кимитакэ.― Откуда ты меня знаешь?

– Меня зовут Атами Ёко,― представилась девочка,― “Атами” пишется, как город. А как пишется “Ёко”, ты и так должен знать. Ты же увлекаешься каллиграфией.

– Похоже, ты тоже ей увлекаешься,― заметил школьник.

– Совсем немного. Я предпочитаю живопись и поэзию. Чем авангардней ― ты лучше.

– Ты увлекаешься каллиграфией достаточно, чтобы знать, как правильно читается моё имя,― напомнил школьник,― Даже учителя читают эти иероглифы как “Котака”.

– А между тем ― это “Кимитакэ”.

– Да. И это имя ненавистно мне самому.

– Но его легко запомнить. Всё-таки редко встретишь старинное аристократическое имя, которое даже в словаре записано как исключение

– Зато звучит по-дурацки.

– В наше военное время приходится выглядеть по-дурацки,― очень серьёзно произнесла девочка,― Если ты выглядишь по-дурацки, тебя может объявить негодным призывная комиссия. А ещё тому, кто выглядит по-дурацки, никто и никогда не станет завидовать ― даже если он сумеет добыть себе славу.

– Я не ищу славы,― школьник опять повернулся к фуражке с мокнущим блокнотом. Он чувствовал, что должен что-то сделать. Но это “что-то” так и норовило ускользнуть от его внимания…

– И поэтому ты сжигаешь свою каллиграфию?

– Нет. Есть другая причина.

– Родители?

– Они привыкли.

– Влюбился и всё кажется бесполезным?― девочка не отставала.

– Ты так и не ответила, откуда знаешь моё имя и как меня нашла.

– Так мы же в одной школе учимся!― заявила девочка.

– Откуда, вы, девочки, каждый раз знаете, кто где учится?

Та шагнула вперёд и ткнула пальцем в рукав гакурана, что закрывал предплечье.

– Видишь, герб на рукаве вышитый. Вы, мальчики, их никогда не замечаете. А вот девочки сразу замечают, что ты из самой престижной школы, которая есть в Японии.

– А тебя не смущает, что в нашей школе мальчики и девочки учатся раздельно?― не выдержал школьник.― И что ваш корпус ― он вообще на том берегу, возле университета Васэда?― и он указал на узкую, но бурную полоску серой реки.― Так что видеть меня раньше ты никак не могла.

– Ну и что?― удивилась девочка.― Герб-то у нас один на оба корпуса школы.

– Но откуда ты знаешь моё имя?

– Так оно у тебя на тетрадке написано,― правая рука девочки вдруг сверкнула в воздухе, выхватила из фуражки тетрадь вместе с блокнотом и торжествующе потрясла ими в воздухе,― Вот, видишь. Сам же подписал, когда думал, что это будет тетрадь по геометрии.

– Эй, отдай!

– Ты всё равно собирался их жечь,― заметила девочка, как-то немыслимо прижав зонтик плечом и открывая второй рукой школьную сумку,― Так что лучше я их себе заберу. У меня всё надёжно хранится, можешь не беспокоиться. Могила!

И блокнот, и тетрадь исчезли в недрах сумки. Потом замочки захлопнулись.

---