Движущиеся картинки

Терри Пратчетт

Terry Pratchett

MOVING PICTURES

MOVING PICTURES © Terry & Lyn Pratchett 1990

First published by Victor Gollancz Ltd, London

© Демидов Р., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Смотрите…

Это космос. Его еще иногда называют последним рубежом.

(Вот только, разумеется, последнего рубежа быть не может, потому что тогда ему не для чего будет служить рубежом, но уж предпоследний-то рубеж из космоса получается отличный…)

На фоне звездной россыпи повисла туманность, огромная и черная, и посреди нее сияет, точно безумие богов, красный гигант.

А потом это сияние оказывается бликом в огромном глазу, и затмевается веком, и тьма взмахивает ластами, и Великий А’Туин, звездная черепаха, продолжает свой путь сквозь пустоту.

На спине у него стоят четыре слона. На их плечах, окаймленный водой, блистающий под лучами крошечного солнышка, величественно обращающийся вокруг гор своего ледяного Пупа, лежит Плоский мир – мир в себе и зеркало миров.

Он почти нереален.

Реальность – явление не цифровое, а аналоговое и не работает по принципу «вкл./выкл.». Она градуальна. Иными словами, предметы точно так же отличаются реальностью, как, скажем, весом. Например, одни люди реальнее других. По приблизительным подсчетам, на любой планете живет всего-то около пятисот реальных людей; именно поэтому они все никак не перестанут неожиданно сталкиваться друг с другом.

Плоский мир нереален ровно настолько, насколько это возможно, чтобы сохранять в себе частичку реальности, достаточную, чтобы он существовал.

Достаточную, чтобы он угодил в реальные неприятности.

Где-то в тридцати милях по вращению от Анк-Морпорка, там, где Круглое море встречается с Краевым океаном, на продуваемом ветрами, поросшем взморником, покрытом дюнами клочке земли шумел прибой.

Холм был виден за многие мили отсюда. Пусть и не слишком высокий, среди дюн он высился, точно опрокинутый корабль или особенно неудачливый кит; его покрывали низкорослые деревца. Дождь здесь проливался лишь тогда, когда у него не оставалось другого выбора. И, хотя в окружающих дюнах хозяйничал ветер, на невысокой вершине холма царила вечная звенящая тишина.

На протяжении сотен лет все здесь оставалось неизменным, кроме очертаний дюн.

До сегодняшнего дня.

На длинном изгибе пляжа стояла кособокая хижина, построенная из плавника, хотя в данном случае слово «построенная» оскорбило бы всех когда-либо существовавших умелых строителей кособоких хижин; даже если бы морю доверили накидать в кучу обломки дерева, оно и то лучше справилось бы с работой.

И вот внутри этой самой хижины только что умер старик.

– Ох, – сказал он. Открыл глаза и оглядел внутреннее убранство хижины. Последние десять лет оно выглядело каким-то расплывшимся.

Потом он спустил на землю свои… ну, если не ноги, то, по крайней мере, воспоминания о своих ногах, и встал с подстилки из приморского вереска. И вышел наружу, в алмазно-ясное утро. Он с любопытством подметил, что даже после смерти до сих пор одет в призрачное подобие своего церемониального облачения – оно было заляпано и оборвано, но в нем все еще узнавался бордовый плюш с золотым кантом. Или одежда умирает вместе с тобой, подумалось ему, или твое сознание по привычке облачается в знакомый наряд.

Та же самая привычка привела его к груде плавника рядом с хижиной. Но когда он попытался поднять несколько веток, его руки прошли сквозь них.

Он выругался.

И лишь после этого заметил у кромки воды фигуру, устремившую взгляд в море. Она опиралась на косу. Ветер трепал ее черный балахон.

Он заковылял к ней, потом вспомнил, что умер, и перешел на размашистый шаг. Размашисто шагать ему не приходилось уже несколько десятков лет, однако навык возвращался на удивление быстро.

Не успел он одолеть и половины пути, как темная фигура обратилась к нему.

– ДЕККАН РИБОБ, – сказала она.

– Это я.

– ПОСЛЕДНИЙ СТРАЖ ДВЕРИ.

– Да, что-то вроде того.

Смерть заколебался.

– ТЫ ЛИБО СТРАЖ, ЛИБО НЕТ, – сказал он.

Деккан почесал нос. «Ну разумеется, – подумал он, – самого-то себя касаться можно. А то ведь на кусочки развалишься».

– По-хорошему-то, Стража должна посвятить в таинства Верховная Жрица, – объяснил он. – Только Верховные Жрицы все кончились уж много тысяч лет как. А меня всему обучил старик Тенто, который тут до меня жил. Он просто взял и сказал мне однажды: «Деккан, я, кажись, помираю, так что теперь все на тебе, а то ведь ежели не останется тех, кто помнит, так все начнется по новой, а ты сам понимаешь, что это значит». Ну, я‑то был не против. Но порядочным таинст-вопосвящением это не назовешь.

Он посмотрел на песчаный холм.

– Только мы с ним оставались, – проговорил он. – А после него про Голывуд один я и помнил. А теперь…

Его рука взметнулась к губам.

– Ай-ай-ай, – выдохнул он.

– ДА, – согласился Смерть.

Неверным было бы сказать, что на лице Деккана Рибоба промелькнул испуг, потому что в тот момент его лицо находилось в нескольких ярдах от него и носило этакую застывшую усмешку, словно до него дошла наконец-то соль шутки. Но душа Деккана определенно была обеспокоена.

– Видишь, какая штука, – пустилась она в сбивчивые объяснения, – сюда ведь никто не приходит, разве что рыбаки с соседнего залива, а они тут только рыбу оставляют и сразу удирают, суеверные потому что, а я ведь не мог взять и пойти искать себе ученика, потому что нужно было за костром следить и гимны петь…

– ДА.

– …это ведь страшная ответственность, когда, кроме тебя, работу делать некому…

– ДА, – согласился Смерть.

– Ну да, конечно, тебе ли не знать…

– ВЕРНО.

– …ну и вот, я все надеялся, что сюда занесет какого-нибудь моряка с разбившегося корабля или охотника за сокровищами, а я бы ему пересказал все, что мне говорил старик Тенто, и гимнам бы его обучил, и все бы устроил перед тем, как копыта отбросить…

– ДА?

– А нельзя мне этак потихонечку…

– НЕТ.

– Так я и думал, – уныло вздохнул Деккан.

Он перевел взгляд на волны, захлестывавшие берег.

– А ведь тут когда-то, тысячу лет назад, был большой город, – сказал он. – Там, где море теперь. Когда штормит, слышно, как под водой бьют старые храмовые колокола.

– Я ЗНАЮ.

– Бывало, ветреными ночами я сиживал здесь и слушал. Воображал, как там, внизу, мертвые звонят в колокола.

– НО ТЕПЕРЬ НАМ ПОРА УХОДИТЬ.

– Старик Тенто говорил, что тут, под холмом, зарыто что-то такое, что может управлять людьми. Заставить их выделывать странные штуки, – сказал Деккан, неохотно следуя за шествующей фигурой. – Но я никаких странных штук не выделывал.

– НО ТЫ ВЕДЬ ПЕЛ ГИМНЫ, – ответил Смерть. И щелкнул пальцами.

Его конь оставил попытки щипать редкую поросль на дюнах и подбежал к Смерти. Деккан удивился, заметив, что на песке остаются следы копыт. Он-то ожидал увидеть искры или хотя бы оплавленный камень.

– Э‑э, – сказал он, – а ты не расскажешь мне, э‑э… что будет дальше?

Смерть объяснил.

– Так я и думал, – мрачно проговорил Деккан.

Костер, горевший на невысоком холме всю ночь, обрушился, подняв в воздух фонтан пепла. Но несколько угольков продолжали тлеть.

Вскоре им предстояло погаснуть.

…

…

..

.

Они погасли.

.

..

…

…

Еще целый день после этого ничего не происходило. Потом в маленькой впадинке на краю угрюмого холма сместились несколько песчинок, открыв небольшую ямку.

И что-то вырвалось на волю. Что-то незримое. Что-то радостное, самовлюбленное и чудесное. Что-то эфемерное, словно идея, – собственно, это она и была. Сумасбродная идея.

Она была так стара, что возраст ее не уместился бы ни в один известный человечеству календарь, и были у нее только память и нужда. Она помнила жизнь в других временах и других вселенных. Она нуждалась в людях.

Идея поднялась к звездам, меняя облик, закручиваясь струйкой дыма.

На горизонте сияли огни.

Она любила огни.

Несколько мгновений идея созерцала их, а потом невидимой стрелой нацелилась на город и устремилась к нему.

А еще она любила действие…

Минуло несколько недель.

Говорят, что все дороги ведут в Анк-Морпорк, величайший из городов Плоского мира.

По крайней мере, говорят, что говорят, что все дороги ведут в Анк-Морпорк.

Это не так. Все дороги ведут из Анк-Морпорка, просто некоторые люди ходят по ним не в ту сторону.

---