– Перемена же вот-вот кончится, – заметил я, – не успеем мы ни о чём поговорить.

– Очень срочно, очень просил.

Ну раз очень, зашёл в директорскую, это соседний кабинет с учительской, и там даже предбанник есть с секретаршей.

– Меня тут видеть хотели, – сказал я секретарше Олечке, молоденькой и очень стеснительной девочке только что из пединститута.

– Да-да, конечно, – встрепенулась она, – заходите, Оксана Алексеевна ждет вас.

Я и зашёл в кабинет – директорша, дама очень средних лет с накрученным шиньоном на голове, это теперешняя мода такая, встретила меня укоризненным взглядом из-под очков с большими положительными диоптриями.

– Здравствуйте, Оксана Алексеевна, – вежливо сказал я, – вызывали?

– Присаживайтесь, Антон Палыч, – кивнула она на стул, – простите, что во время перемены – дело очень срочное.

– Слушаю вас со всем вниманием, – почтительно склонил голову я.

– Вы наверно знаете, что наша хоккейная команда вчера играла с канадцами?

– Вообще-то я не очень большой поклонник хоккея, но да, газеты читал, – ответил я.

– Так вот, они вчера уже сыграли первый матч, но из-за разницы во времени с Канадой его у нас покажут только сегодня вечером.

– Надо будет посмотреть, – пробормотал я.

– Однако уже просочились сведения, что мы победили, причём с разгромным счётом.

– Что вы говорите!?

– Так вот, хочу вам предложить организовать завтра какое-нибудь мероприятие в честь этой победы.

– А почему мне, а не физруку? У него кстати и фамилия хоккейная, Фирсов.

– Вы не хуже меня знаете Тимофей-Андреича, – ответила директорша, – и наверно понимаете, что организовать он ничего не сможет… разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё выпьет. А вы, насколько я знаю, человек молодой и спортивный, каждое утро на стадионе бегаете.

Надо ж, подумал я, и эта всё про меня знает.

– Понял, – ответил я, – мне надо подумать… до вечера я что-нибудь набросаю, а там вы пройдётесь рукой мастера по этим наброскам, и всё заиграет, – попытался я подлить немного елея. – В пять вечера, скажем, я к вам зайду, ладно?

– Хорошо. В помощь вам я думаю назначить Софью Ивановну.

– Англичанку?

– Ну да… в Канаде же на английском говорят, значит ей и карты в руки.

– Я не против, назначайте, – ответил я и убежал на следующий урок.

Англичанка эта, Соня которая, была единственной (не считая секретарши Оленьки конечно) более-менее молодой учительницей в нашей школе, а так-то тут преобладали либо старые грымзы или просто безобидные пожилые женщины. Даже пионервожатая у нас и та имела весьма солидный возраст и смотрелась с красным галстуком на шее очень странно. И ещё тут значились физрук с трудовиком, составлявшие вместе со мной мужской триумвират школы – вот собственно и весь наш коллектив. Школа расположена в новом микрорайоне города с гордым номером «7». Ну как новом… относительно – построен он лет 8-10 назад и состоит чуть менее, чем целиком, из стандартных четырёхподъездных хрущоб, элегантно выстроенных в каре и квадраты. О, а это англичанка Соня мне навстречу попалась.

– Антон Палыч, – жалобным тоном обратилась она ко мне, – меня тут директриса подписала на какое-то непонятное мероприятие завтра…

– Не волнуйтесь, Софья Ивановна, – бесит меня что тут всех надо по отчеству, но ничего не попишешь, дресс-код такой, – а лучше приходите к директору в пять часов, там всё и обговорим.

– Так я на вас надеюсь, Антон Палыч?

– Конечно, – улыбнулся я, – надежды, они не только юношей, но и девушек питают, как сказал товарищ Ломоносов.

Соня покраснела, но ничего отвечать не стала, а вместо этого быстро скрылась за поворотом – там у нас лингафонный кабинет значился. К слову от лингафонности в этом кабинете одно название, никакой техники, помогающей подрастающему поколению изучать иностранные языки у нас отродясь не было… ну стоят там на столах непонятные коробочки с гнездами для наушников, только ни к чему они не подсоединены, да и магнитофонов там никаких нет. Так что всё по старинке, всё с голоса.

А у меня сейчас урок геометрии в восьмом Б, это вот сюда, второй этаж прямо напротив пионерской комнаты. Звонок как раз звенит, заходим и осматриваемся.

Восьмой-Б

– Здравствуйте, ребята, – громко сказал я, проходя к столу.

– Здрасть… – на разные голоса ответили ребята.

Этот класс попроще, конечно, чем десятый, где Алла и Половинкин, но ненамного. И есть у него одна неприятная особенность – на последней парте по центру сидит двоечник и балбес Вася Дубин, который ненавидит меня, как… ну я не знаю, как Сальери Моцарта что ли. В категориях 21 века его бы назвали моим персональным хейтером. Ну и делает он всё, чтобы усложнить мне жизнь – вот и сейчас не встал, как остальные, приветствовать учителя, а продолжил сидеть, развалясь и выставив длинные ноги в проход. Да и хрен бы на тебя положить, Вася, подумал я, открывая журнал.

– Ну что, друзья мои, начнём что ли? – обратился я персонально к Анечке Сойкиной, отличнице и старосте. – Кого нет в классе?

– Все здесь, Антон Палыч, – встала она, – все тридцать семь человек.

Да, классы у нас большие, до сорока человек доходят, а букв в каждом потоке не А-Б и не А-Б-В, а даже и до Д случается – в жизнь вступает поколение детей, родители которых появились на свет в тридцатые годы. Тогда был взлёт рождаемости, в эти туманные тридцатые.

– Давайте проверим, как вы справились с домашним заданием, – и я углубился в журнал.

Знаю, что никому неохота к доске идти, сам таким был, но ничего не поделаешь, правила в жизни соблюдать надо… Сойкину бы вызвать, она всё оттарабанит за пару минут, да я её вчера вызывал. А Дубина ну его в задницу, дубину такую, он мало того, что ничего не знает, так ещё и выкинет какое-нибудь коленце у доски. Так что пусть это будет Ванечка Красногоров, твёрдый троечник и парнишка без единой отличительной особенности, весь средний какой-то.

– Красногоров, – провозгласил я, класс коллективно вздохнул с облегчением, а Ванечка с отчаянием. – Иди к доске, покажи свои знания.

Тот обречённо поплёлся, куда было сказано.

– Что было задано на дом? – спросил я.

– Так эта… – попытался потянуть время он, – про векторы чего-то… равенство и сложение…

– Правильно, – сверился я с журналом, – скажи нам, при каких условиях два вектора будут равны, и я тебя сразу отпущу.

Экая и мекая, Ванечка через пять минут сумел таки сформулировать теорему о равенстве векторов, и я сразу отправил его на своё место, занеся в журнал заслуженный трояк.

– Ладно, больше я спрашивать вас ничего не буду, а лучше запишите-ка новую тему – координаты векторов и их применение при решении различных задач.

Все дружно заскрипели руками, один только Дубин на задней парте не пошевелился.

– Дубин, – сказал я ему, – а ты чего сидишь, как роза майская? Писать нечем?

– Ручка у меня есть, Антон Палыч, – отозвался он, убрав, впрочем, ноги из прохода, – мне другое неясно…

– И что же тебе неясно – поделись с товарищами, – поднял я брошенную им перчатку – ясно же, что сейчас гадость какую-нибудь скажет, но и заметать мусор под ковер неправильно.

– Зачем нам эти векторы нужны, непонятно, – продолжил он уже с некоторым нажимом, – да и вся эта геометрия тоже. В жизни-то оно хоть раз пригодится?

– О жизни, значит, решил поговорить? – сказал я, – а что ты, собственно понимаешь в этой жизни?

– Да уж побольше, чем вы, – с вызовом ответил Дубин и опять выставил свои ноги в проход. – В институтах учиться я не собираюсь, а собираюсь стать рабочим классом и зашибать вдвое больше денег.

– Всё сказал? – с неприязнью отвечал я.

– В общих чертах да, – выдал он неожиданно умную фразу.

– Ну хорошо, давай поговорим о жизни, – согласился я, – ребятам, наверно, это тоже интересно, да?

Ребята дружно загудели в том смысле, что да, сильно интересно.

– Вот смотри, Дубин, родители у тебя кто?

– Будто не знаете, – вызверился тот, – рабочие с нашего Завода.

– И какие у них интересы, у родителей твоих?

– Будто не знаете, – повторил, как заевшая пластинка, Дубин, – у папаши нажраться и забить домино во дворе, а у матери закрутить сто банок огурцов на зиму, а потом перемывать кости знакомым с соседями.

– И ты что, точно хочешь повторить их путь?

– А что плохого-то в этом?

– Плохого ничего, но и хорошего немного. Советская власть даёт вам уникальный шанс стать практически кем угодно, вплоть до министра и космонавта…

– Не, в космонавты я не гожусь, – перебил меня Дубин, – ростом слишком большой, а я слышал, туда выше 170 см не берут.

– Ну ладно, от министра до народного артиста, в артисты с твоим ростом возьмут?

– Наверно, – в замешательстве сказал Дубин.

– Вот о чём я и говорю – а вы всё обратно в своё болото хотите залезть… а насчёт геометрии… так я вам честно скажу, пригодится она в будущей жизни процентам 10-15 из вас… ну там посчитать площадь стен при поклейке новых обоев или рассчитать, сколько нитрофоски понадобится на пять соток приусадебного участка. Но тут надо шире смотреть…

– Куда шире-то? – спросил Ванечка, слушавший до этого меня с открытым ртом, как и обычно, впрочем.

– Понимаешь, Ваня, – ответил я ему, – наш мозг это очень сложная система, которую надо время от времени тренировать. Вот если ты не будешь нагружать мышечную систему, то что наступит?

---