Читать онлайн «След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий»

© Самаров Сергей Васильевич, 2016 год

Пролог

Со дня пожара в Славене прошло уже полторы седмицы^[1]. И город показывал, что он не умер совсем, но постепенно, хотя и заметно торопливо, поскольку подгоняли подступившие морозы, возвращался к жизни.

На дороге идущей со стороны Ильмень-моря и с приморского лесистого берега было людно и шумно. Где-то в лесу ржали лошади, хотя лошадей здесь было мало, в основном верховые. Здесь трудилось больше лосей. Лоси же тягали волоком длинные сосновые стволы, лишенные ветвей. Стволы выволакивали из леса, но тянули не сразу в город. Вернее, не в то, что от города осталось. Бревна складировали на берегу Волхова, хотя часть перетаскивали и через реку по льду, чтобы сложить на другом берегу. И там, в местах складирования, сосновые стволы сразу попадали в руки людей с топорами, которые без задержки начинали стволы ошкуривать. Людей и с топорами, и без них было много. Казалось, каждый желает приложить свои силы для общего дела. Но еще больше людей было на пепелище. Там расчищали площадки под сгоревшими домами, рыли углубления для землянок. Работали и мужчины, и женщины, и даже дети, что были в состоянии оказаться полезными. Там, где земля была глинистой, там ее не выносили, но собирали в большие кучи или просто в ямы. Глина должна была понадобиться, когда начнут делать в землянках «черные печи». Обычно славяне строили из досок опалубку, потом месили глину до состояния густой сметаны, заливали в опалубку, и ждали, когда глина высохнет. После этого можно было внешнюю опалубку снимать. А нижняя, внутренняя, потом сама сгорала в печи. Метод старый, и удобный, малохлопотливый.

Воевода Первонег, сопровождаемый двумя воями, одним из которых был черноусый Белоус, не бросивший раненого воеводу во время захвата варягами Славена, проехался по берегу, часто поглядывая на солнце, которое едва просматривалось сквозь облака. Проверил, как работают люди, потом по городскому пепелищу медленно проехал до моста через Волхов, не давая никаких советов людям, копающим ямы под землянки, никого не подгоняя. Первонег чувствовал прохладное отношение словен к себе. Многие считали, что он ответственен за то, что город сожжен, что они лишились своего имущества, что многие вои городской дружины сложили головы, защищая свои и соседские дома. Да и сам воевода порой винил одного себя, поддавшегося на простую хитрость воеводы бьярминских варягов Славера.

Во время пожара уже было загоревшийся мост, соединяющий Словенский конец^[2] с Людиным концом^[3] успели разобрать, и на другой берег со стены на стену пламя не перебросилось. Сейчас мост снова собрали, даже подремонтировали, сменив подгоревшие бревна на свежие и более крепкие, и Первонег смело добрался до ворот мостовой башни Людинова конца. Здесь, в этой части города, во время захвата Славена, стоял личный полк Первонега. И, в отсутствие воеводы, вои без команды разобрали мост и закрыли ворота, не пустив в эту часть города варягов. Правда, варяги стреляли горящими стрелами, пытаясь и Людинов конец поджечь, но местные жители видели, что с остальным городом стало, и потому дворы свои берегли, и огонь быстро сбивали.

Сейчас полк воеводы продолжал стоять на охране города, хотя бы его уцелевшей части. И там, уже на выезде из башни, когда Первонег поздоровался с воями охраны, к нему прискакал гонец, бросивший только несколько фраз:

– Едут… Вот-вот к воротам приблизятся. Пока остановились, подступы к стенам осматривают. Сейчас дальше двинутся.

Воевода вздохнул, и ударил своего сильного коня пятками. Конь пошел ходко прямиком к внешним городским воротам. Первый гонец от княжича Гостомысла, с предупреждением о прибытии, прискакал еще вечером. И высказал много странных для Первонега новостей. Оказалось, что Гостомысл не только сам возвращается вместе с теми двумя сотнями, что брал с собой – сотню простых воев своего бьярминского полка и сотню стрельцов покойного княжича Вадимира – но еще ведет с собой часть целого народа вагров вместе с их немолодым князем Бравлином Вторым. Что значит «часть целого народа» Первонег понять не мог, как не понимал, почему с этим народом в земли словен приходит князь Бравлин. Гонец сумел только сказать, что в Вагрии идет большая война с франками, и больше объяснить ничего не сумел. Просто не знал.

– Гостомысл сам все расскажет.

Дожидаясь рассказа княжича Гостомысла, который должен стать князем восстановленного Славена, Первонег все равно не понимал, как князь может покинуть свое княжество, когда там идет война. И потому думал, что гонец что-то напутал, как и с «частью целого народа». И потому торопился навстречу Гостомыслу, желая прояснить ситуацию.

Разговора о судьбе Славена Первонег не боялся. Все-таки, разговаривать с умным и вдумчивым Гостомыслом – это совсем не то, что разговаривать с его покойным отцом Буривоем, который, даже не выслушав до конца, мог бы и убить, не желая разбираться. Остался старшим в городе, должен был его защитить… Здесь логика Буривоя могла бы быть единственной, и даже понятной, может быть, даже одобренной большинством словен. Гостомысл, в отличие от отца, выслушает до конца, подумает, и сумеет сделать правильные выводы. Он никогда не делает необдуманных поступков, и служить такому человеку проще. А еще послужить Первонег сам желал. Он желал исправить то, что допустил, чтобы к моменту, когда его большое тяжелое тело понесут на погребальный костер, его душу не мучили мысли о собственной вине перед соплеменниками. Он не был уверен, что при путешествии к погребальному костру мысли не покидают тела человека. Разное люди говорили. Но сам воевода вину, существующую или надуманную, осознавал, и хотел ее искупить. Жалко было только, что возраст у него уже преклонный, и сделать многое он уже не успеет. И силы былые подходили к концу.

Гонец Гостомысла пристроился позади двух воев сопровождения городского воеводы. И обгонять Первонега не собирался. Но Людин конец был сравнительно небольшим, вытянутым вдоль Волхова, и пересечь его в узкой части, чтобы добраться до внешних городских ворот, можно было быстро. Еще на подъезде Первонег увидел некоторую суету, и построение воев своего полка для торжественной встречи княжича, как и полагалось. Вообще-то так полагалось встречать князя, а Гостомысл князем официально еще не стал. Требовалось собрать посадский совет, который вручит Гостомыслу меч и щит его отца, доставленные из Карелы. Сам княжич знал, что это не тот меч, с которым Буривой ходил в бой. Этот, что вручается посадским советом, слишком легкий для тяжелой руки. И щит совсем не тот, что способен в сечу защитить от вражеского оружия. Это оружие, что вручается, просто красивое, изузоренное, и является не больше, чем символом. Но символ этот дает человеку официальную княжескую власть. Официально считается, что дает только на десять лет, хотя Гостомысл не помнил случая, чтобы отец или дед Владимир Старый^[4] получали эти символы несколько раз. Получив раз, они уже не отдавали их назад, в посадский совет. И Буривоя никакой совет не выбирал, ему меч и щит передал перед кончиной сам Владимир Старый. Но сейчас случай особый. Это и сам Гостомысл понимал, и воевода Первонег тоже. Именно Первонег распорядился, чтобы воевода Военег доставил меч и щит в сожженный город. Здание посадского совета восстанавливали одновременно с тем, как строили землянки для горожан, и еще не успели восстановить. И советники где-то у себя держали символы власти города.

Сам Первонег видел и меч, и щит, когда их привезли. Причем, привезли в санях жены погибшего княжича Вадимира, которая вернулась в Славен из крепости, чтобы здесь родить сына, хотя жить ей в Славене было негде. Но нашлись добрые люди, приютили княжну в ее положении в совсем не пострадавшем доме Людиного конца, где Велибора на следующий же день по возвращению благополучно родила сына, которого назвали, как отец и хотел, Вадимом. Сразу по приезду, еще до того, как в Людин конец отправиться, Военега с Велиборой встретили посадские советники. Княжна двумя руками вцепилась в символы княжеской власти, словно не желала их отдавать. Воеводе Военегу применять силу не пришлось. Он просто строго посмотрел на Велибору, прошептал что-то, и она сразу разжала руки. Символы унесли, и куда-то спрятали. Наверное, в доме кого-то из советников, что жили в Людином конце, и чьи дома не пострадали. Таких тоже немало было, хотя городской посадник боярин Лебедян жил на другой стороне, и сгорел в огне, защищая свой дом от варягов.

Первонега удивляла жена Гостомысла Прилюда. Молодая и, казалось бы, опыта жизни не имеющая, в отсутствии мужа она, внешне мягкая и слабосильная женщина, взяла на себя заботу обо всем княжеском семействе, и не только. Она даже Первонегом командовала. Она организовала людей на работу, пока не подступили к пожарищу самые сильные холода, заставляла всех торопиться, и именно по приказу Прилюды даже вои большой частью сменили боевые мечи и копья на плотницкие острые топоры, и тоже занялись работой. Правда, только те, кого отпускал воевода. Здесь Прилюда командовать не бралась. Она так и сказала Первонегу:

– Отпускай, батюшка, тех, кто на службе не занят. Да тебе, чаю, лучше меня знать, сколько ты отпустить сможешь…