Сочинение без шаблона

Алиса Коротовских

© Коротовских А. М., 2024

© Ефремова Т. А., иллюстрации, 2024

© Рыбаков А., оформление серии, 2011

© Макет АО «Издательство „Детская литература“», 2024

О конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2023 году подведены итоги уже восьмого конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей, первая любовь и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. На начало 2024 года в серии уже издано более 60-ти книг. Готовятся к выпуску повести и романы лауреатов восьмого Конкурса. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, педагоги, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса Ассоциации книгоиздателей России «Лучшие книги года» (2014) в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию. В 2023 году серия книг вошла в пятерку номинантов новой «Национальной премии в области детской и подростковой литературы» в номинации «Лучший издательский проект».

Сочинение без шаблона. Повесть

На черновик. Ветер в голове

Качели за лето стали ужасно, несправедливо низкими.

Нет, конечно, Маша понимала, что это она сама виновата – отрастила себе длинные ноги, причем как-то незапланированно и враз. «Девушка с обложки!» – гордо цокала языком мама, глядя на ее вытянувшуюся фигуру. Голос у нее при этом становился такой сладкий, умильно-сиропный.

Ага, «с обложки». Волосы из тугого хвоста вечно торчат во все стороны, штаны короткие, и скобки на зубах. Конкурс «Мисс мира», поощрительная грамота за участие.

Знала ведь мама, что Маша от этой «обложки» бесится, а все равно повторяла себе на радость.

Кошмар.

Но особенно обидно было из-за качелей – облезлых, скрипучих, но самых высоких во всех окрестных дворах. На других же площадках за этот год понаставили всякого разноцветнопластикового ширпотреба: низенькие горочки, низенькие лесенки – все под рост детсадовцев, как будто детство теперь должно было кончаться уже в шесть лет. А к августу свалилось новое огорчение: даже последние верные качели стали Маше малы. Теперь приходилось подгибать ноги и скрещивать их под сиденьем на излете, чтобы не шаркать по песку.

Но качаться все равно было хорошо. День стоял тихий, сонный, и уже кралась по улицам первая осенняя прохлада, понемногу забирая тепло у остывающих панельных стен. Двор перерезала наискосок синяя геометрическая тень нависающей над ним пятиэтажки. Маша взлетала из этой тени навстречу слепящему солнцу и, отпустившись, вытягивала руки вперед, чтобы коснуться ускользающей кромки света кончиками пальцев. Почти дотрагивалась – и падала вместе с качелями обратно.

Вверх – и вниз. Свет – и тень. Тепло – и холод.

Хорошо было вот так, как всегда, как в детстве, чертить ветром в воздухе дуги и слушать мелодию свиста в ушах. Хорошо было провожать так последние дни лета. Хорошо – и щемяще жалко.

– Юр, ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – спросила Маша.

Мальчик на соседнем сиденье не обернулся. Он тоже ловил солнце: запрокинув голову и зажмурившись, тянул шею, подставлял лучам смеющееся лицо. И брызги веснушек словно вспыхивали от этого еще ярче и принимались танцевать на его щеках. Интересно, насколько это солидно – иметь веснушки в четырнадцать лет?

– Я? – Юрка обернулся. – Я поэтом буду, конечно.

– Нет, серьезно.

– Совершенно серьезно. Вторым Пушкиным.

– Какой ты скромный! – Маша хотела пихнуть его в бок, но не достала: далеко.

– Ну ладно, не Пушкиным. Пушкиным был бы Лёшка.

– Почему?

– Он тоже кудрявый.

– Только поэтому? Бана-альщина! Так только прозвища сочиняют! – Девочка фыркнула. Она знала, что ее шутливые упреки друга никогда не кололи: Юрка просто не умел обижаться.

– Хорошо. Тогда… – Он задумался, далеко откинувшись назад и повиснув на руках. – О, знаю! Тогда Лёшка был бы Лермонтовым. «Белеет парус одинокий…» и всякие «Мцыри». Ты не смотри, что он физик, вундеркинд. Натура все равно романтическая.

– Предположим. – Маше понравилась эта игра. – А Сева?

– А С ева – это, конечно, Есенин.

– Потому что он тоже из деревни приехал?

– Да нет, не только. Они правда похожи. Ну, знаешь: «Гой ты, Русь моя родная!» – и все такое. Народные мотивы.

– У Есенина не только про Русь.

– И у Севы не только.

Маша глядела в окна дома напротив – и отражение неба в стекле взлетало и падало вместе с ней.

– Ладно, принято. А я?

– Ты… Наверное, Ахматова. Или Цветаева. Тут сложно, ты ведь женщина. Я других поэтов-женщин и не знаю.

– А я знаю: Зинаида Гиппиус.

– Например?

– Например, «Надпись на книге». – И Маша замолчала.

– Ну так рассказывай!

– Прямо сейчас? – смутилась она.

Глянула по сторонам – пусто, тихо. Не отвертеться.

– А когда? Давай, Маш, сама же все это начала! Стесняешься, что ли?

– Вот еще!

Девочка глубоко вдохнула, как перед ударом по струнам, как перед новым куплетом, и затараторила строчки – гладкие, переливчатые, чуть горьковатые на вкус:

Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю…
Я все уединенное,
Неявное люблю.

Я – раб моих таинственных,
Необычайных снов…
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов…

С хрипом и скрежетом рассекали воздух ржавые качели.

– Красиво!.. – сказал Юрка.

И они снова замолчали. Ветер – в лицо и в спину, солнце – вдалеке и на кончиках пальцев, всё – как и прежде.

Но Маше вдруг стало обидно. Обидно, наверное, за то, что все эти взволнованные и трепещущие, почти сокровенные слова слишком быстро утонули в скрипе качелей и коротком блеклом «красиво». А чего она ждала? Благоговейной тишины, всплеска аплодисментов и чтобы из распахнутых окон пятиэтажек полетели цветы, восторженные возгласы, аханья, звонкое «браво!»?..

Она отмахнулась от злых, насмешливых фантазий. «Красиво» – и всё.

А что еще-то надо? Дурочка!

«Ду-роч-ка», – мысленно повторила по слогам.

А потом ей стало стыдно – за странные, наверняка никому, кроме нее, не нужные и не интересные стихи и за странную себя. И еще больше стыдно за волну всех этих тихих, но сильных, мятущихся чувств, что родились в ее сердце всего лишь от восьми рифмованных строчек и понеслись, сметая все на своем пути. «Опять развела драму на ровном месте», – сказала бы мама.

Нет, нормальные люди, конечно, не читают стихов.

– А я… Во, точно! – Юрка заболтал ногами в воздухе. – Я – Маяковский.

– Ты у же ознакомился? Неужели! Он же только в девятом классе начинается.

Маше захотелось ужалить побольнее, задеть его своей едкостью в отместку за что-то неприятное и жгучее, что заворочалось у нее в горле. Но Юра этого не понял, не почувствовал.

– Ну и что? Я для себя читал, а не в школу.

И он произнес, взлетая на качелях, как-то очень сильно, резко, вдохновенно-звеняще, как-то очень чисто и очень по-взрослому:

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

И Маша подумала, что это и правда про него, про Юрку. Про будни и краску. Про музыку из ничего. И что так, наверное, и надо это читать.

---