Рейдж забирается на пассажирское сиденье и оглядывается на меня:

– Ты идешь? «МакКарти»? Красно-бело-синие блинчики?

У меня текут слюнки при мысли обо всей этой вкуснятине.

– Не могу. Мне надо на работу.

Бабушка с ее сверхострым старушечьим слухом широкими шагами подходит к грузовику.

– Ты же не собираешься опять работать в день Господень, Мигуэла?

Разве недостаточно того, что я одеваюсь в эту нелепую девчачью одежду и сижу в этой душной церкви по часу каждую неделю? Кроме того, что она знает о работе? Да, она волонтерит по всему городу, но каково это – быть рабом за минимальную зарплату? Она ничего об этом не знает. Я люблю бабушку, но это уже слишком.

– Собираюсь, абуэла. Я нужна им.

Она сощуривает глаза.

– Даже Бог отдыхал на седьмой день, m’ija^[6] .

Что ж, тогда ему не следовало заражать Сару ротавирусной инфекцией. Хорошо, что я не сказала этого вслух, иначе это вызвало бы такую чертову бурю, от которой меня не спас бы никакой зонт.

– Сара заболела, я должна выйти за нее.

– Ох. Что ж, тогда это по-христиански. – С этими словами она бесцеремонно убирает прядь с моего лица.

Бабуля одобряет, что я делаю? Это все равно что увидеть единорога, скачущего галопом по главной улице. К счастью, она уходит и возвращается к компании взрослых.

– Ты начала статью про Реформацию? – спрашивает Рейдж, высунувшись из окна грузовика.

Я пристально смотрю на него:

– Ого. Пока нет, пап. Тем более сейчас выходные. Не напоминай мне о школе.

Рейдж улыбается уголком губ.

– Действительно, тебе ведь не нужно улучшать оценки. Но некоторые из нас еще не получили досрочное зачисление в университет мечты!

Его тон кажется каким-то резким. Рейдж ведет себя странно с тех пор, как я получила письмо из Калифорнийского университета.

– Тшш! – шиплю я и оборачиваюсь на бабушку, чтобы убедиться, что она – или кто-то другой – не услышала его слова. В маленьком городе трудно сохранять секреты.

Рейдж высовывается из окна и вытаскивает книгу из моего рюкзака, как будто нам все еще по шесть лет.

– Может быть, ты бы уже сделала задание, если бы не тратила все свободное время на чтение этого мрачного дерьма, – говорит он, листая страницы романа Валгейта.

Я вижу, как суперобложка уже скручивается в его руках. Я вырываю книгу и сильно бью Рейджа по руке.

Барри наклоняется и спрашивает:

– Ты придешь сегодня на ярмарку?

– Нет, боюсь, мой календарь полностью расписан.

– Уверен, так оно и есть. Я заеду за тобой в семь, – усмехается он в ответ.

– На этом монстре? Ни в коем случае. Если я пойду, то с Зи. – Я не собираюсь идти, но если скажу это прямо, мне достанется за это.

Барри пожимает плечами и выглядит слегка обиженным за свой новый грузовик.

– Как знаешь.

Я ударяю Рейджа кулаком, машу на прощание бабушке и ухожу в направлении книжного магазина. День солнечный и теплый, но легкий холодок свидетельствует о скором наступлении темноты. Я люблю начало ноября в Вермонте. Толпы туристов, разглядывающих листву, иссякли, а лыжники еще не приехали. Не успев пройти и квартала, я поздоровалась уже с полудюжиной человек. В Стоу все друг друга знают. Если услышишь сирену в течение дня, то к шести часам будешь знать, что произошло и где.

Когда я прихожу на работу, в книжном магазине уже много людей. Местные жители ищут увлекательное чтиво, чтобы было с чем посидеть на лавочках до того, как начнет падать снег. Я радуюсь, когда наступает послеполуденное затишье и удается навести порядок в магазине. Мне нравится расставлять книги по местам, нравится, когда все чисто и опрятно. Это нравится мне гораздо больше, чем общение с людьми. Тогда почему я работаю в магазине? У этого есть две причины: персонал и скидка.

Я упорядочиваю раздел «Биографии»: какой-то богатый белый парень из Коннектикута ранее устроил в нем хаос, пытаясь найти книгу о другом богатом белом парне.

Повернувшись к следующему книжному шкафу, я слегка подпрыгиваю, увидев кого-то, стоящего перед секцией фантастики и ужасов. Я могла поклясться, что была единственным человеком в магазине. Затем я приглядываюсь повнимательнее.

О. Боже. Мой.

Горячий парень из церкви!

Он переоделся в темные зауженные джинсы, накрахмаленные и приталенные, и легкий свитер, облегающий его грудь и плечи. Его волосы более взъерошены, как будто он часто проводит по ним рукой, и на нем австралийские ботинки «Бландстоун».

Я люблю парней в таких ботинках.

Мне стоит заговорить с ним, но как? Общение дается мне нелегко. Не говоря уже о том, что у меня было всего трое парней и я знала их всю свою жизнь, поэтому никаких представлений не требовалось.

Я притворяюсь, что хочу заняться сортировкой в разделе истории прямо рядом с ним, и, хотя продолжаю смотреть на полки, почти сразу снова чувствую жар его взгляда.

– Простите, вы работаете здесь?

О черт. Он заговорил со мной. У меня все сжимается внутри. Я медленно поворачиваюсь, прижимая книгу «Вермонт: Призрачная история» к груди, как щит.

– Да?

Это звучит как вопрос, словно я спрашиваю его, работаю ли здесь. Но затем я смотрю на него и забываю каждое глупое слово, которое когда-либо говорила.

У него огромные глаза, и вблизи кажется, что карий цвет движется, как будто его взболтали. И его кожа настолько идеальна, что, черт возьми, почти светится. Он буквально самый красивый человек, которого я когда-либо видела в реальной жизни, и в этот момент я понятия не имею, что делать со своими руками, как стоять, как даже дышать, поэтому просто немного раскачиваюсь взад-вперед. Внезапно холодая дрожь страха пробегает по спине, а затем она медленно сменяется теплом, как сухая ветка, которая попадает в пламя.

– У вас есть последняя книга Данте Валгейта «Последнее сошествие»?

Фанат ужасов во мне оживляется.

– Я только начала ее! Валгейт – мой любимый автор.

– Мне нравится все, что он написал. Но моя любимая книга – это «Смертельная комедия», – с улыбкой говорит он.

– Моя тоже! Однажды я даже отправила Вал-гейту на почту письмо, сказав, как сильно похожа на Марию из этой книги. Он так и не ответил. – Я небрежно пожимаю плечами, хотя в то время мое фанатское сердце было разбито. – Вы следите за списком рассылки?

– Я проверял его раз или два. По-моему, там слишком много троллей.

– Это точно, – киваю я.

Он все еще улыбается. Почему?

– Так… у вас есть эта книга?

– Ох! Точно! – Румянец вспыхивает на моих щеках. – Простите, но мы распродали все экземпляры в первый же день. Так что пока ждем новую поставку.

На самом деле в церкви я читала последний экземпляр из первой партии, но черта с два я скажу ему об этом. Не важно, насколько он горяч, я год ждала эту книгу, а прочитала пока только четверть.

– Они придут на следующей неделе, вы еще будете в городе? – Спокойнее, Мика, спокойнее.

– Черт. Я надеялся начать читать сегодня. Я взял с собой только три книги и уже прочитал их.

– Мне приходится брать с собой по шесть книг на каждую неделю каникул, – со смехом произношу я.

Он поднимает руки.

– Аналогично. Мои друзья никогда не понимают, почему я не могу почитать электронные книги, когда закончились бумажные.

– Фу! Электронные книги просто…

– Другие, – одновременно говорим мы и улыбаемся друг другу.

Он все еще смотрит мне в глаза, и у меня потеют ладони. Я осторожно вытираю их о рубашку и аккуратно откладываю книгу, которую все это время держала в руках, на полку. Потом я просто смотрю на корешки.

– Это тебя я видела сегодня утром в церкви? – выпаливаю я.

– Да. И я тоже видел тебя.

Эта улыбка. Всего лишь небольшой изгиб его полных губ, но от ямочек, которые появляются у него на щеках, мое сердце бьется быстрее.

– Я раньше не видела тебя.

– Я снял дом на Коттедж-Клаб-роуд на пару недель. Я здесь в отпуске…

– Ох… – Я прозвучала разочарованной. Я разве прозвучала разочарованной? Боже. Как унизительно. К счастью, он, кажется, не заметил.

– Я видел эту церковь на всех фотографиях Стоу, и мне просто было интересно, как она выглядит изнутри. Моя семья не особо верующая.

– Тебе повезло. Моя абуэла таскает меня туда каждое воскресенье. – Я смеюсь.

Он немного склоняет голову набок, как птица. Очень красивая птица.

– Абуэла?

– Прости, это бабушка по-испански. Я родилась в Пуэрто-Рико.

– И переехала в Вермонт? Небольшое изменение климата, да?

– О да. Так и не могу понять, почему бабушка захотела покинуть остров и переехать в это ледяное место.

– Вы переехали из-за родителей?

– Нет. Мама умерла, а отца я не знаю.

Что ж, это правда, но нет ничего лучше, чем вывалить на великолепного незнакомца свою печальную сиротскую историю. Мне действительно нужно поработать над техникой флирта.

– Мне жаль.

И по его выражению лица понятно, что он говорит искренне. Оно смягчается, а глаза становятся стеклянными. И все, чего мне теперь хочется, – развеселить его. Мне в голову приходит идея, и я прохожу через магазин и становлюсь за кассу.

– Ты можешь взять мой экземпляр.

Не понимаю как, но мне удается: он снова улыбается. Я опускаю руку под прилавок, куда засунула рюкзак, и слышу, как он подходит с другой стороны.

– Послушай, это правда мило, но я не могу забрать твою книгу.

---