Просторная спальня, широкая кровать и сухое, истощённое тело старика, облачённое в дорогую пижаму, так нелепо смотрящееся на покрытом бордовым шёлком ложе любви. Ален по привычке протянул руку вверх в поисках шнурка колокольчика для прислуги и чертыхнулся, не обнаружив его. Ему пришлось встать, чтобы налить в стакан воды из графина. Путешествие инкогнито имело некоторые неудобства.

Старательно разжевав таблетку снотворного, запив её глотком тёплой жидкости, он решил не сразу возвращаться в постель, а подошёл к окну, повинуясь внезапному желанию видеть людей, и раздвинул тяжёлые коричневые портьеры.

Огни ночного города блестели «змеиной чешуёй» отсветов в чёрных водах Темзы.

Комната наполнилась не только отсветом фонарей, но и громкими звуками, словно толстой ткани было достаточно, чтобы изолировать помещение от уличного гомона. Постукивания каблучков припозднившихся леди гулким эхом отдавались от мостовой. Из приоткрытого окна одного из домов лились звуки оперы Верди «Травиата»; высокий, полный страсти мужской голос – чуть надтреснутый, искажённый граммофоном – объяснялся в любви падшей женщине.

Мистер Брион плотно сжал губы и постарался абстрагироваться от бьющей по нервам музыкальной партии. Крики пьянчужки, недовольного тем, что его выкинули из паба, разрезали воздух, заставляя одиноких прохожих опасливо оглядываться и переходить на другую сторону тротуара. Промчавшийся автомобиль осветил фарами влюблённую парочку, ищущую уединения в темноте арки многоэтажного дома.

Как многое изменилось с тех пор, как он в спешке садился на поезд вокзала Лондонский мост, купив билет до Дувра, откуда морем отправился домой, в Монреаль, вместо счастливого жениха сделавшись убийцей друга. Ален прикрыл веки. Запрятанные в дальние уголки памяти воспоминания снова попытались вырваться на свободу, принося горечь и боль.

– Je t'aime, je t'aime, je t'aime…

Его француженка, актриса английского театра.

Пухлые губы раскрыты в сладостных криках оргазма, влажная, белая кожа пахнет малиной, рыжие локоны языками яркого пламени разметались по подушкам.

– Только ты… только с тобой…

И он верил, слепец, не замечающий ничего дальше собственного носа.

Первое письмо принесли с почтой за полмесяца до помолвки. Он порвал желтоватый лист вместе с конвертом и бросил в камин, не дочитав гнусный навет на любимую. Второе прочёл до конца. Последние строчки содержали обещание назвать имя таинственного любовника вероломной невесты.

Брион разомкнул тяжёлые веки, перевёл взгляд на реку и пошатнулся от удивления.

По водам Темзы с шумом двигался колёсный пароход – огромный, железный «монстр», освещённый множеством фонарей, украшенный разноцветными флажками, словно для праздника. Стальной «элефант», явившийся из далёкого прошлого, не мог быть реальностью. Старик хорошо понимал это, не представляя, чем вызван новый мираж.

Он видел не меньше сотни людей, прогуливающихся по верхней палубе, мелькающих между ними официантов в белых пиджаках, с уставленными фужерами подносами в руках.

Ему показалось, что слышит смех и голоса празднично одетых людей, шарканье обуви по деревянной палубе. Несколько пар танцевали под звуки вальса, исполняемого сидящим на возвышении небольшим оркестром.

Выведенное на борту «железного монстра» «Грейт Истерн» ни о чём Алену не говорило; он впервые видел этот пароход.

Внимание привлекла фигурка хрупкой женщины, стоявшей чуть в стороне от других пассажиров, одетой не по погоде– в лёгкое голубое платье. Сердце сжалось, затрепетало, неровными толчками посылая волны горячей крови в виски. Эстель…

Он узнал бы её из сотни, из тысячи, из миллиона.

Брион жадно вглядывался в далёкое видение, напрасно стараясь расслышать, о чём говорит бывшая невеста с высоким мужчиной, пытающимся взять её за локоть. Она ответила, покачав головой, явно не соглашаясь с собеседником, и отвела руки за спину. Мужчина резко развернулся и стремительно направился в сторону пассажирских кают.

Эстель повернулась спиной к реке, склонила голову набок, словно обдумывая что-то, а затем, заправив за ухо выбившуюся из причёски прядку знакомым до боли жестом, обернулась, словно чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд.

Он простонал от пронзительного желания, заставившего сжать пальцы в кулак. Если бы можно было коснуться её, успокоить, ощутить шелковистость огненной гривы волос, вдохнуть их аромат… Он так любил расчёсывать непослушные локоны по утрам, приглаживая поднимающиеся вслед за щёткой наэлектризованные волоски. Если бы смог прикоснуться губами к нежной щёчке, если бы…

Алену казалось, расстояние между ними сократилось, переломив не только ход времени, но и пространство, и она сейчас смотрит в его сторону, даже, возможно, видит.

Он заметил дорожки слёз, тонкой струйкой вытекающие из ярких, словно летнее безоблачное небо, глаз.

– Негодяй! Как он посмел?!

Адресованные незнакомому обидчику слова болью ударили в собственное сердце. Кто он такой, чтобы судить? Кто знает, по ком эти слёзы, не он ли сам автор обиды, вызвавшей нервный срыв?

– Прости, – снова сорвалось с губ. Брион готов был тысячу раз повторить, но что толку.

Эстель не мигая смотрела в его глаза, а затем, горько усмехнувшись, перевела взгляд на колесо, взбивающее тяжёлую воду реки в густую белую пену. Она, пошатываясь, направилась к казавшимся издалека тонкими нитями поручням.

Он закричал, предугадав, что Эстель собирается сделать. Скрюченные артритом пальцы остервенело задёргали раму, пытаясь открыть окно.

Ален кричал в далёкое прошлое, срывая голос до хрипоты:

– Не смей этого делать, не смей!

Словно она могла его слышать…

Проклятые щеколды не двигались. Он выл от бессилия, не имея возможности помешать любви всей своей жизни совершить суицид. Старик молил трясущимися губами, ставшими мокрыми от хлынувших слёз:

– Прошу, пожалей себя… Ради меня… остановись, прошу… Прости…

Но окно не поддавалось, а Эстель не останавливалась. И вот уже длинные ноги перекинуты через перила.

Она откинула голову назад, в последний раз взглянула на полное ярких звёзд небо и, оттолкнувшись от начищенных до блеска поручней, бросилась навстречу холоду тёмных вод.

Он мог поклясться, что слышал, как актриса прошептала за секунду до прыжка:

– Jet'aime…

Смертельно раненная ревностью синяя птица его мечты о счастье.

Но птицы не падают; они, сложив крылья, стремительно взлетают вниз, уносясь порывом встречного ветра в необъятные просторы вечности.

Боль – дикая, раздирающая – накрыла Бриона с головой, разрывая на куски изношенное временем сердце, даря надежду на покой и скорое воссоединение с любимой.

Часть вторая

Свет лампы упорно бил в лицо, просачиваясь ярко-жёлтым пятном сквозь плотно сомкнутые веки, не желая оставить в спасительной темноте того, кто ещё не сполна заплатил по счетам.

– Сэр, вы меня слышите? Вы можете открыть глаза?

Незнакомый, настойчивый голос, поначалу идущий издалека, ударил по ушам старика запредельными децибелами, круша надежду остаться по ту сторону жизни.

Он недовольно поморщился, приподнял тяжёлые веки и встретился со взглядом внимательных серых глаз, принадлежащих склонившемуся над постелью мужчине средних лет.

Незнакомец улыбнулся:

– Ох и перепугали вы нас, мистер Брион.

Пересохшие губы Алена с трудом разомкнулись, распухший язык с неимоверными усилиями оторвался от нёба.

– Что случилось? Кто вы? Где я?

– Я – Петер Марк, врач. Вы в отеле. У вас произошёл сердечный приступ, очевидно, увидели что-то волнующее в окно. Горничная, прибирающая в соседнем номере, услышала крики, затем стук падения и позвала на помощь. Ваше счастье, что кто-то находился в этот момент неподалёку.

– Я умираю?

– Нет. Меня вызвали вовремя. Всё, что вам нужно для выздоровления, – сон и покой. Я вызвал неотложку. У вас микроинфаркт, но вы легко отделались.

Брион посмотрел на отводящего взгляд доктора и мягко улыбнулся.

– Я отказываюсь покидать эту комнату. – Он качнул головой, прерывая протесты врача. – Это не обсуждается. Мистер Марк, будьте честны, отвечая на мой вопрос. Я не в том возрасте, чтобы бояться правды.

– Вам необходимо постоянное наблюдение у специалиста. Конечно, я не вправе настаивать на госпитализации. А вот чтобы точнее ответить на вопрос про «умираю», мне придётся самому задать их парочку. У вас случались раньше подобные приступы?

– Инфаркты, хотите сказать? Не бойтесь называть вещи своими именами. Да, были – дважды.

– Значит, этот третий?

– Выходит так.

– Тогда не буду лукавить: четвёртый вы вряд ли переживёте. На вашем месте я воздержался бы от любых волнений и привёл все документы в порядок. Вам противопоказано любое путешествие, поэтому вызовите родственников в Лондон.

– Некого вызывать – я совершенно один. Жена умерла двадцать лет назад, а детей нам Господь так и не дал… – Ален замолчал, пытаясь продавить комок горечи, образовавшийся в горле.

– Мне очень жаль, простите за бестактность. Вам нельзя волноваться.

Рука доктора потянулась к больному, нащупывая пульс.

– Это было давно.

– Но есть хоть кто-то?

– Внучатые племянники. Только им ни к чему мчаться в Англию – завещание оформлено пять лет назад. Утром придёт мой личный секретарь.

---