Полозов. Дыхание пепла. Том 1

Виктор Викторов

Глава 1

В последний раз повернувшись перед старым овальным зеркалом, Пётр счёл внешний вид вполне сносным. Парадный серый сюртук из камлота, белая сорочка с воротником-стойкой и шёлковый шейный платок, повязанный с лёгкой небрежностью, могли выдать его за столичного франта только лишь тем, кто совершенно не разбирается в столичной моде.

Петя в моде не разбирался, и к собственному гардеробу относился с лёгкой небрежностью. Его скромным нарядам не равняться с лоском городских щеголей.

Для них одежда была лишь отражением собственного статуса в обществе, которое моментально подметит и слегка потёртые обшлаги его сюртука, и начищенные мелом медные пуговицы. Вот только у парня были немного иные приоритеты, нежели тратить финансы на пускание пыли в глаза окружающим.

Довольно ощутимый дискомфорт доставляла лишь плоская бархатная коробочка, находящаяся во внутреннем кармане сюртука, ледяным холодом обжигающая грудь.

Это очень нервировало, поскольку если то, что в ней находится, вырвется на свободу, ремонтом комнаты всё не ограничится. Нужно будет отстраивать поместье. Вот только людям в нем будет уже всё равно.

И Петру именно сегодня нужно было убрать эту гадость из поместья Державиных и доставить заказчику. Такой был уговор, а слово Полозов держал всегда.

– Сегодня твои именины, – проворчал парень отражению, пригладив порядком отросшую густую чёлку, норовившую залезть в глаза. – Так что, тебе придётся раскошелиться на цирюльника.

В конце концов, с сегодняшнего дня ему положено денежное довольствие, как ступившему на прямую дорогу к совершеннолетию. Не очень много, но это существенно упростит ему жизнь.

Настойчивый стук в дверь заставил его едва уловимо поморщиться.

– Петя Захарович? Вы уже встали? Петя Захарович?

«Одно и тоже! – вздохнул парень. – Петя Захарович… Похоже, с этим уже ничего не сделать. Но сегодня не буду портить себе настроение и осаживать зарвавшуюся девицу. Сегодня у меня другие планы».

Маруся, одна из служанок его дядюшки, была доброй и милой девушкой, при этом являясь эталоном пренебрежения к элементарным правилам приличия. То она ввалится со своей крестьянской непосредственностью к нему в ванную, чтобы: «ну как можно в ледяной воде-то мыться. Захолонете, Петя!». То начнёт при гостях накладывать ему полную тарелку еды, тем самым выставляя его каким-то обжорой. Никакого такта, но этого уже было не исправить.

Да и относились к ней уже скорее, как к члену семьи, чем к обслуге.

Марусе бы давно указали на дверь, не будь она расторопна по работе настолько, насколько бесцеремонна и по-своему наивна. Вот только в поместье Державиных к остальной прислуге тоже относились с уважением из-за дядиных принципов. Парень с удовольствием что-то бы подправил в этом, но, формально, он находился не на своей территории.

Последней её выходкой был ночной визит к юноше в комнату, где Маруся с недвусмысленными намёками и грацией парового локомотива вознамерилась сделать из него мужчину, видимо считая, что для парня это будет новый опыт.

Пётр до сих пор не мог досконально вспомнить, что он, ошарашенный этой святой простотой, смог ей наплести, чтобы выставить, наконец, Марусю из своей комнаты, но, с помощью каких-то небесных сил, ему это удалось.

Не то, чтобы он трусливо шарахался от противоположного пола, или что-то во внешности Маруси его смущало – нет. Наоборот, она была миленькая, и подобные случаи в обществе повсеместно практиковались с молчаливого одобрения родителей взрослеющих юношей. На это смотрели сквозь пальцы, если вовсе не одобряли.

Вот только спать с собственной служанкой, а тем более с Марусей, Пётр считал совершенно лишним. А проблемы на данном этапе жизни, ещё, как минимум, пару лет, ему были абсолютно не нужны.

Он терпеть не мог, когда его называли простецким «Петя». Чудилось ему что-то мещанское в этом. Петей или Петькой можно было назвать одного из оборванцев, которые промышляют на Второй Базарке, но никак не молодого, практически совершеннолетнего, юношу-аристократа.

– Петя Захарович! – приоткрытую дверь просунулась белокурая голова. – Вас дядюшка уже второй раз изволили спросить. Завтрак стынет!

– И тебе доброе утро, Маруся, – вздохнул парень, скрипнув зубами. – Передай дядюшке, что я сейчас буду. Это всё?

– Хорошо, – посветлела лицом девушка. – А Захару Андреевичу что сказать? Он тоже интересовался.

– Какому Захару Андреевичу? – спустя несколько секунд переспросил Петя, чувствуя, как от ярости кровь начинает стучать в висках.

– Так батюшке ж вашему, – удивилась Маруся. – Полозов Захар Андреевич уже как час изволили прибыть. Чаёвничают с Демьяном Остаповичем в гостиной.

Интересоваться у девушки, какого рожна у них в доме делает этот человек, который по недоразумению считался его родителем, Петя, понятное дело не стал. Не ей эти вопросы нужно было адресовать.

* * *

– Доброе утро, Демьян Остапович, – Пётр вежливо поприветствовал хозяина дома, полностью игнорируя расположившегося напротив дяди мужчину. – Мария доложила, что вы меня уже второй раз спрашиваете. Что-то срочное случилось?

– Пётр, – Демьян Остапович резво поднялся с кресла, шагнув навстречу Пете. – Ну иди я тебя обниму, дорогой! – радостно взревев, он расставив громадные ручищи. – Именинник!

Напустив невозмутимый вид, Пётр позволил себя сграбастать в медвежьи объятия, моля, чтобы не пришлось звать лекаря после эдакого проявления искренней радости. Оказаться на больничной кушетке со сломанным позвоночником – явно не лучший подарок на шестнадцатилетие. А Державин мог. Дури в нём хватало.

– Дядюшка, если вы вознамерились меня задушить, смею заверить, что вы на правильном пути, – просипел Пётр, старательно выговаривая слова, несмотря на подступивший к горлу комок. Глаза почему-то защипало. Ситуацию спас естественный жест, которым юноша помассировал переносицу, словно натёртую длительным ношением пенсне.

Вот только пенсне Петя не носил.

– Орёл! – громыхнул гордый голос Демьяна Остаповича. – Настоящий Полозов. Петя, прими мои искренние поздравления!

– Благодарю вас, – выверенный поклон был давно отработан, но в этот раз, почему-то оказался постыдно смазан.

Очень возможно потому, что кланялся Пётр исключительно Демьяну Остаповичу, стараясь, чтобы даже тень не дёрнулась в сторону спокойно сидящего в кресле отца.

Не достоин он его поклона. И никогда не будет достоин.

– Я наслышан, что этот день у тебя был распланирован по собственному усмотрению, – понимающе подмигнул дядюшка. – Но, мы бы попросили тебя задержаться. Есть разговор.

– Демьян Оста…

– Пётр, я бы попросил, – исправился дядя, поняв ошибку. – Я… тебя очень прошу… – тихо добавил он. – Всего полчаса. Ну?

– Как будет угодно, – вздохнул парень, взглянув на единственное свободное кресло, которое, вот незадача, стояло ближе к его отцу, нежели к дяде.

Ещё это проклятый холод в груди, который начал пульсировать, грозя вырваться на свободу в присутствии одарённых. Видя, что мужчины не насторожились, парень расслабился. Не почувствовали сейчас, значит и не почувствуют вообще.

Секунду поколебавшись, Петя твёрдым шагом направился к предмету мебели, решив, что двигать кресло он не станет, чтобы не доставлять этому столичному хлыщу повода для острот.

Он же не барышня из пансионата девиц благородного сословия, так что и вести должен себя соответственно. И если было угодно именно так расставить мебель, то – пусть.

Пётр понимал, что Демьян Остапович не терял надежды помирить его с отцом и попыток своих не оставит никогда. Дядюшку он безмерно уважал. Ровно настолько, насколько с презрением относился к собственному родителю, убеждая себя в глубине души, что им движет не обида на отца, которой Захар Андреевич также не достоин, а именно презрение.

Бесконечное презрение к человеку, который предал собственного сына, отправив его из столицы в этот глухой забытый угол. Словно выбросил на помойку.

И всё бы ничего, но на долгие десять лет он вообще забыл о существовании Петра, а сейчас вот явился, как ни в чём не бывало, и преспокойно гоняет чаи с дядюшкой. Поразительная наглость.

«Спокойно, Пётр! Не позорь дядю, позволяя чужим людям упрекнуть Демьяна Остаповича в том, что тебе не было дано соответствующее воспитание. Ты за всё сможешь выставить счёт, когда придёт твоё время. А пока, держи себя в руках».

Аккуратно приподняв полы сюртука, Пётр уселся в мягкое кресло, стараясь, чтобы между спиной и спинкой кресла оставалось чётко выверенное расстояние.

– Маруська! – гаркнул дядюшка. – Сколько можно там возиться? Где третий прибор? Или ты думаешь, что Пётр не голоден?

Равнодушный немигающий взгляд отца парень выдержал не то, чтобы спокойно, но глаза не отвёл до последнего. После того, как Захар Андреевич моргнул, Петя счёл, что это маленькая, но – победа, не заметив снисходительно опущенных уголков губ родителя.

– С днём рождения, Петя! – произнёс отец. – Я рад видеть тебя в добром здравии. Хорошо выглядишь, сын!

– Вашими молитвами, князь, – Пётр почувствовал, как холод старается проникнуть поглубже в грудь. На миг показалось, что произнеси он ещё что-то – изо рта вырвется клуб холодного пара. – Вот только не стоило свидетельствовать своё почтение лично. Достаточно было обыкновенной открытки, отправленной почтовым курьером.

---