Питомцы апокалипсиса

Григорий Володин

Пролог

От мамы и сестренки у Стаса не осталось ничего, кроме воспоминаний. Ни одной фотографии. Ни одной из дешевых пластиковых заколок-рыбок – их Лена разбрасывала по всей квартире, и даже в школьном портфеле Стаса всегда валялось штуки три-четыре. Ни одного из брелоков «Мстители», подарков мамы. Будто никогда и не было у Стаса семьи на Земле.

Он помнил, как сонным воскресным днем гулял во дворе с сестренкой. Лена рисовала мелками на асфальте кривую рожицу кролика, а сам Стас сидел на качелях, лениво отталкиваясь ногой от земли, и не замечая носившихся вокруг детей.

Ему тогда было десять, его сестренке – шесть.

Ярко светило летнее солнце, обжигая детям макушки, в голове мальчика гудело от жара, но детскую площадку ему не хотелось покидать.

А идти надо было. Сначала домой – отвести Лену, – затем снова в больницу. Снова к маме.

Быстрое облако сползло с солнца, и Стас прикрыл глаза от освобожденного ослепительного света. Скрипела под рукой горячая веревка качелей.

Две девочки того же возраста что и Стас, со смехом покатились с горки «паровозиком». Девочка спереди пыталась выпрямить белые коленки, чтобы не повалиться на бок, но вторая за них держалась и не отпускала. Почти у самой земли обе перевернулись и упали чуть ли не к самым ногам Стаса.

Мальчик протянул руку и помог девочкам подняться, а когда они, отряхиваясь, начали благодарить его, просто отошел в сторону.

– Грубиян! – крикнула одна из девочек в спину Стаса.

– Лиза, какой же он грубиян, раз помог нам?

– А кто еще помогает и сразу убегает?

– М-м…супергерои?

– Да нет же? Грубияны!

На крики сзади Стас так и не обернулся.

Нет, в юном возрасте наш герой не считал девочек вампирами, с которыми стоит только заговорить, как они тут же гипнозом заставят пригласить их домой и съедят всю твою семью. Казановой он, понятно, не был, но общался охотно со всеми сверстниками. Только в тот день – у Стаса нутро чуяло – случилось что-то непоправимое. Что-то страшнее вампиров.

В любой другой день кроме воскресенья, Стас, возможно, подружился бы с теми девочками. Или играл бы с друзьями в футбол. Или завалился бы на диван перечитывать любимые потрепанные комиксы. Или смотрел бы боевик по ящику.

Но сегодня было воскресенье. А значит: снова через силу переступать порог забитой больными людьми раковой палаты. Снова считать третью от двери подушку и натыкаться взглядом на розовую лысую голову мамы. Снова ее дрожащая рука в пятнах экземы погладит его по лицу. Снова смотреть, как мамы под больничной рубашкой стало еще меньше по сравнению с прошлым визитом неделю назад.

А сегодня вдобавок точно нагрянет что-то новое неизбежное.

– Сегодня я пойду с тобой к маме, – заявила Лена.

– Ты еще мелкая, тебя не впустят в больницу, – отмахнулся мальчик.

Лена выпрямилась и уперла кулачки в бока.

– И когда же я стану не мелкой?

– Когда…когда все твои молочные зубы выпадут, – придумал на ходу Стас. Лена недоверчиво глянула на него.

– А твои что ли все выпали?

Стас ощерил рот в широкой улыбке:

– Конечно, смотри сама, – соврал мальчик. На самом деле, три задних «молочника» никак не хотели вываливаться, хоть Стас время от времени усердно шатал их языком.

Лена нахмурилась, совсем как взрослая, но все же сдалась.

– Ладно, но пообещай не выдавать маме, что я смотрела «Рыжую Принцессу» допоздна.

– Если только пообещаешь больше не смотреть свою «Принцессу» допоздна, – сказал мальчик, заглядывая сестренке за плечо.

На асфальте Лена нарисовала желтый выпуклый круг. Очень похоже на обручальное кольцо в маминой шкатулке. Даже две пересекающиеся царапины на ободке такие же.

На памяти Стаса мама никогда не носила кольцо. Видимо, обручальные кольца – штуки очень неудобные. И, нося их, люди вынуждены блюсти некий тяжкий обет, как Зеленые Фонари в обмен на кольца силы клянутся защищать жизнь во Вселенной.

Раньше мальчику иногда грезилось, как однажды в дверь их квартиры громко постучат. Стас сразу бросится открывать дверь. Может, кто-то из одноклассников хочет поиграть в футбол или сгонять на велосипедах на озеро?

Стоявший за порогом высокий незнакомец посмотрит на Стаса сверху вниз. Глаженый синий мундир с серебряным шитьем, увешанный золотыми медалями, зазвенит на мужчине, когда тот молча войдет в прихожую.

– Вас не впускали! – возмутится Стас. Но мужчина только взъерошит ладонью ему волосы. На безымянном пальце поднятой руки сверкнет гладкое золотое кольцо. Лена из комнаты увидит мужчину и закричит:

– Ма-а-а-а-ам! Кто-то пришел.

Стас уже занесет ногу, чтобы пнуть по сверкающему черному сапогу наглого дядьку. Но тут выйдет из кухни мама, вытирая руки о фартук. Она будет уставшей после готовки мясного рулета, но все равно красивой и не больной раком. Увидев незваного гостя, мама побледнеет, спрячет левую руку в карман фартука и бросится в спальню.

– Вы ее напугали, – возмутится Стас, решая все же пнуть чужака. Но мама уже вернется, и золотое кольцо с двумя царапинами сверкнет на ее пальце в тусклом свете прихожей. Мама бросится на грудь незнакомца и одновременно заплачет, и засмеется. Высунется на шум Лена. И гладя маму по никогда не выпадавшим в грезе мальчика волнистым волосам, незнакомец улыбнется Стасу и Лене. Старые обеты засияют с новой силой.

И тогда мальчик передумает пинать гостя за то, что тот вломился к ним. Ведь хозяин не должен спрашивать разрешения войти в собственный дом.

Стоило мальчику бросить взгляд на меловый желтый обод на раскаленном асфальте, как давняя греза снова вцепилась ему в глаза зубами. И не отпускала почти весь день, до самой больницы.

Когда перед запруженной больными палатой, словно свиньями загоном, уборщица, моя пол, сказала мальчику: «Твоя мама умерла, сынок, нечего тут топтать, иди домой», он решил, что ему померещилось. Но, увидев на третьей от двери подушке розовую голову незнакомой женщины, Стас сел прямо на порог, в горле его набухло нечто огромное, давящее, столь страшное, что он вдруг, не выдержав, расплакался. Кто-то из пациентов спросил его, в чем дело и, не дожидаясь ответа, отвернулся к стене. А Стас лишь мотал головой, и снова и снова пересчитывал подушки от двери. Первая, вторая, третья…первая, вторая, третья…

Когда мама умерла у Флеша, его любимейшего героя комиксов, мета-человеку в красном трико ничего не стоило отмотать время вспять. Но сегодня мама умерла не у Флеша – у Стаса.

Врачи и медсестры, перешагивая через Стаса туда-сюда, громко возмущались: «Чей это ребенок? Чей это ребенок?», пока уборщица не согнала его с порога шваброй: «Блин, чего ты как маленький».

Он отбежал в угол коридора, туда, где уборщица еще не елозила шваброй, и смотрел через открытую дверь на десяток обреченных людей в раковой палате. Кто-то читал газету, кто-то копался в телефоне, кто-то сопел во сне. Никто не ныл.

«Чего же я как маленький?»

И он рванул прочь от палаты. Его дешевые кеды быстро топали по зеленому наливному полу мимо медицинских каталок. На поворотах его маленькая голова и худые плечи едва не сшибали кадки с пальмами. Медсестры и пациенты в больничных рубашках с криками и руганью оглядывались на мальчика. А мальчик ни за что не хотел оглядываться. Ни за что, ни за что.

Он спешил домой к сестренке.

Стас уже видел, как в их дом врываются злые дядьки из службы опеки. Как его и сестренку увозят в разные детские приюты. Как их разлучают.

По телевизору иногда крутят фильмы о ребятах в детдомах: сиротам там очень несладко. Жесткая черствая пища, жесткие железные кровати, жесткие кожаные ремни в руках надзирателей – жизнь не должна быть настолько жестокой!

Срочно домой – забрать Лену, скрыться с ней в лесу за городом. Они найдут чистую реку, наловят жирных зайцев и белок, наготовят из них вкусные бургеры, и вообще: заживут не хуже, чем в городе. Выдрессируют волков по утрам приносить тапки в их шалаш. Маугли разрыдается от зависти.

Мальчик домчался до лестницы, занес ногу над обколотой плиткой на ступеньке и…

И наступил на гладкий железный пол. Яркий свет брызнул в глаза. Мальчик заморгал, огляделся.

Его окружила толпа высоких взрослых в плотных костюмах цвета гранатовых зерен или свежей крови на скотобойне. Острые лица и длинные руки обтягивала странная синяя кожа – точь-в-точь как у смурфиков. Незнакомцы смотрели желтыми глазами лесных дымчатых рысей из «Дискавери».

Кислый прелый запах больницы исчез, повеяло свежестью и чистотой, как после дождя. Словно воздух процедили через десяток кондиционеров.

– Не бойся, – сказал один из взрослых, странно коверкая слова. К мальчику протянулась большая синяя ладонь. – Мы не обидим.

Ребенок медленно взялся за ладонь взрослого, и его куда-то повели. Перед глазами стелились обитые блестящим металлом узкие коридоры. Стальной пол тихо звенел под туфлями. В редких круглых окнах сияли звезды. Ни земли, ни облаков: только звезды и чернота.

– Где мы? – спросил мальчик. – Как будто в небе над Землей.

Синий взрослый глядя в сторону покачал головой.

– Намного дальше, – сказал взрослый. – В небе над твоим новым домом.