Парад скелетов

Сергей Самаров

Пролог

Когда я улыбаюсь, дети, находящиеся рядом, начинают плакать. Хотя я от природы человек не злой, а некоторые, исключительно по наивности, называют меня даже добрым. При этом прекрасно понимаю, что есть в природе дети, при появлении которых на близлежащем горизонте взрослые начинают истово креститься. Так вот, при моем появлении и сопутствующей улыбке даже эти дети плачут. Но что поделать, если таким меня создал Господь. Он ничего случайно не делает, во всем присутствует целесообразность. Правда, я не всегда правильно оцениваю целесообразность собственного появления на свет, но это, видимо, из-за отсутствия смирения в душе…

Что удивительно, если не улыбаюсь, то никто не обращает внимания на мое лицо. Красавцем не считают, но и не пугаются. Но беда в том, что я человек от природы веселый, люблю шутить и улыбаться. Последнее иногда чревато последствиями. Инфарктов не зафиксировано, но слезы, особенно детские, видеть приходилось.

– Кот, а почему ты пиво не пьешь?

Лейтенант Сколотов в нашей роте единственный офицер, который любит пиво больше любых других напитков.

– Потому что вреднее пива только колбаса…

– Какая колбаса? Ты о чем? Я – о пиве…

– Да любая колбаса, кроме домашней. Если ее люди для себя делают, тогда есть можно. Хотя это тоже зависит от того, кто делает и как. А если на продажу, тогда тоже нельзя. Все, что душе угодно, в такой колбасе найти можно.

– Даже танк…

– Да бога ради. Только в разобранном виде. А любая магазинная, что с мясокомбинатов, – это вообще отрава. Особенно та, которую рекламируют. Как и пиво.

Сколотов огорчился, осознав, что ему меня не уговорить «на пивко». Все же сделал еще попытку:

– Была бы у тебя теща, ты бы не только пиво пил… Слышал такой анекдот? «Пап, пап, смотри, бабушка по скверику зигзагами бежит!» – «Кому бабушка, а кому теща. Давай, сынок, еще два патрона!» Это как раз про мою…

Но у меня зазвонила трубка, я вытащил ее почти с удовольствием, посмотрел на определитель, узнал номер комбата и сказал демонстративно бодро и громко:

– Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Старший лейтенант Котовский?

– Да, товарищ подполковник. Это я. Слушаю вас.

– По голосу не узнал…

– Долго жить буду.

– Очень тебя попрошу, Платон, постарайся. Ты где сейчас?

– Домой отправился. Уже подходим со Сколотовым к городку.

– Возвращайся. Я жду тебя в штабе. Дело есть срочное.

– Понял, товарищ подполковник. Возвращаюсь…

Еще не убрав от уха трубку, выполнил строевую команду «кругом» и жестом попрощался с лейтенантом. Пусть один свое пиво пьет, пусть хоть за шиворот себе льет, меня это не волнует. Я все равно на уговоры не поддался бы. Первые три шага выполнил строевым, но строевая походка на шоссе, и пусть дорога преимущественно военного пользования, выглядела весьма странной. Потому перешел на обычный быстрый шаг. До расположения бригады этим шагом можно добраться за восемь минут. Комбат у нас строгий и ждать не любит…

Дежурный по штабу сразу направил меня в кабинет начальника штаба майора Золотухина.

– Комбат там. Тебя ждут. Чего натворил? Сознавайся!

Я вообще-то секреты за пазухой не всегда прячу. Особенно от своих.

– Отказался пиво со Сколотовым пить. Больше ничего. Да… Еще, кажется, колбасу магазинную раскритиковал. Может, кто подслушал… Может, из-за этого… А больше ничего. Точно.

– Верю, – сурово сказал дежурный капитан, почесал линейкой спину и кивнул в сторону лестницы.

– Сереня, я на базаре видел такую деревянную штуку… в виде человеческой руки. Специально, чтобы спину чесать. Намного удобнее линейки. Под воротник засунешь, до штанов достанет. Точно тебе говорю.

– Я, понимаешь, по базарам никогда не хожу. Некогда. Если увидишь, купи при случае. Деньги честно отдам.

– На день рождения подарю, – пообещал я с долей торжественности в голосе.

Кажется, он поверил и кивнул в сторону лестницы повторно. И даже еще энергичнее.

Может быть, благодаря этому кивку, может быть, благодаря своей природной скорости перемещения в обозначенном пространстве, я преодолел два пролета лестницы быстро, шагая через три ступени, в том же темпе пересек наискосок широкий коридор и постучал в дверь кабинета майора Золотухина.

– Да-да… – раздался хриплый голос начальника штаба.

Я вошел. Майор сидел за своим рабочим столом, подполковник Солоухин болтал ногами, сидя на широком подоконнике у майора за спиной.

– Товарищ подполковник, старший лейтенант Котовский по вашему приказанию…

Комбат отмахнулся от доклада.

– Хорошо, Платон, что поторопился. Пойдем, комбриг вызывает. Тебя персонально. Ждет. Я уже сообщил, что ты возвращаешься. Готов?

– Тридцать три раза готов, товарищ подполковник. А по какому поводу «на ковер»?

– Я думал у тебя спросить.

– Виноват, товарищ подполковник. Не в курсе.

– Я – тем более. Погнали…

Пройти до штаба бригады двести метров – не марш-бросок на полсотни верст совершить. То есть это не есть сугубо важный с психологической точки зрения подвиг молодого солдата, когда он сам себя впервые в жизни перебарывает настолько, что перестает осознавать собственные ощущения. Мы перехода от штаба до штаба не слишком страшились и потому быстро с дистанцией справились. Дежурный по штабу громко, как натуральный рыжий кот, зевнул и показал на лестницу не кивком головы, а пальцем. Видимо, совершать направляющие движения кивком – это абсолютная привилегия дежурных по штабу нашего батальона. Когда дежурю, тоже обычно обозначаю направление движения кивками.

Разница между двумя штабами состояла еще и в том, что в штабе бригады не командир сидел в кабинете начальника штаба, а начальник штаба сидел в кабинете командира. Причем оба за командирским столом, хотя командир, как ему и полагается, в офисном кресле на колесиках, а начальник штаба на обыкновенном стуле с жестянкой, на которой значится инвентарный номер. Полковник с подполковником что-то рассматривали в мониторе компьютера. Увидеть изображение мы не могли. Но, судя по тому, что к компьютерной «мышке» ни один из старших офицеров не прикасался, они не в игрушки играли.

Подполковника Солоухина будто и не заметили, но меня вдруг стали внимательно ощупывать глазами. Так внимательно, что я даже щекотку почувствовал. Впрочем, «ощупывание» длилось недолго. Взгляды полковника и подполковника синхронно переместились на монитор, потом опять на меня, потом опять на монитор, потом друг на друга.

– Просто удивительно… – сказал полковник Звенигородский, качая головой.

Я не знал, что и предположить. Никаких персональных данных я в Интернете, точно помню, не оставлял. Даже никаких комментариев к чужим выступлениям никогда не писал, поскольку судьба моя – военная разведка, и не стоит офицеру спецназа военной разведки себя как-то рекламировать.

– Даже родинки… – сказал подполковник Велеречивый.

Чем им не понравились мои родинки, я не понял. На видном месте у меня только три родинки. Все три расположены аккуратно в одну линию поперек горла. Конечно, на теле у меня есть и другие родинки, но те не считал. Я не любитель себя перед зеркалом рассматривать.

– Раздевайся, старлей! – потребовал полковник Звенигородский.

– Как, совсем? – слегка возмутился я, несмотря на уважительное, хотя и не трепетное отношение к армейской субординации.

– Китель сними. И рубаху…

Полевой китель был надет на голое тело, потому задача упрощалась. Ощутил себя будто перед неумолимой врачебной комиссией, а совсем не перед своими командирами…

– Ну, подкачаться у него время и возможность есть. А строение тел идентичное. Почти не отличить. Только татуировка…

– Ты, старлей, татуировки любишь? – спросил Звенигородский строгим тоном.

– Никак нет, товарищ полковник.

– Нарисуем… Привыкнешь… – серьезно пообещал начальник штаба. Командир бригады согласно кивнул.

– А зачем мне татуировки? – поинтересовался я с нотками возмущения.

Командир бригады махнул рукой, подзывая меня к монитору. Вместе со мной и комбат двинулся, хотя его никто не звал. Но был жестко остановлен поднятой ладонью полковника Звенигородского:

– Свободен, Виктор Иванович. Спасибо…

Комбат слегка обиженно посмотрел на меня, но команду выполнил, развернулся и вышел из кабинета. И никто не обратил внимания на то, что он вышел молча. Может быть, только я один из троих знал, что так подполковник Солоухин начинает злиться. Старшим по должности, по большому счету, наплевать на то, что кто-то из их подчиненных злится.

Я же заглянул в монитор. Какой-то человек с отвратительной физиономией, по пояс обнаженный и демонстрирующий свои неплохие, хотя, на мой взгляд, излишне объемные и потому тяжелые мышцы, смотрел на меня прямо и нагло. Я даже подумал, что это я сам смотрю, но лицо не понравилось, я не умею смотреть так нагло.

Грудь человека украшала какая-то сложная татуировка, изображающая дерущихся драконов на фоне непонятного происхождения растений, чем-то похожих на привычный для каждой российской деревни чертополох.

---