Тёмно-светлые истории

Мария Старец

Зачем приходит темнота

Темнота опустилась на лес внезапно, словно все его деревья, овраги, тропинки, ручьи и норы разом накрыло огромным байковым одеялом. Только под одеялом тепло, а в лесу стало холодно. Холодно и очень тихо, ведь в темноте хочется говорить шепотом, а то и вообще молчать. И не шевелиться. Затаиться, будто тебя и нет вовсе, и ждать.

Вот такая молчаливая, одинокая темнота затопила лес и стала ждать, когда кто-нибудь осмелится выйти ей навстречу.

Миша не заметил, как пришла темнота, потому что спал, как всегда, после обеда. Проснувшись, он решил было, что проспал слишком долго и уже наступила ночь. Но темнота была другой, слишком густой, и глаза никак не могли к ней привыкнуть. Нужно было зажечь лампу. Миша сел на кровати, пошарил лапой в темноте, но вместо лампы чуть не столкнул с тумбочки чашку с недопитым чаем. Чашка была еще теплая! Значит, ночь никак не могла прийти так быстро.

Нащупав, наконец, керосиновую лампу, Миша зажег ее. Каким же тусклым оказался этот свет, обычно освещавший всю берлогу. Деревянная в зазубринах поверхность тумбочки, чашка с чаем да собственная лапа – вот и все, что разглядел Миша. Дальше рыжий свет тонул в бархатной темноте. «Ну и дела! – подумал Миша. – Совсем темнота расшалилась».

Неожиданная мысль пришла ему в голову. А что если темнота, проголодавшись, взяла и проглотила его берлогу, и осталось от его жилища одно пустое место? Что если кровать, на которой он спал, парит в пустоте, и стоит Мише сделать шаг, как он провалится в это черное неведомое ничто? Он повернул голову в ту сторону, где должен был стоять круглый дубовый стол, буфет с баночками варенья и соленьями, печка-толстобрюшка. Ничего из этого видно не было, одна чернота. «Интересно, – подумал Миша, – понравилось темноте тыквенное варенье? Это ведь был мой собственный рецепт, совершенно новый».

Был только один способ выяснить, на месте ли берлога. Миша спрыгнул с кровати и почувствовал под лапами мягкий ворсистый коврик. Сделал пару шагов и встал на дощатый пол. Держа лампу перед собой, он медленно и осторожно прошелся по берлоге. Рыжеватый свет по очереди выхватывал из темноты разные предметы: угол кровати, накрытой разноцветным лоскутным одеялом, большой сундук, стол, а на нем глиняную вазу с букетом из желтых кленовых листьев и горшочек с орешками. Все на месте. Темнота не взяла чужого, и за это Миша мысленно ее похвалил.

Возле буфета Миша удивленно остановился. От полки с вареньем исходило какое-то слабое мерцание. Миша подошел поближе и сразу догадался, в чем дело. В свете лампы поблескивали стеклянные баночки. Их круглые бока, как кривое зеркало, отражали мордочку Миши. Множество крошечных пушистых медвежат смотрело на него с буфетной полки, и каждый чуть-чуть отличался от прочих. Из баночки с абрикосовым вареньем на него глядел Миша любопытный – вздёрнутый черный нос был комично вытянут вперед, будто он что-то вынюхивал. В баночке с ежевичным вареньем притаился Миша удивлённый – его блестящие черные глазки казались огромными и выпученными. А в баночке с вареньем из крыжовника сидел самый ушастый Миша.

«Занятно, какой я здесь сам не свой», – подумал тот Миша, что стоял на полу в берлоге, и помахал всем своим отражениям сразу. Отражения помахали в ответ.

Миша побродил по берлоге еще немного, но, не обнаружив больше ничего необычного, решил, что пора проверить, как там снаружи. Подойдя к двери, он взялся было за сделанную из старой коряги дверную ручку и замер. Всего на мгновение, но за это коротенькое мгновение в голове у него уместилась огромная мысль.

Пока он стоит неподвижно, темнота там, за дверью, может скрывать все, что угодно, все, что ему вздумается. Может быть, его ждут неведомые страны, новые друзья, удивительные приключения, необычный рецепт варенья. Не успев как следует посмаковать эту заманчивую идею, Миша отворил дверь и высунул нос из берлоги.

Снаружи была темнота. И тишина. Обе они, и темнота, и тишина, были такими плотными, что Мише почудилось, будто за дверью оказалась глухая стена. Он поднял лампу повыше. Наткнувшись на непроницаемую темноту, маленький беззащитный огонек совсем стушевался. Он робко освещал Мишину пушистую лапу, но дальше идти не решался. Не решался и сам Миша.

Стоя на пороге, он опустил лампу и посмотрел вверх. Ведь должны же быть у этой темноты верх и низ! И он увидел их. Звезды! Огоньки далеких звезд мерцали так слабо, будто свет их проходил сквозь запотевшее стекло. И все-таки они были там, на своих местах. А если звезды, пусть и немного уставшие, на своих местах, значит, и остальной мир никуда не делся.

Миша вновь всмотрелся в темноту, прислушался и уловил едва слышный звук, которого не заметил сразу. Не то шуршание, не то хлюпанье. Миша подумал, что слышал похожий звук раньше, когда ходил на реку рыбачить. Так шумели мелкие речные волны, набегая на песчаный берег. Но сейчас звук был гораздо тише. Это за порогом берлоги плескалась затопившая лес темнота.

И тогда Мише представилось, что лес превратился в густое черное море, в котором тут и там, будто маленькие одинокие острова, виднеются берлоги, норы, дупла и гнезда. Вот и его берлога плывет в этом безбрежном море, и только маленький огонек керосиновой лампы удерживает ее на плаву. А где-то там, далеко-далеко, отделенные от него морем темноты, есть и другие жилища, и в каждом светится свой крохотный огонек.

И тут Миша охнул и чуть не выронил лампу. Вжух! Как же он мог забыть! От досады Миша даже ударил себя лапой по лбу – лапа была мягкой, и получилось не очень больно.

Зайка Вжух был Мише лучшим другом, а Миша только сейчас вспомнил, что керосиновая лампа Вжуха недавно вышла из строя. Что если он не успел ее починить? Что если он остался совсем один? Что если его нора потонет в этой темноте? Нужно срочно что-то делать, скорее идти к нему. Море темноты разделяло их, но нужно было во что бы то ни стало его переплыть.

Миша шагнул за порог. Под лапами его, будто волны прибоя, зашуршали опавшие листья. Он сделал еще несколько шагов, потянул носом воздух. Пахло осенью. Значит, под завесой темноты по-прежнему осень, рыжая, золотая, багряная. И хотя верилось в это с трудом, Миша верил.

Миша хорошо помнил дорогу к Ромашковой поляне, где жил зайка Вжух. Главное – не терять направление. Он медленно пошел вперед, держа лампу перед собой. Толку от ее робкого света было немного, и все-таки с ним было уютнее. Миша осторожно брел по палой листве, а рыжий огонек раскачивался в такт его шагам, и издали казалось, что сквозь темноту пробирается одинокий заблудившийся светлячок.

Внезапно прямо перед Мишиным носом вынырнуло что-то огромное и когтистое. Куст шиповника! Тусклый свет лампы в последний момент выхватил его из темноты. Медведик успел отшатнуться, чтобы не угодить прямо в его колючие объятия. Но, сделав шаг назад, он оступился, вскинул лапы, чтобы не упасть, и выпустил лампу. С треском она упала в листву и погасла. Над Мишей сомкнулась темнота.

Миша зажмурился и застыл, затем медленно открыл глаза и вновь опустил веки. Ему показалось, что с закрытыми глазами видно чуточку лучше. «Наверное, – решил он, – это оттого, что с закрытыми глазами он не видит ничего, а с открытыми видит темноту. С ним и раньше бывало, что он ничего не видел, например, когда они с друзьями играли в жмурки, а вот внутри такой плотной темноты он оказался впервые.

Миша решил двинуться дальше вот так, с закрытыми глазами, будто играет в жмурки. Он сделал пару шагов, задумался, повернул в другую сторону и вдруг понял, что потерял направление. Он больше не знал, в какой стороне Ромашковая поляна! Он даже не был уверен, что сможет вернуться обратно в берлогу.

Открытие было неприятным. Миша нахмурился и посмотрел в темноту почти сердито. Они так не договаривались! Собственно, они с темнотой вообще никак не договаривались, но отступать Миша был не намерен. «Буду смотреть на тебя, пока не ответишь», – говорил его насупленный взгляд. Темнота оставалась безучастной, но Миша мог быть очень упрямым, когда дело было действительно важным. А что может быть важнее Вжуха!

Так они и стояли – Миша и темнота. Медведик вглядывался в нее, ожидая ответа, а она плескалась у его лап, непроницаемая, густая и молчаливая. Сколько они простояли так, Миша не знал. Может быть, полминуты, а может, целую вечность, которую и временем-то не измеришь. И вдруг она ответила!

Далеко впереди замерцал огонек. Крошечный, серебристый, едва живой. Осторожно пробуя землю лапой, чтобы не свалиться в какой-нибудь овраг, Миша пошел на этот призрачный свет.

Сначала казалось, что огонек совсем не приближается, такой он был маленький и несмелый. Но вот свет его стал увереннее. Подойдя ближе, Миша увидел, что огоньков было несколько. Они повисли в темноте, будто стайка застывших в воздухе светлячков. Охваченный любопытством, медведик ускорил шаг и оказался рядом с семейством необычных грибов. Они стояли на длинных, тоненьких ножках, которые изгибались под тяжестью больших шляпок. Шляпки эти, по форме напоминавшие колпачки, излучали мягкий серебристый свет.

Никогда Миша не видел в лесу таких грибов, а ведь грибником он был опытным. «Может быть, – подумалось ему, – в отличие от всех прочих растений, которым нужен свет, эти растут только в такой кромешной тьме». Мысль казалась разумной. Зачем нужны светящиеся грибы, когда вокруг все и так залито солнцем?