– Пожалуйста, – сказал я, – мне это ничего не стоит.

Не мог же я признаться в том, что кое-что уже вылетело из моей памяти, а некоторые главы и вовсе перелистаны наспех. «Ладно, что-нибудь да придумаю», – сказал я себе.

– Ну вот и хорошо, – произнёс Продавец с облегчением. – А я ещё к вам наведаюсь.

Ну а вашему покорному слуге ничего не остаётся, как начать пересказ.

Глава первая,
в которой сразу, без проволочек, появляется причина, позволившая нашим героям действовать безотлагательно

– Биллион метеоритов! – воскликнул бывший астронавт в сердцах, что в переводе на обычный земной язык означало «тысяча чертей».

Не то чтобы он совсем распустился и не держал себя в руках, просто с тех пор, как его отправили на пенсию и он лишился привычных опасностей, его стальные нервы начали пошаливать. «Этот земной покой превратил меня в тряпку», – не раз говорил себе с горечью астронавт. И вот теперь он не удержался от восклицания.

– Аскольд! – упрекнула его сестра и повела глазами на дверь. – Аскольд, там ребёнок!

Под крепким космическим загаром астронавта выступил нежный румянец. Бывший звездоплаватель прикрыл рот ладонью, будто затолкнул назад готовое вылететь слово, и сконфуженно произнёс:

– Прости, сестрёнка. Полбиллиона метеоритов, я не узнаю своего…

– Аскольд, – повторила сестра, укоризненно улыбаясь.

– Но тысячу метеоритов можно? – спросил астронавт, сбиваясь с толку. – Всего только тысячу.

Сестра всплеснула руками: ну что, мол, с ним поделаешь.

– Аскольд, я же тебе сказала: там ребёнок. – И она вновь указала на дверь.

– Ну тогда всего лишь один метеорит, но самый вредный и гнусный, – твёрдо сказал астронавт и осторожно ударил по столу кулаком, на котором был вытатуирован звездолёт с надписью «Стремительный».

«Э, да я совсем расхлябался, как старая ракета», – заметил он про себя.

– В общем, этот гнусный метеорит, я не узнаю своего племянника, – продолжал астронавт. – Возвращаюсь, понимаете, из своего последнего в жизни рейса, а мой дорогой племянник уже не тот. Ходит, понимаете, опустивши нос, будто на него давит какой-нибудь жалкий миллион атмосфер!

Его сестрица пригорюнилась – видно, он задел её больное место – и сказала:

– Влюбился наш Петенька. Надо же быть такой беде!

– Вот как?! – произнёс бывший астронавт. – Значит, всё пропало: теперь уж не бывать ему путешественником!

Когда-то он был великим астронавтом, и ему очень хотелось, чтобы племянник пошёл по его стопам.

– Что уж путешественником, если он даже забросил любимую науку. – И сестра провела краем чистенького фартучка по глазам. – А какой он был к науке способный… Ну такой вундеркинд! Ему ещё и двух лет-то не набиралось, а бывало, спросишь его: «Петенька, а Петенька, сколько будет, если 3 575 679 помножить на 2 935 798?» – поморщит носик и скажет точно. И так всё пошло хорошо… В девять годиков защитил кандидатскую диссертацию. А теперь вот уже десять лет как доктор наук. Только и осталось что в академики.

И сестрица опять едва не заплакала.

– Ничего не поделаешь, сестра. Я слышал, что с некоторыми случается такая беда, – печально пробормотал Аскольд Витальевич.

– Так если бы он полюбил, как все нормальные люди. Я бы уж рада была, детишек нянчила… А то ведь влюбился в кого? – всплеснула сестра руками.

– В кого же? – спросил машинально бывший астронавт.

– Если бы знать! В том-то и дело, что в Никого!

– Как это можно – влюбиться в Никого? – усмехнулся бывший астронавт, как будто бы ему сообщили нечто несусветное. – Я холостяк и не специалист в этой области и, пожалуй, вообще ничего не смыслю в таких делах, но по-моему, если разумные люди и теряют голову, то обычно из-за какого-нибудь конкретного лица, – добавил он затем.

– Можешь убедиться сам, – вздохнула сестра и приоткрыла дверь в соседнюю комнату.

Бывший астронавт увидел своего племянника. Вундеркинд сидел за письменным столом и смотрел в окно блуждающим взглядом через толстые очки, точно пытался что-то найти на улице. Оттого что он долго не был на свежем воздухе, племянник осунулся. На лице его отросла молодая кудрявая бородка.

– Сынок, кто же Она? Женщина? Рыба? Или, может быть, водоросль? – тоскливо спросила сестра. – Говорят, есть планеты, где живут разумные рыбы и водоросли. И даже камни…

– Что верно, то верно, – подтвердил бывший астронавт. – Помнится, на планете Лулу я присел отдохнуть на пенёк, а тот оказался интеллектуальным. Тогда мы поболтали славно.

– Ах, если бы я знал, кто Она! – вздохнул племянник.

– А может, Она и не стоит этого? – осторожно спросила сестра.

– Что ты говоришь, мама! Она – Самая Совершенная во времени и пространстве, – пробормотал влюблённый с упрёком. – Я полюбил Её с первой же мысли. Как только понял, что Она теоретически существует, так и потерял покой. Но кто Она и где Она?! – воскликнул он в полном отчаянии.

Это печальное зрелище оказалось им не под силу, брат и сестра вышли на цыпочках, несчастная мать закрыла дверь и вновь потёрла глаза краем фартучка.

«А я-то… А я-то мечтал, что племянник пойдёт по моему пути и тоже станет настоящим путешественником», – подумал бывший астронавт с горечью, расхаживая по комнате в своей поношенной курточке из коричневой кожи. Ещё совсем недавно эта старенькая курточка была известна всему миру по газетным снимкам и телевизионным передачам. Аскольд Витальевич сшил её из кожи сатурнианского бегемота, которую самолично добыл на Сатурне. Нет-нет, он не был таким франтом, чтобы ради моды стрелять в животное! Просто сатурнианский бегемот раз в десять лет сбрасывал кожу, и на этот раз он сделал это специально для Аскольда Витальевича.

– Сто тысяч метеоритов… – пробормотал бывший астронавт и, погладив в утешение сестрицу по голове, вышел из дома. Он брёл по улице и бормотал себе под нос: – Ах, как подвёл племянничек, биллион биллионов метеоритов! Кто же теперь вместо меня будет искать приключения? Сам-то я уж на пенсии теперь. Поди ты, списали на землю. Полетал – и довольно, говорят.

Это случилось в тот день, когда он вернулся из своего последнего путешествия. На космодроме, как всегда, собралась толпа тех, кому не терпелось сейчас же услышать рассказ о новых приключениях своего кумира. Аскольд Витальевич присел на ступеньки вокзала и поведал несколько совершенно новых удивительных историй. Наслушавшись вдоволь, народ разошёлся, и тогда к астронавту подсел представитель отдела кадров.

«А не пора ли вам утихомириться, дорогой Аскольд Витальевич? – мягко произнёс представитель. – Попутешествовали – и хватит! Дайте теперь попутешествовать другим, тем, кто помоложе».

Они, то есть отдел кадров, застали его врасплох. И всё же великий астронавт возразил, сказал, что он вовсе не стар ещё и готов хоть куда, хоть за тридевять Вселенных. А что касается перегрузок, так даже трудно представить, сколько он может их выдержать…

«Знаем, знаем… – прервал его представитель, а в голосе его сквозило сомнение. – Знаем, вы ещё бравый мужчина! Но столько желающих путешествовать, что просто не напасёшься космических кораблей. На вашем счету уже тысячи приключений, и будет просто несправедливо, если из-за вас кто-нибудь так и не отправится в путешествие. Ни разу в жизни!..»

Великий астронавт чтил справедливость более всего и поэтому покорился, хотя даже не смог представить, как теперь будет жить без приключений…

– Неужели я не буду больше путешествовать? – шептал астронавт, шагая по улице.

Встречные уже не узнавали его, словно позабыли о его существовании. Во всяком случае, по тротуару совершенно запросто шагал самый прославленный путешественник, почётный член всех географических и астрономических обществ, и никто из прохожих даже не оглянулся ему вслед. А раньше-то, а раньше, когда он возвращался из очередного, ещё небывалого^[1] похода, от бесчисленных почестей не было спасу. И скромный, и суровый по натуре, великий астронавт прятался от ликующей публики по задворкам. Поэтому сегодня ему стало чуточку обидно.

«Ну да, конечно забыли… Теперь уже другие звездолёты и другие имена, – сообщил он себе печально. – И подвёл племянничек мой – надежда, единственный продолжатель рода знаменитых звездоплавателей, который я было основал. Что за прок от человека, потерявшего голову?..»

Вернувшись домой, он с горя первым делом отключил в кабинете земное притяжение. Когда астронавт ещё был знаменит, учёные подарили ему специальную машину, которая убирала притяжение. И человек в кабинете становился невесом. Астронавт переобулся в домашние туфли и начал плавать по комнате, продолжая рассуждать сам с собой.

Когда он немного успокоился, лёг в дрейф посреди кабинета и вполглаза задремал, в дверь громко постучали.

– Войдите! – крикнул астронавт недовольно.

В кабинет вошёл белокурый геркулес в юношеском возрасте. Гость тут же потерял равновесие и ухватился за дверную ручку. И дверь задрожала, зазвенела, точно струна, от его тяжёлой хватки.

– Вот это да! Я так и думал, что у вас и дома должно быть всё по-особенному, – заявил весело гость.

– Что же тут особенного? Естественные условия для отдыха, и всего-то, – пробурчал астронавт, поворачиваясь на бок.

– А, понимаю, – неизвестно чему обрадовался гость.